Филип Дик - Человек в высоком замке
Она покачала головой, чувствуя растущее внутреннее напряжение в человеке, сидевшем рядом с ней. Подбородок его подрагивал, он непрерывно облизывал губы, запуская пальцы в шевелюру. Когда он заговорил, голос его был хриплым.
— У него Италия предала интересы Оси, — сказал Джо. — Италия переметнулась к союзникам, присоединилась к англосаксам и открыла то, что называется «мягким подбрюшьем Европы». Но для писателя естественно так думать. Мы все знаем, что трусливая итальянская армия бежит каждый раз, едва завидит британцев. Дует вино. Умеет только гулять, а не драться. Этот парень…
Джо закрыл книгу и отогнул газету, чтобы взглянуть на обложку.
— Абеденсен. Я не виню его. Он написал эту утопию, вообразил, каким был бы мир, если бы державы Оси потерпели поражение. А как же еще они могли бы проиграть? Только благодаря предательству Италии.
Он заскрежетал зубами.
— Дуче — он был клоуном, мы все это знали.
— Нужно перевернуть бекон.
Она ускользнула на кухню.
Идя за ней с книжкой в руке, Джо продолжал:
— И США тоже выступили после того, как поколотили япошек. А после войны США и Англия разделили мир между собой точно так же, как это теперь сделали Германия и Япония.
— Германия, Япония и Италия, — поправила Юлиана.
Он взглянул на нее.
— Ты пропустил Италию.
Она спокойно встретила его взгляд.
«Маленькая империя на Ближнем Востоке, опереточный Новый Рим», — подумала она.
Он с аппетитом стал есть поданный ему на деревянной дощечке бекон с яичницей, поджаренные ломтики хлеба, кофе и мармелад.
— А чем тебя кормили в Северной Африке? — спросила она, усаживаясь за стол.
— Дохлой ослятиной, — ответил он.
— Но ведь это противно.
Криво усмехнувшись, Джо сказал:
— «Азимо Морте». Консервы из говядины с напечатанными на банке инициалами А. М. Немцы называли их «Альтер Манн». Старик.
Он вернулся к еде.
«Хотелось бы мне прочесть эту книгу, — подумала она, вытаскивая том из-под локтя Джо. — Долго ли он пробудет со мной? На книжке много жирных пятен, страницы порваны, всюду отпечатки пальцев. Водители грузовиков читали ее на долгих стоянках, в закусочных, вечерами. Держу пари, что он читает медленно. Могу поспорить, что он дотошно перечитывал ее несколько недель, если не месяцев…»
Наобум открыв книгу, она прочла:
«Теперь, в старости, он успокоенно взирал на свои владения, которых так жаждали, но не могли достичь древние: корабли из Крыма и Мадрида, и по всей империи одни и те же деньги, один язык, одно знамя. Старый великий Юнион Джек развевался от восхода до заката солнца. Наконец это свершилось, все, что касалось солнца, и все, что касалось флага».
— Единственная книга, которую я таскаю с собой, — указала Юлиана, — фактически даже не является книгой. Это Оракул, «Книга перемен». Меня приучил к ней Френк, и я всегда пользуюсь ею, когда нужно что-то решить. Я никогда не теряю ее из виду. Никогда.
Она открыла книжку.
— Хочешь взглянуть на Оракула, спросить у него совета?
— Нет, — ответил Джо.
Облокотившись о стол и упершись подбородком в кисти рук, она спросила:
— Ты, может быть, совсем переедешь сюда или у тебя есть еще что-то, что тебя держит?
«Будут пересуды, сплетни, — подумала она. — Ты поражаешь меня своей ненавистью к жизни, но в тебе что-то есть. Ты похож на маленькое животное, не слишком важное, но ловкое». Глядя на его резко очерченное, узкое, смуглое лицо, она подумала: «И как это я вообразила, что ты моложе меня? Но и тут есть правда — ты инфантилен, ты еще братишка, боготворящий своих старших братьев, майора Парди, генерала Роммеля, братишка, который все еще изо всех сил бьется над тем, чтобы удрать из дому и добить этих томми. Да и правда ли, что они придушили твоих братьев проволочной петлей? Мы, конечно, слышали об этом, все эти россказни о зверствах, мы видели снимки, опубликованные после войны». Она содрогнулась. Но британские парашютисты давным-давно преданы суду и понесли наказание.
Радио прекратило трансляцию музыки: похоже на то, что будут передавать последние известия, и, судя по количеству помех, — из Европы. Голос диктора захрипел и смолк.
Последовала длительная пауза, просто тишина. Затем раздался голос диктора из Денвера — очень четкий, казалось, что он звучит почти рядом. Юлиана протянула руку, чтобы приглушить звук, но Джо остановил ее.
— Известие о смерти канцлера Бормана, подтвержденное недавно, ошеломило и потрясло Германию, так же как и вчерашнее сообщение о том…
Они вскочили на ноги.
— Все радиостанции Рейха отменили назначенные прежде передачи, и слушатели внимают торжественным мелодиям, исполняемым хором дивизии «Рейх», звукам партийного гимна «Хорст Вессель». Позже, в Дрездене, где работает партийный секретариат и руководство СС, а также национальная служба безопасности, сменившая гестапо…
— Реорганизация правительства по инициативе бывшего рейхсфюрера Гиммлера, Альберта Шпеера и других… Была объявлена двухнедельная траурная национальная церемония, и уже, как сообщают, закрылись многие магазины и предприятия. До сих пор не поступало сведений об ожидаемой сессии Рейхстага, этого официального парламента Третьего Рейха, чье одобрение требуется для…
— Канцлером будет Гейдрих, — сказал Джо.
— А мне бы хотелось, чтобы им стал этот высокий блондин, Ширах. — Господи, наконец-то он умер. Как ты думаешь, у Шираха есть шансы?
— Нет, — кратко ответил Джо.
— А может быть, там теперь начнется гражданская война, — предположила она. — Но эти парни, все эти старые ребята из партии — Геринг и Геббельс, — они ведь уже старики.
Из радио неслось:
— …достигло его приюта в Альпах близ Бреннера…
— Это о толстяке Германе.
— …просто сказал, что он потрясен потерей не только солдата, патриота и преданного партийного вождя, но и, как он уже неоднократно заверял в этом, своего личного друга, которого, как все помнят, он поддерживал во времена безвластия, вскоре после окончания войны, когда выяснилось, что элементы, препятствующие восхождению герра Бормана к верховной власти…
Юлиана выключила радио.
— Они просто переливают из пустого в порожнее, — сказала Юлиана. — Зачем им словесный мусор? Эти мерзкие убийцы разглагольствуют так, будто они ничем не отличаются от обычных людей.
— Они такие же, как мы, — сказал Джо. — Из того, что они совершили, нет ничего такого, чего бы не сделали мы, будь на их месте. Они спасли мир от коммунистов. Если бы не Германия, нами всеми сейчас правили бы красные, и всем нам было бы намного хуже.