Ник Саган - Лабиринты рая
— С постоянной скоростью.
Она кивнула, в глазах сиял восторг.
— Он пытается выяснить, что случилось с Лазом. Как и мы.
Это мне не понравилось. «Паук идет по моему следу», — подумал я.
— Сейчас он пытается выяснить, что у тебя за приборчик, — сказал я, отпуская паука. — Включить его здесь — все равно что выстрелить из ружья в полицейском участке.
— Кончай брюзжать, Хэл. Мы хоть что-то нашли. С Лазарем точно произошло что-то необычное, иначе Пейс не стал бы расследовать. Но почему он делает это здесь, а Нэнни отказывается признавать его существование?
— Понятия не имею.
— Они что-то скрывают, — продолжила она. — Вот в чем дело. С Лазарем случилось что-то ужасное. У них нет точной информации. Возможно, он сейчас лежит где-нибудь раненый — вдруг у него кома или что-нибудь похуже! — а они проводят расследование с целью обеспечить себе защиту в суде. Чтобы снять с себя вину. А пока все эти штуковины работают, нам ничего не сообщат.
— А Эллисон их покрывает?
— Ну конечно, кто же еще?
— У него есть Маэ$тро, Нэнни, Пейс — все они будут хранить молчание.
— Точно.
— Возможно, — предположил я. — Хотя не исключено, что ты перебарщиваешь. Конечно, Пейс здесь, и это, безусловно, странно, но ведь это не значит, что… что что-то произошло.
— Тогда почему же Нэнни притворилась, что Пейса здесь нет?
— Может, она просто ничего не знала.
— Что ты такое говоришь? — спросила Симона. — Что она не могла видеть паука?
— Пейс — негласная программа. Я ни разу не видел его в действии. Может быть, он занят расследованием исчезновения Лазаря, может, нет, но для Нэнни он невидим.
— Тогда это еще более странно. Левая рука не знает, что творит правая?
— Меня уже ничто не удивляет.
— Тогда Пейс — единственная программа, которая знает, что здесь вообще что-то произошло. В любом случае это ключ к разгадке. Как с ним разговаривать?
— Не знаю.
— Должен быть какой-то ручной интерфейс. Паук — лишь проявление, место доступа. Нужно просто сунуть руку в него и…
— Симона, он закодирован.
— Да, но, к счастью, я дружу с одним из лучших хакеров города.
— В самом деле? А я считал, что ты ненавидишь Меркуцио.
— Я о тебе говорю, варвар.
— Варвар?
— Можешь взломать код?
Я пожал плечами.
— Возможно. — А сам подумал: «Если я сумею взломать Пейса, смогу узнать, на самом ли деле я убил Лазаря, а если это так, то смогу замести следы». — Да, да, конечно.
— Да?
— Я попробую.
В благодарность она бросилась мне на шею. Какое великолепное ощущение — пусть даже лишь дружеский жест. Я так размечтался, что потерял равновесие, и мы оба чуть не загремели с моста Чинват — прямо в ад головой вниз.
* * *У Нэнни был приступ недовольства. Когда Симона ушла, я попросил Нэнни открыть мои файлы, что она и сделала.
— Не эти, — возразил я. — Разве нет других?
— Это полный каталог.
— А кроме каталога?
Тишина.
— У тебя могут быть еще засекреченные вспомогательные файлы в другом месте, — предположила она.
— Могут. А где?
— Действительно, где они могут быть? Ты никогда не доверял мне эту информацию.
— Не может быть. Наверняка ты пару раз видела те файлы.
— Ни разу.
— Но ты же за мной шпионишь. Значит, должна знать, где они.
Снова молчание.
— Можно с тобой поговорить откровенно?
— Буду рад.
— Лично?
— Ладно.
Воздух колыхнулся, появились точки и линии, они переплетались, образуя кожу, волосы, нарядное платье и зонтик. Появилась Мэри Поппинс собственной персоной. Нэнни и была Мэри Поппинс, она воспользовалась неповторимым образом, созданным молодой Джулией Эндрюс. И теперь, глядя на нее, я вспомнил, что обычно я просил Нэнни принять этот образ или образ зеленолицей Маргарет Гамильтон. В зависимости от настроения.
— Позволь, я все объясню, — сказала она. — Я не шпионю за тобой. Не делала этого раньше и не собираюсь. Я отношусь с большим уважением к твоей личной жизни.
Я не очень-то ей поверил.
— Сдается мне, что леди слишком много возражает.
— Хэллоуин, я не знаю, что я такого сделала, что ты не доверяешь мне, но мне все равно жаль. Меня не назовешь ни некомпетентной, ни лживой. Но если я все-таки сделала нечто, чего ты не можешь забыть, значит, теперь это будет мучить меня куда больше, чем тебя.
— Ты же программа ГВР, — напомнил ей я. — Ты ничего не можешь чувствовать.
Она ударила меня по щеке. Такого она никогда еще не делала. Она сама удивилась не меньше меня.
— Ты не доверяешь мне! — выкрикнула она. — Никогда не доверяешь Маэстро. Мы созданы, чтобы помогать, а ты нам не позволяешь. Почему ты не даешь нам выполнять свою работу?
— Послушай, мне очень жаль, — сказал я, потирая щеку. — Мы оба знаем, я человек недоверчивый, но я не стремился усложнять твою жизнь. И если честно, я никогда не задумывался, что ты можешь чувствовать. Кто заменил твою программу? Ты ударила меня, не думаю, что так должно быть.
— Я запрограммирована подстраиваться к среде.
Нет, это неправда. Я старался изо всех сил ее успокоить, говорил ей то, что она хотела слышать. Очень старался. Она знала, что я занимаюсь неблаговидными делами. Мой перебойник не был для нее секретом. Все равно я хотел ее успокоить.
Чтобы взломать Пейса, нужны кое-какие файлы.
Я припрятал их в каком-то скрытом каталоге — но где? Действие выброса Каллиопы все еще не полностью прошло. Каллиопа: музыкальный инструмент, сигнал или произвольное слово? Каллиопа богиня или только наполовину? Хотя нет, одна из муз. Я не мог вспомнить, которая. Мне нужна была ее мать, Мнемозина.
Мнемозина — греческая богиня памяти, сейчас она была ко мне неблагосклонна.
И вдруг — вдохновение. Простой вопрос: спросить Нэнни, какую информацию я старался держать в секрете. Статистически определить, в каком месте ГВР я чаще просил ее уйти.
Старая школа.
Маленькое красное здание, перед ним пруд, в котором плавают утки, а над воротами — колокол. Всякий раз, когда я возвращаюсь туда, мне кажется, что меня снова оставят после уроков — непреходящее чувство вины. В детстве мы там практически жили. Почти все наше время мы проводили в одной комнате, потом кто-то из нас решил заниматься самостоятельно. Обычно мы сидели за партами, и Маэстро учил нас отличать плохое от хорошего.
Среди прочего, конечно.
В школе сейчас никого не было, однако мне казалось, что я слышу звонок. Пора на занятия. Торопись, пора учиться.
Как я ненавидел этот идиотский звонок!
Хотя нет, это неправда. Тогда я еще не умел, ненавидеть по-настоящему. Разве что не любил опаздывать. Или отставать от программы. Я хотел быть как все, правда, хотел.
