Александр Щеголев - Львиная охота
Они мельком глянули на меня.
- Откуда ты такой? - равнодушно спросил Вячеславин.
- Из морской пены.
- Я же тебя просил, не надо к нему сегодня.
- Не было такого, - возразил я. - Открою страшную тайну. В этом мире вообще ничего не было и нет, кроме моих больных фантазий.
Лазар Стайков молчал. Теперь он смотрел не на море, а на крыльцо, ведущее в дом РФ.
- Ты от местного психиатра, что ли? - посочувствовал мне Иван.
- Нет, одна знакомая богиня рассказала.
- Все мираж, в том числе одежда, - задумчиво произнес Стайков. Очевидно, он имел в виду мой внешний вид. - Послушай, Джованни, мы не договорили. Так почему, по-твоему, Дим-Дим здесь поселился?
- Дим-Дим - в Дим-Доме... - усмехнулся Вячеславин. - Не надо усложнять, Елизарус. Во-первых, он привык жить вне России, во вторых, ответ ясен. Он спрятался от мира. В том числе от нас, между прочим. Написал все, что мог и что хотел, и теперь думает, что сказать людям ему больше нечего. Разве не для того мы здесь, чтобы переубедить его?
- Только кретин может стараться переубедить писателя, который все написал, - с неожиданной резкостью отозвался Стайков. - Писательская жизнь, как известно, редко совпадает с человеческой, потому что гораздо короче. Лет десять, пятнадцать, от силы двадцать, в течение которых пишутся основные книги. Ты что, не понял вопрос?
- Не глупее некоторых, - обиделся Вячеславин. - Я тебе, Стайков, вот что скажу. Дим Димыч полсотни лет выстраивал нового человека, Хомо Футуруса своего, представлял, каким человек будет и каким должен быть. И разочаровался. Посчитал, что все зря, что человек будущего - это фантастика. Он ведь не фантаст, наш Димыч...
Друзья сцепились крепко, забыв о моем существовании.
Хорошие они были ребята, я любил их обоих. И дружили они хорошо, на зависть. Литераторы по призванию, а не по обстоятельствам, в отличие от меня. Как и все остальные птенцы литературного Питомника, организованного и брошенного РФ, они были всерьез озабочены проблемой Будущего. Я вошел в их круг позже всех, когда Питомника, собственно, уже не стало, но я был озабочен тем же.
- Ошибаешься, - сказал Стайков. - Именно как фантаст он и почувствовал, что отсюда, из этой маленькой страны все начнется. Он должен был увидеть это собственными глазами, потому и приехал. Вот что я пытаюсь вам втолковать. Неужели ты сам не чувствуешь того же?
- "Чуйствуешь", - передразнил Вячеславин. - А может, как раз отсюда все кончится? Почему наш затворник никогда не покидает свой дом, если нашел в этой стране смысл жизни? Чувства часто выдают желаемое за действительное, превращают минус в плюс, о чем, по-моему, писатель Дмитрий Фудзияма знает куда лучше бывшего патологоанатома Стайкова...
И мучались они, как видно, тем же, чем я - оттого и спорили, пытаясь убедить не друг друга, а самих себя. Ведь что, собственно, происходило? Благодарные ученики, сговорившись, осадили крепость, в которой их Учитель спрятался от мира. Птенцы по очереди залетали в священное гнездо с единственной целью - зацепить уставшего от жизни старца, дать погибающему заряд злости. Спасительной злости. И тем самым ученики опровергали Учителя по-настоящему, ибо его мечты об изменении мотивационных сил общества, его психологические модели нового человека разбивались в щепки об этот простенький рецепт, имя которому "спасительная злость"... Кто-то убеждал РФ, что воспитать Homo Futьrus, Человека Будущего, можно только с помощью гипнотронного излучения, кто-то доказывал как дважды два, что его знаменитая формула радости: "Процесс-Результат-Признание" является на деле формулой горя и подлости... Был ли в этом хоть какой-то смысл?
