Филип Дик - Человек в высоком замке
Тяжело дыша, они смотрели друг на друга, не в силах заговорить. Первым нарушил молчание Джо.
— Дай мне доесть то, что ты мне приготовила.
— Ты не хочешь говорить? Ты не желаешь со мной разговаривать? Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь, ты это понимаешь, а продолжаешь жрать, притворяешься, что не имеешь ни малейшего понятия о чем разговор.
Она отпустила уши, выкрутив их до такой степени, что они стали пунцово-красными.
— Это пустой разговор, — возразил Джо. — Он не имеет никакого смысла. Вроде того, что болтают по радио. Ты знаешь, как когда-то коричневорубашечники называли тех, кто плетет философские премудрости? Их называли яйцеголовыми из-за большого выпуклого черепа, который так легко разбить в уличной драке.
— Если это относится и ко мне, — сказала Юлиана, — почему же ты не уходишь? Для чего ты остался вообще?
Его загадочная гримаса остудила ее пыл.
«Жаль, что я позволила ему пойти со мной, — подумала она. — Сейчас уже слишком поздно. Теперь мне не избавиться от него, слишком уж он сильный. Происходит что-то ужасное, исходящее от него, и я, пожалуй, ему помогаю в этом».
— Так в чем же дело?
Он протянул руку, ласково потрепал ее по подбородку, погладил шею, сунул пальцы под рубашку и нежно прижал ее плечи к своей груди.
— Настроение. Твои проблемы меня сковывают.
— Тебя когда-нибудь назовут европейским психоаналитиком.
Она кисло улыбнулась.
— Тебе что — хочется закончить жизнь в печи?
— А ты боишься мужчин?
— Не знаю.
— Могла бы предупредить ночью. Только потому что я…
Он запнулся, строя фразу.
— Потому что я специально позаботился о том, чтобы заметить твое желание.
— Потому что ты валялся в постели с очень многими девками, — выпалила Юлиана. — Вот что ты хочешь сказать.
— Но я знаю, что прав. Послушай, я никогда не причиню тебе вреда, Юлиана, даю тебе слово, клянусь памятью матери. Я буду особенно нежным к тебе, и если тебе захочется воспользоваться моим опытом, я готов всегда тебе услужить. Все твои страхи пройдут. Я смогу уничтожить твои тревоги и поднять настроение, хотя и ненадолго. А раньше тебе просто везло.
Она кивнула, несколько приободрившись.
Но холод и тоска все еще не отпускали ее, и она не понимала, откуда они взялись.
* * *Прежде чем начать трудовой день, мистер Нобусуке Тагоми улучил момент, когда остался один. Он сидел в своем кабинете в «Ниппон Таймс Билдинг» и размышлял.
Когда он собирался отправиться в контору, пришло сообщение Ито о мистере Бейнесе. У молодого аспиранта не было и тени сомнения, что мистер Бейнес не швед. По всей вероятности, мистер Бейнес — немец.
Но способности Ито к языкам германской группы никогда не производили впечатления ни на Торговое Представительство, ни на Токкоку — японскую тайную полицию.
«Может быть, этот дурак не разнюхал ничего стоящего, — подумал мистер Тагоми. — Неуклюжий энтузиазм, совмещенный с романтическими доктринами. Излишняя подозрительность».
В любом случае вскоре начнется совещание с мистером Бейнесом и пожилым человеком с Родных Островов, и это произойдет независимо от национальности мистера Тагоми. К тому же этот человек понравился мистеру Тагоми. Это предположительно и является главным талантом, решил он, людей, расположенных высоко. Таких, как он сам. Сразу же распознаешь при встрече хорошего человека.
Интуиция по отношению к людям. Отбросить все церемонии и внешние проявления, проникнуть в самую суть. «Мне он нравится, — сказал себе мистер Тагоми, — немец он или швед. Надеюсь, что заракаин помог ему от головной боли. Прежде всего нужно не забыть справиться об этом».
На столе зажужжал интерком.
— Нет, — сказал он резко в микрофон, — никаких обсуждений. Это момент постижения внутренне присущей истины.
Из крохотного динамика послышался голос мистера Рамсея:
— Сэр, только что сообщили из пресс-службы внизу. Рейхсканцлер мертв. Мартин Борман.
Наступила тишина.
«Отменить все дела на сегодня. — Мистер Тагоми поднялся из-за стола и начал быстро расхаживать по кабинету, сложив на груди руки. — Будем разбираться. Сразу же нужно отправить официальное послание рейхсконсулу. Это мелочь, можно оставить подчиненным. Глубокая скорбь и тому подобное. Вся Япония вместе с немецким народом… Зачем? Нужно быть особенно внимательным, чтобы незамедлительно принимать сообщения из Токио».
Нажав кнопку интеркома, он сказал:
— Мистер Рамсей, удостоверьтесь в надежности связи с Токио. Скажите девушкам-телефонисткам, чтобы были начеку. Мы не должны потерять связь.
— Есть, сэр, — ответил тот.
— Я буду все время у себя. Отложите все дела. Отваживайте всех, кто звонит по обычным делам.
— Сэр?
— У меня должны быть свободными руки на случай, если понадобится вдруг мое вмешательство.
— Да, сэр.
Через полчаса, в девять, пришла телефонограмма от самого высокопоставленного представителя Имперского правительства на западном побережье, от посла Японии в ТША достопочтенного барона Л. Б. Калемакуле. Министерство иностранных дел созывало чрезвычайную сессию в здании посольства на Зуттер-стрит. И каждое из Торговых Представительств должно послать самое ответственное лицо на эту сессию. В данном случае это означало, что посетить сессию должен мистер Тагоми лично.
Времени на переодевание не было. Мистер Тагоми поспешил к экспресс-лифту, спустился на первый этаж и через мгновение был уже в пути, сидя в лимузине Представительства, черном «кадиллаке» выпуска 1940 года, который вел опытный шофер-китаец, одетый в специальную форму.
Возле здания посольства стояло не менее дюжины машин других сановников. Высокопоставленные знаменитости — со многими он был знаком, некоторые были ему совершенно не известны — поднимались по широким ступенькам в здание посольства, заполняя его вестибюль. Шофер мистера Тагоми распахнул перед ним дверцу, и он быстро вышел из машины, сжимая ручку портфеля, который был, конечно, пустым, потому что никаких бумаг приносить сюда было не нужно, но играл существенную роль; чтобы не сложилось впечатление, будто мистер Тагоми просто наблюдатель. Большими спокойными шагами он поднялся по ступеням. Весь его вид говорил о значимости происходящего, хотя ему даже не удосужились сообщить, о чем будет идти речь.
Влиятельные лица собирались группками, в вестибюле стоял размеренный ропот переговаривающихся. Тагоми присоединился к группе знакомых ему людей, то и дело кивая и стараясь при этом выглядеть, как и все остальные, очень торжественно.
