Павел Комарницкий - Продолжение следует
И вот сейчас мы встречали с ней рассвет, обнявшись, и её крыло лежало поверх моего. Счастье. Какое счастье!
— … Можно вас отвлечь?
Группа подростков вместе с учительницей стоят позади нас, и глаза у всех блестят от любопытства.
Увидев, что мы обернулись, они разом встают на одно колено.
— Мы рады приветствовать вас, живые легенды будущего.
«Честное слово, я уже ощущаю себя памятником» — это я Ирочке. Жена фыркает, блестя глазами.
— Простите за беспокойство, но мои ребята не могли пройти мимо таких выдающихся личностей. Не каждый день встретишь живого биоморфа! — учительница смеётся, весело и открыто. — Вы можете звать меня Кеа.
«Ну что же, Рома. Бремя славы тоже должен кто-то носить. Если не мы, то кто же?»
Смеются все, и тоже весело и открыто. Ни тени смущения.
* * *— … А руками мяч брать нельзя, по нему можно бить только ногами, головой или другими частями тела. Брать мяч руками может только вратарь, защищающий ворота. Если мяч влетит в ворота, получается гол. Выигрывает та команда, которая забьёт больше голов в ворота соперника.
Глаза подростков блестят — никто из них никогда не слышал о футболе. И вообще о жизни людей им известно до обидного мало — примерно столько средние земные горожане понимают в жизни китов. Нет, всё-таки телепатия — великая вешь. Как бы я на словах объяснил про футбол? Нудно и неинтересно, как любая теория. А вот трансляция футбольного матча прямо из головы…
Довольно скоро я понял, что мои рассказы о земной науке и технике им малоинтересны. Некоторое оживление вызвал лишь рассказ о железной дороге — связка громыхающих корыт не вызвала у них того ужаса, что у Лоа, и некоторые даже выразили желание устроить такой аттракцион здесь, в Раю.
Гораздо больше их заинтересовали мои детские впечатления о летнем отдыхе в пионерлагере. Сценки рыбной ловли вызвали довольно умеренный интерес, а вот образ коровы и особенно всадника на лошади вызвали бурю восторга. А уж футбол… Распалясь, я посылал мыслеобразы не хуже Останкинской телебашни. Они выходили из меня уже почти помимо моей воли. И вдруг…
…Тесная квартирка заполнена людьми в чёрном. Два гроба поставлены на табуретки. Сразу два. Отец и мама. Сирота… Какое страшное слово…
… На какой-то белой тряпке, небрежно расстеленной на земле, лежит девочка, и её глаза затуманены болью. Моя Ирочка. Только никто ещё не знает об этом — ни я, ни она, ни даже мудрый папа Уэф…
… Те же глаза, только спокойные и ясные. Сияющая, затягивающая бездна. Как забудешь?
«А зачем забывать?»
И первый настоящий поцелуй — почти до крови…
…Ирочка сидит, подтянув к подбородку свои длинные ноги, закрывшись от меня веером развёрнутых крыльев, как плащом. И мы с ней всё ещё не знаем, что мы — одно существо, временно разорванное надвое. Мы узнаем об этом сейчас…
… Солнечный свет проникает прямо в голову, собираясь в мозгу в упругий, тёплый, пушистый шар. Под веками плавают размытые цветные пятна — красные, зелёные, жёлтые, они сходились и переплетались. И наплывёт со всех сторон мягкий, настойчивый шёпот.
«Откройся…»
Кто это? Почему?
«Откройся… ты можешь…»
Тёплый шар медленно, осторожно перекатывался в голове.
«Откройся… пора…»
И взрыв в голове…
…«Ты в последний раз видишь меня такой, Рома. Завтра вечером мы расстанемся, а послезавтра я ложусь в витализатор…»
Моё сердце ухнуло в яму. Всё. Больше никогда она не накроет меня своими крыльями…
Она заплакала в голос, и я судорожно стал её ласкать.
«Подожди…дай…мне…поплакать…»
…Шаги. Лёгкие, летящие шаги. Она останавливается перед моей дверью. Я, как паралитик, пытаюсь поднять руку. Рука дрожит.
«Я пришла»
«Я знаю»
Я уже нашарил защёлку замка.
«Нет, нет» — вспыхивает испуг — «секунду, не открывай»
Я чувствую её волнение, и вдруг отчётливо понимаю — она смотрится в зеркальце. Я смеюсь.
«Не смейся, пожалуйста. Погоди… Ага, вот»
В квартире мелодично звякает звонок, но я подпрыгиваю, как от удара колокола над ухом.
«Вот теперь открывай»
Я рывком распахиваю дверь. На площадке стоит невысокая, лёгкая, очень стройная, золотоволосая девушка в светлом осеннем пальто и чёрных полусапожках. Я впиваюсь взглядом в её лицо. Милое, нежно-румяное, с острым подбородком и маленькими розовыми губками. И огромные, искристые глаза, с длиннющими пушистыми ресницами. Только серые…
«Извини, не вышло» — она улыбается чуть виновато — «Не нравятся?..»
…«Простите, Иван, но ваше дальнейшее существование абсолютно недопустимо»
Фраза ещё звучала, а острые шпаги — обломки Ирочкиных протезов-крыльев — уже свистели, распарывая воздух… Шея Ивана вдруг выдвигается из тела, как у черепахи из панциря. Широко разевается пасть с острыми стальными иглами вместо клыков. И рука, вцепившаяся в ногу Ирочки, как бультерьер, неуловимо-быстро перебирая пальцами, поднимаясь выше и выше…
… Ирочка ловко прыгает по начерченным мелом классам. На полукруглом конечном пункте коряво написано — «рай».
«Вот ты и в раю. Как тебе там?»
«Отлично. Если бы и в жизни было так просто — раз-раз, и припрыгал»
«Теперь припрыгаем. Кто нам теперь помешает?»
Она ещё смеётся, но что-то уже стремительно меняется в мире. Что? Что?! Да что?!!
И серые глаза, ещё секунду назад такие живые, становятся стеклянно-бессмысленными.
«Не умирай!!!»
Кто стрелял?
Уэф смотрит прямо мне в глаза.
«Вот это я должен спросить у тебя. Ты же Великий Спящий! Так что я жду ответа»…
…Разноцветные пятна под закрытыми веками переплетаются, танцуют свой танец, исполненный тайного смысла. Я сплю на упругом полу прямо в зале витализаторов, накрывшись простынёй. Уэф только посмотрел на меня, и не стал спорить. Спасибо, папа Уэф. Я всё равно не ушёл бы отсюда. Я должен быть рядом, понимаешь?
Я будто расширяюсь, подобно ударной волне от взрыва, стремительно и неостановимо. Я поднимаюсь над землёй. Я поднимаюсь над Землёй. Меня вздымает ввысь гнев, холодный и беспощадный. Гнев, который ни один ангельский прибор не сможет посчитать слепым, животным чувством. Это праведный гнев разумного существа, у которого хотели отнять любовь.
Сегодня День гнева.
* * *Взрыв в голове! Я с трудом возвращаюсь в реальность, в глазах плавают цветные пятна. Меня поддерживают с двух сторон, моя Ирочка и эта учительница… да, Кеа.
Они стоят полукругом, не шевелясь. Точёные, почти прозрачные лица. И огромные глаза — синие, зелёные, фиолетовые…
— Вы что-нибудь поняли, ребята? — я встаю ровно, стараясь не держаться за поручень фальшборта.