- ...О будущем известно только одно: оно окажется абсолютно не таким, каким мы его представляем, вот главное его свойство, - вещал Иван. - Ты помнишь, чья это цитата, или напомнить? Нет никаких оснований видеть в здешних диковинах ростки чего-то там зеленого и раскидистого, потому что в конце концов все это может оказаться... ну, скажем, неизвестной формой наркомании.
- Тебе просто нажраться не дали, ты и кривишь морду, - отвечал культурный, изысканный Лазар. - Что ты можешь знать о наркомании, бывший историк?.. Кстати, он бросил пить, - по секрету объяснил мне Стайков. Когда выяснил, что пустые бутылки обратно не принимают, а за их утилизацию нужно заплатить отдельной строкой в счете, потому что они не влезают в гостиничные мусорницы.
- Врешь, как габровец! - вспыхнул Вячеславин.
Я люблю вас обоих, думал я, наслаждаясь своим молчанием. Дикости и странности прошедшего дня временно отпускали разум. Возможность просто стоять и смотреть на живых, увлеченных друг другом людей, возвращала покой в мою душу, - в душу, существование которой и впрямь вызывало у меня серьезные сомнения, права ты была, девочка. Какие же вы у меня разные, умилялся я, и какие вы при том одинаково прекрасные. Два лебедя, вылетевшие из Питомника. Ты, Вячеславин, очень хороший писатель, без дураков, романтик, оттого и пьяница, оттого и прикидываешься циником, а ты, популярный Стайков, гораздо менее мне понятен, хотя бы потому, что на дух не переносишь спиртное, и это даже интересно, потому что я возьму и поменяю вас местами, герои. Я отберу у тебя национальность, Елизарус, вместе с твоей надменностью и жесткостью, ты станешь у меня веселым хамом, пропойцей с горячим сердцем поэта; тебя же, эстетствующий Джованни, мы выбросим с земли в космос, и окажешься ты в обществе новых людей, где все как один будут Хомо Футурусы, так что развлекаться тебе не дадут, ибо сказано преподобным Жиловым: "Космолазы не любят пьяных, но убивать за пьянство так и не научились", конец цитаты...
Когда я всплыл, моих друзей совсем своротило набок. Оказалось, они уже обсуждали проблемы наркомании, легкомысленно перепрыгнув с темы на тему.
...Пусть наркоманами не становятся, а рождаются, азартно соглашался Вячеславин, пусть каждый десятый - генетически предрасположен к нейрохимической зависимости. Это, конечно, большой процент, но речь-то о другом... (Забавно было слышать подобное от шалопая, который зависел от алкоголя напоказ, не скрываясь по подсобкам.) ...Речь о том, что внутренняя тяга, потребность бежать из реальности есть у каждого человека! И заглушается она чаще всего страхом. Если зелье дает желаемый кайф, но при этом наносит непоправимый вред организму, то применение его связано с неизбежным стрессом, поскольку человек, в отличие от подопытных крыс, знает о последствиях. А теперь представим, что наркотик перешел в своем развитии на следующую ступень: стал почти безвреден и не вызывает никакого иного привыкания, кроме психологического. Это, дорогие товарищи, нынешний этап, гвоздил он. Психомагнетизм, гипнорезонанс, дрим-машины и все такое... Не так уж дрим-машины безвредны, как кому-то хотелось бы, квалифицированно возражал Стайков, потому что никакое излучение не бывает безвредным, и не знают об этом разве что спившиеся историки... Ну пусть, пусть, отмахивался Вячеславин. Теперь представим, что найдено средство, которое не просто дарит кайф, но при этом оздоравливает организм. Осознали, представили? Это будет третий и последний этап - наркотик, который продлевает жизнь. В условиях, когда сдерживающий страх превращается в свою противоположность, что может остановить подсознательное стремление к кайфу? Человек с нормальной эндокринной системой тоже хочет прожить долгую здоровую жизнь. А то, что платой будет наша осточертевшая реальность - разве это плата, разве это не дополнительный приз? Разум, увы, проголосует "за" и, тем более, инстинкт самосохранения...
