Ирина Ванка - Секториум
Миша пошел к своим приборам. Имо вышел из трапа и вошел в него еще раз. Трап не работал, капсула не отходила. На корабле воцарилась мертвецкая тишина, которая никак не была похожа на отсутствие контакта. Мрачную мысль я оставила при себе, но Миша ее выразил как нельзя более точно:
— Мы в плену, господа! — сообщил он. — С чем вас горячо поздравляю.
— Вы просто не умеете ждать, — ответила я.
— Что ж, — сказал Миша. — Будем учиться, — и демонстративно возлег на матрас. — Когда надоест, скажете.
Он закрыл глаза и дождался, пока толпа уйдет из его сегмента. Имо пошел к трапу, чтобы еще раз убедиться. Джон с Ксюхой пошли ему сочувствовать. Миша не спал неделю подряд. Я надеялась, что он отключится, если ляжет. Миша лежал. Время шло. Не летело, а ползло по стенам. Прошел час, детей что-то рассмешило в коридоре, потом они полезли в старые коробки, нашли какой-то хлам и притихли. Миша не спал, делал вид… Он вскочил с матраса только однажды, когда по звуку из коридора понял, что Ксюха лезет в трап. Он выскочил, надавал ей по попе, накричал на Джона и Имо, которые подпустили ее к капсуле, затем снова улегся.
Сутки на корабле не уснул никто. Пассивный контакт продолжался, неосязаемый и безмолвный… но экипаж успокоился, разбрелся по углам. Имо опять стал рисовать, потому что делать было совершенно нечего. У меня испортилось настроение. Я представила, что будет, если мы не вернемся на Блазу. Я не извинюсь перед Адамом, не поговорю с Вегой, не разыщу Махмуда…
— Миша, — спросила я тихо, — ты спишь или притворяешься?
— Сплю, — сказал он.
— В твоем «парусе» есть аварийный режим? — Миша приоткрыл опухший глаз. — Чтобы в самом пакостном случае мы все-таки смогли вернуться.
— В этом «парусе» есть все, но я им больше не управляю. Не поняла, старуха? Это не фроны держат нас в плену, а корабль.
— Миша, но ведь он реагировал на тебя. Я не верю, что нет выхода.
— Вот, именно потому, что реагировал… — разнервничался Миша, — я здесь и торчу пузом кверху. Ты не понимаешь, что этот чертов корабль нашел способ меня нейтрализовать? — он привстал, оглянулся. — Какой я болван, — добавил Миша совсем тихо. — Сходи, узнай, как там Ксю?
— Держится. Пока держится.
— Посмотри, чем занимается?
— Они с Джоном сидят за компьютером, не надо дергать ее. Для такой ситуации она держится молодцом.
— Потому что не знает ситуации, — вздохнул Миша и закрыл глаза. — Она знает, что папа придет и решит все проблемы. Ну и дурак же я был! Боже правый, какой дурак! Как все было бы просто, будь я один. Почему я не убедил вас остаться?!
— Не думаю, что на Блазе нам было бы легче.
— Вы же вяжете меня по рукам и ногам. Как я могу рисковать, когда она на борту?
— Не заводись.
— Какой я болван! Именно этого я и боялся.
— Миша, с ней пока все нормально.
Миша завелся. Я пошла посмотреть на Ксюшу, прошла мимо нее и Джона, чтобы не привлекать внимания, прошла мимо Имо, который занимался декором стены, остановилась у бывшей «кельи» Сириуса. В ней все осталось нетронутым: лежак с одеялом и запертый дипломат с зубной щеткой. Среди такого разнообразия личных вещей даже хилая матрица не задержится. Дипломат был перевернут. Возможно, Ксюха лазала по апартаментам тайного кумира. Или любовника? Эта загадка не решалась так просто, и в нынешних обстоятельствах не было смысла ее решать. «Если вернемся на Блазу, — думала я, — спрошу напрямую. Не Ксюху, так Сира; не Сира, так Мишу. Наверняка он шпионил за этой парочкой». Я сделала круг по коридору, но к Мише не вернулась. Чернота внутри трапа показалась мне в этот раз особенно подозрительной. Я заглянула внутрь, вошла. Панель выскочила так неожиданно, что я не успела среагировать.
— Миша!!! — крикнула я, и последнее, что увидела, это выбегающего в коридор Мишу, ноги которого путались в пледе.
По-моему, он упал у порога и не успел ничего сказать. Капсула закрылась сама. «Стакан» пошел из патрона в туманную оболочку. Через секунду вокруг был космос, а серый шар корабля стремительно уплывал в черноту.
— Ирина Александровна! — раздалось в коммутаторе. — Вы живы? Ирка! — перебил Мишин голос. — Держись! Слышишь? Мы с тобой! Вы слышите нас? — кричала Ксюха. — Ответь же, черт возьми, если слышишь! — умолял Миша.
Я вынула динамик из уха и сжала его в кулаке. «Стакан» шел сам, на этот раз не я управляла им, мне надо было так же как всем поучиться терпению. Успокоиться и ждать.
«Если вернусь на Блазу, — решила я, — обязательно допишу мемуары». Я начала это делать до появления Имо, хоть и не имела права. Писала аккуратно, никогда не выносила рукопись из модуля. Кроме Миши никто не знал, и тот догадался случайно.
— О чем тебе писать? — смеялся он. — Кто в это поверит?
— Почему мне должны верить?
— Ты сидишь в подземелье и ничего не знаешь о жизни…
— Я не пишу о жизни. Только фантастику.
— И как? — спросил он. — Ничего не получается? На фантастику не похоже, потому что это жизнь, на жизнь не похоже, потому что это фантастика.
— Когда я пишу о тебе, все получается.
— Ага! — восклицал он — О том, как страшный Мишкин хочет затащить в постель несчастную девочку. Очень жизненно. Если хочешь, чтобы получилась фантастика, опиши себя в постели с Аленом Делоном.
— Если ты не против, мне больше нравится Джек Леммон.
— Против! — возмущался Миша. — Категорически!
Я обещала себе, что в новых мемуарах белых пятен не будет. Напишу все, как есть. Напишу даже то, о чем хотела забыть; то, что будет выглядеть нелепо и неправдоподобно, как полет алгоплана, который я до сих пор вспоминаю с сомнением: было ли это на самом деле? Этот вопрос я задала Ясо сразу, как только смогла говорить, и он ответил вполне конкретно: «Ты так испугалась, — ответил он, — что заклинило память. Такое бывает». Тогда я решила, что эту фразу в мемуарах не допущу. Теперь мне надо было вспомнить, сколько раз в жизни я пугалась так, что не могла понять, было ли это на самом деле? Было ли по-настоящему страшно до того, как появились дети, и связали меня странным чувством родительского долга? Тогда мне стало страшно переходить через дорогу на красный свет. «Что будет с ними?» — спрашивала я себя и дожидалась зеленого. Только когда пропал Адам, мне впервые расхотелось жить, и далеко не чувство долга мне помешало уйти. Мне помешал это сделать Мишка, мой лучший и единственный друг, который оказался слишком большим эгоистом, чтобы отпустить меня в лучший мир. Думаю, что Адама он не смог простить только за это. Уверена, что именно за это, но разве признается? Теперь Мишка там, а я здесь. И это гораздо лучше, чем он здесь, а я там.
