Тэд Уильямс - Город золотых теней
— Да. — Пифлит сунул руку в седельную сумку и извлек кусок кожи, свернутый в толстый рулон. Таргор, похоже, догадался, что это за кожа. — Я едва не угодил на клыки кабана-оборотня, когда его добывал, — добавил Пифлит. — И помни, ты обещал, что с ним ничего не случится. Его уже ждет покупатель!
— Ничего не случится… со свитком. — Таргор взял его, слегка встревоженный: свиток словно извивался в руке. — А теперь следуй за мной. Тебе ничего не грозит: ты будешь оставаться на безопасном расстоянии.
— На безопасном расстоянии — это означает, по ту сторону гор, — жалобно простонал Пифлит, но все же зашагал следом.
Туман окружил путников подобно толпе попрошаек, хватая за ноги холодными щупальцами. Вскоре они приблизились к огромному кольцу из камней, отбрасывающему широкие тени на залитый лунным светом туман.
— Да существует ли на свете магический артефакт, достойный такого риска? — тихо спросил Пифлит. — Насколько ценна маска Ксалисы Тол для тебя, ведь ты не волшебник?
— Ровно настолько, насколько она ценна для волшебника, нанявшего меня, чтобы украсть ее, — ответил Таргор. — Пятьдесят бриллиантов по империалу каждый.
— Пятьдесят! О боги!
— Да. А теперь заткнись.
Таргор еще не договорил, а ветер вновь донес до них странную музыку — зловещее, негармоничное взвизгивание флейт. Пифлит выпучил глаза, но промолчал. Парочка прокралась между двумя ближайшими камнями, игнорируя вырезанные на них символы, и остановилась у подножия большого кургана.
Воин вновь посмотрел на вора, взглядом подкрепляя приказ молчать, потом наклонился и стал орудовать Жизнегубом, словно обычным крестьянским инструментом. Вскоре Таргор вырезал и снял широкую полосу дерна. Когда он начал разбирать открывшуюся под дерном каменную стену, из отверстия пахнуло гниением и странными ароматами. На холме встревоженно заржали лошади.
Сделав достаточно большую для своих широких плеч дыру, Таргор знаком велел своему компаньону подать ему свиток Нантеора. Когда он развернул его и прошептал слова, которым его научил волшебник, — слова, которые он выучил, не понимая смысла, — нарисованные на свитке символы вспыхнули красным; одновременно тускло-красное свечение вспыхнуло и в глубине кургана. Когда оно угасло, а руны на свитке тоже перестали светиться, Таргор свернул свиток и протянул его Пифлиту. Потом вынул кремень с кресалом, запалил принесенную с собой ветку — под яркой луной факел ему не был нужен — и пролез через дыру в гробницу Ксалисы Тол. Обернувшись, он в последний раз увидел по ту сторону прохода силуэт встревоженного Пифлита, очерченный лунным светом.
Первое впечатление от внутренности кургана оказалось одновременно и устрашающим, и ободряющим. В дальнем конце помещения виднелось еще одно отверстие — на сей раз в виде двери странной формы, — ведущее вниз, снова в темноту: большой курган был лишь чем-то вроде прихожей над подземельем. Но ничего другого Таргор и не ожидал. В старинной книге его клиента-волшебника место, где Ксалиса Тол замуровала себя перед смертью, описывалось как «лабиринт».
Таргор снял с пояса мешочек и высыпал его содержимое на ладонь. Светящиеся семена, каждое из которых было лишь пылинкой света в этом темном месте, укажут ему обратный путь, и ему не придется бродить под землей вечно. Таргор слыл одним из отчаяннейших храбрецов, но и он желал встретить день своей смерти под открытым небом. Его отец, проживший почти всю жизнь в полурабстве на железных рудниках Боррикара, погиб при обвале туннеля. То была страшная и недостойная человека смерть.
Прокладывая себе путь среди свисающих с потолка влажных белых корней и приближаясь к двери в дальнем конце помещения, Таргор заметил нечто странное и неожиданное: в двух-трех шагах справа от двери что-то мерцало, словно угли затухающего костра, хотя не отбрасывало никакого света на земляные стены. На его глазах мерцание разгорелось, ярко вспыхнуло и превратилось в висящее в воздухе отверстие, испускающее желтый свет. Зарычав, воин поднял Жизнегуб, гадая, уж не сработали ли отвлекающие его чары, но руны на клинке не вспыхнули от присутствия магии, а воздух в кургане пахнул лишь влажной землей и — едва заметно — чем-то мумифицированным, то есть как и обычно в погребальных камерах.
Он замер, напрягая мышцы до железной твердости, ожидая появления из этой магической двери какого-нибудь демона или колдуна. Так ничего и не дождавшись, он приблизился к сияющему отверстию и протянул к нему руку. Тепла он не ощутил, лишь свет. Еще раз оглядевшись вокруг — без осторожности Таргор не пережил бы столько смертельно опасных приключений, — он наклонился и заглянул в яркий портал.
Таргор ахнул, не веря своим глазам.
Тянулись долгие секунды. Он не шевелился. Не подал он признаков жизни и тогда, когда Пифлит, просунув голову в отверстие, позвал его — сперва тихо, а потом все громче и тревожнее. Воин словно окаменел, превратившись в обтянутый черной кожей сталагмит.
— Таргор! — Пифлит уже кричал, но товарищ его словно и не слышал. — Музыка заиграла снова, Таргор! — Через секунду вор встревожился еще больше. — Сюда кто-то идет! Охранник гробницы! Таргор!
Наемник стряхнул с себя притягательную силу золотого свечения и покачнулся, словно пробуждаясь от глубокого сна. Затем — ошеломленный Пифлит наблюдал за ним с ужасом — обернулся к иссохшему трупу некогда великого воина, вышедшему из темной двери в дальней стене кургана. Движения Таргора были еще более медленными и сонными. Он едва успел поднять Жизнегуб, как закованная в броню мумия обрушила ему на голову ржавый боевой топор, расколов череп до первого позвонка.
Таргор шевельнулся в серой пустоте. В памяти еще звучали изумленные крики Пифлита. Его изумление было не меньшим.
«Я мертв! Я мертв! Но как я могу быть мертв?»
В такое было невозможно поверить.
«То был лич. Тупой и неуклюжий лич. Я убивал их тысячами. Ну как меня могло прикончить подобное ничтожество?»
Несколько секунд он отчаянно всматривался в омывающее его серое ничто, но не обнаружил никаких решений, никаких задач. Тогда он отключился и снова стал Орландо Гардинером.
* * *Орландо выдернул разъем и сел. События потрясли его настолько, что он долго шарил руками в воздухе, пока не нащупал поддерживающие голову подушки, затем изменил форму кровати, чтобы можно было сидеть. На его коже выступили жемчужинки пота. Ныла затекшая от долгой неподвижности шея. Голова тоже болела, и пробивающийся в окна спальни дневной свет отнюдь не помогал от этой боли избавиться. Он хрипло произнес команду и превратил окно в черную стену. Нужно было поразмыслить.
