Андре Лори - Рубин Великого Ламы
И это поведение ее, то милое и снисходительное, то холодное, происходило оттого, что она не могла выдержать характера в присутствии Оливье. Каждый раз, как он приближался к ней, он находил ее в полном вооружении, заключенной в тогу своего высокомерия, с твердым намерением дать ему отпор. Напрасные старания! Вспоминая все подробности вечера, она. должна была признаться, что вместо приготовленного отпора весь вечер они провели, как хорошие товарищи, связанные горячей дружбой. Это приводило ее в отчаяние.
Что же касается Дероша, то с каждым днем он чувствовал меньше причин торопиться с отходом «Галлии», он сознавался себе, что общество Петтибона и черных спутников не может заменить вторника леди Дункан.
Если рвение самого изобретателя так ослабело, тс что же нужно сказать о других? После такого грубого обхождения Петтибона, те, которые имели только пустые причины, чтобы участвовать в путешествии, а таких было громадное большинство, скоро отстали. Но оставалась еще группа кандидатов, которые из различных побуждений решили расстаться со своими намерениями только в последней крайности. Между ними особенно выделялись по своему упорству Фицморрис Троттер, майор Фейерлей, ученый Отто Мейстер и лорд Темпль.
Они действовали из разных побуждений. Для майора и Фицморриса это было просто жаждой наживы; это общее желание может быть началом низких и великих дел, оно дает массу сил, пробуждает к деятельности, создает предприятия и приводит к открытиям, содействующим прогрессу.
Отто Мейстер упорствовал из иных побуждений, более возвышенных и живых. Он предвидел, что экспедиция может иметь в результате важные научные открытия; отсюда весьма понятно честолюбивое желание ученого участвовать в путешествии. Но этого мало; ведь он был немец! Как мог он допустить какого-нибудь француза пожать такую богатую жатву и не употребить всех сил, чтобы вырвать у него хоть несколько колосьев! Если нельзя сделать ничего лучшего, то как он может не попробовать помешать в его предприятиях? Каким образом? Он этого еще не знал, но, во всяком случае, он должен там присутствовать.
Старый тевтон вовсе не был ни так глух и ни так рассеян, как это все воображали.
Напротив, он имел способности все видеть не глядя, слушать так, что никто не замечал, подслушать под дверями и скользнуть украдкой глазами по чужому письму; он даже способен был употребить насилие, если это было нужно. И своими особенными преимуществами он воспользовался для блага своей родины, а потому решил, что если его систематически будут отстранять от всех открытий в предприятии, он, во всяком случае, собственными усилиями вырвет себе там львиную долю.
Большое несчастье, что его не хотели брать. Он напрасно старался смягчить сердце Петтибона. Напрасно он уверял в дружбе, в симпатиях, которые связывают американцев и немцев.
— Эти две нации должны всегда идти рука об руку, господин Петтибон, потому что им принадлежит будущее; это нации хищные и не подверженные пустым сентиментальностям!
— Вот именно поэтому я и не стану вас больше слушать! — сказал несговорчивый янки. — До приятного свидания, милый господин, а со временем я не откажусь от чести воспользоваться вашими симпатиями и друг мой.
Но ученый вовсе не хотел сдаваться. Упрямство бульдога, когда он запустил зубы в кусок, было характерной чертой его, и эта черта скрывалась под его всклокоченными волосами и щетинистыми бровями, под видом доброго человека, известного своей рассеянностью.
На настойчивые требования лорда Темпля Оливье Дерош ответил не простым отказом, что нет места, как говорилось всем просителям.
— Даю вам слово, — сказал ему Дерош, — я не имею права решающего голоса в этом деле, так как передал в руки Петтибона все полномочия и взять их назад не могу. Такое решение с моей стороны не безрассудство, верьте мне. Аэроплан может выдержать только известное количество пассажиров. Допустим, что в крайнем случае туда можно будет поместить еще с полдюжины; желающих же не меньше сотни. Кому отдать предпочтение? По-моему, все имеют на это одинаковое право. И вот я вынужден был пригласить эксперта, хотя, соглашаюсь, и не особенно привлекательного, и поручить ему составить экипаж. И не скрою от вас, я вовсе не сержусь, что мой цербер отказывает этой толпе ненужных просителей… Но вы, если бы вы благосклонно согласились выбрать время и поговорить с ним, я был бы очень счастлив…
Вооруженный этим уверением и словом Дероша, лорд Темпль решился перенести свою благородную особу на Оксфордскую улицу, которая видела столько изгнанных. Петтибон, как говорили, вошел во вкус в искусстве издеваться и грубить. Велика была его радость, когда он увидел у себя лорда Темпля и прочел на его величайшей физиономии уверенность в том, что все должно преклоняться перед ним; резоны, достаточные для других, для него не имели значения; перед ним должны были падать все барьеры. Петтибон доставил себе большое удовольствие, сбивая эти столь драгоценные убеждения.
— Нет места! Нечего и думать! Не на что надеяться!
Даже быть пэром Англии в этом случае не представляет выгоды. Самый ничтожный негритенок имеет больше преимуществ, чем вся Верхняя палата! Лорд Темпль удалился, глубоко возмущенный и оскорбленный, между т ем как янки, в восторге от этого дня, ушел из своей конторы потирая руки.
Он был доволен своим поведением и спешил домой, чтобы рассказать жене о таком прекрасном происшествии. Ведь он преподнес «Джону Булю» отличную пилюлю, которую тот скушал. Наверное, рассказ этот очень позабавит мистрис Петтибон.
Всем известна закоренелая ненависть между гражданами Соединенных Штатов и их благородными братьями Старого Света. Целый век их свободного существования не мог погасить эту злобу; через океан они обменивались едкими шутками, колкими словами и даже прямыми оскорблениями. «Джон Буль» не пропускал случая кольнуть своего двоюродного брата тем, что он выскочка; пользовался всяким поводом, чтобы посмеяться над его языком, акцентом и подчеркнуть его грубость.
Что касается брата «Джонатана», для него было вполне довольно убеждения в своей силе и сознания, что противник побежден, а потому он всегда готов был показать зубы при малейшем вызове и даже без него. Вот почему мистер Петтибон, направляясь к своему жилищу на улице Гарлей, испытывал величайшее удовольствие в уверенности, что найдет там благосклонных слушателей прекрасной истории. Между тем, по мере того, как ужасный комиссар судна приближался к своему дому, в нем и даже в его походке стала замечаться особенная перемена. Как велико было бы удивление лорда Темпля, Боба Рютвена и других жертв Петтибона, если бы они увидели его спустя полчаса в салоне мистрис Петтибон.
