Владимир Михайлов - …И всяческая суета
Доехали. А.М.Бык тут же стал скликать доброхотных грузчиков. Федор Петрович не забывал добавить: «И список, товарищи, составьте всех, кто будет участвовать, список учтем!». Уговаривать не пришлось, ящики сняли и понесли на руках бережно, как сырые яйца — хотя от последних уже как-то отвыкли, но навыки сохранились. Милиционеры у дверей вежливо пропустили начальство и снова неумолимо сомкнули строй; правда, никто и не пытался прорваться: все понимали, что там, за дверью, идет тонкая работа и помехи только повредят. А.М.Бык и Федор Петрович вступили в лестничную прохладу и полумрак. «Уф», — сказал Федор Петрович, утираясь платком. «А ты как думал?» — ответил на это А.М.Бык.
Но и тут, внизу, покоя не было. Та часть подвала, что не столь давно еще дремала в пустоте и паутине, явно преображалась: ремонт уже завершился, на забетонированном и покрытом пластиком полу монтировали оборудование, шесть ванн стояли в ряд, не такие, как та, первая — старая бытовая, с отколовшейся местами эмалью, но шведские, фаянсовые, белоснежные, со специальными креплениями для колпаков, накрывавших их во время процесса. Дальше, позади операционного зала — так называлось теперь это помещение, — в другой комнате, тоже просторной, где капитан Тригорьев едва не сломал ногу при своем незаконном вторжении в кооператив — стояли компьютеры, другая дверь вела в щитовую, еще одна — в растворную (конечно, не раствор для каменщиков приготовлялся там, но те тонкие субстанции, из которых все мы состоим — и вы, и вы тоже). Складское помещение оказалось слишком тесным, настоящий склад еще предстояло создать. «Дозаторы привезли, — сказал А.М.Бык бригадиру монтажников (кооперативных, разумеется, высокооплачиваемых, но зато и работяги были сплошь кандидаты и доктора технических, один только затесался физико-математических, и еще один, что было вовсе уж непонятно — филологических наук), — и центрифугу тоже. Сейчас начнут спускать. Готовы?». Бригадир только кивнул, не теряя времени на разговоры.
Отсюда А.М.Бык и Федор Петрович направились на старую территорию — в ту, левую половину подвала, где еще недавно А.М. тратил свое драгоценное время на то, чтобы лично объясняться с заказчиками. Теперь на его месте (но стол был уже другой, куда более достойный) сидел молодой человек, так одетый и причесанный, что его и в Министерство Иностранных дел не стыдно было бы посадить; у Федора Петровича таких молодых людей было множество на примете, с улицы сюда никого не брали.
До сих пор мы с вами попадали в этот подвал в идиллические времена, когда тихо здесь было, тепло и спокойно. Не то теперь. В комнатке толпились стар и млад, обоего пола. Тихий старичок, неиссякаемо печальный, сидел на стуле в дальнем от двери углу, и непохоже было, чтобы ему удалось когда-либо обратить на себя внимание; то же хотелось сказать и о двух старушках, оттесненных к самой стене — но терпение старости бывает беспредельным (терпеть — единственное, чему учит нас долгая жизнь), и старушки такие в конце концов своего все же добиваются. В большинстве же тут был народ тертый в очередях, ничего и никого не пугающийся и не смущающийся, привыкший ходить по чужим головам, переть грудью, разгребать локтями, а то и кулаками окружающую субстанцию, и если потребуется, хоть по потолку, но добираться до нужного места. Вот куда уходит энергия, сэкономленная в производственном процессе, которому беззаветно предаваться мы давно уже разучились. Как можно в такой обстановке работать, нам лично совершенно непонятно; молодого человека, однако, она нимало не беспокоила, и он вдумчиво, не тратя лишнего времени, разговаривал с очередным клиентом, кому повезло только что опуститься на тот самый стул, на котором сиживал при нас капитан Тригорьев, участковый инспектор.
— Итак, — сосредоточенно спрашивал молодой человек, — сколько лет, вы говорите, было утраченному?
— Тринадцать, — отвечал собеседник, непроизвольно всхлипывая.
— Значит, год рождения семьдесят седьмой… Имя, отчество, фамилия? Не спеша и отчетливо, пожалуйста.
— Влажной. Блажной Иван Федорович…
— Какова же причина столь печального события?
— Это какого события? — звучало настороженное.
— Да смерти, понятно. Умер, умер отчего?
— Да от старости, от чего же другого. Пора пришла, и умер. И убедительная просьба — вернуть безутешным…
— Так-с. Блажной Иван Федорович, умер от старости… Э-э, постойте-ка!
— Нет, это вы погодите! Как это — умер? Кто?
— Блажной Иван Федорович. Только как это — от старости в тринадцать лет от роду?
— Да вы что говорите-то! Вот он — я, перед вами сижу. Блажной Иван Федорович. Что же вы меня прежде времени хороните? Я жаловаться буду!
— Это вы — Блажной?
— Кто же еще?
— И верно. В таком случае, кто покойник?
— Ну Чарлик же!
— Полностью — фамилия, имя, отчество…
— Да какое отчество, если он кот?
— Кот? — Как ни странно, молодой человек ни в малой мере не утратил самообладания. — Не по адресу "обратились. Животных не восстанавливаем. Только людей.
— Ну, — звучало уже не агрессивно, а почти ласково. — Раз людей можете, то уж одного котика для вас — раз плюнуть. Вы уж окажите содействие, я вам очень благодарен буду…
И рука просителя сделала как бы непроизвольное, легкое, но для внимательного взгляда ясное движение к внутреннему карману.
— Котов не восстанавливаем, — повторил молодой человек в той же тональности.
— А вот и нет! — заговорил заказчик уже целой октавой выше. — Восстанавливаете котов. Доказать могу! Значит, только своим, да? Так получается?
— Было два таких случая, — с неиссякаемым терпением объяснил молодой человек. — Кот и канарейка. Их запись не удалось отфильтровать от записей основного объекта, и они восстановились. Как своего рода побочные явления. Если бы вы заказали восстановление кого-либо из близких, то случайно могло бы и там… Но вы же видите — мы и людей всех не можем удовлетворить, а вы хотите, чтобы мы на кошек время и место расходовали. Негуманно, гражданин.
— Кого-нибудь из близких, — сказал Блажной Иван Федорович, — мне в наши времена не прокормить. Сами знаете. А на кота еще хватило бы…
Но на лице молодого человека уже возникло такое фундаментально-непреклонное выражение, что неудачливый заказчик невольно приподнялся, а клиент, дышавший ему в затылок, сделал движение, чтобы занять стул — и с изумлением убедился, что на стуле уже сидела одна из тех старушек, которых только что едва не по стене размазали — и уже объясняла свою потребность невозмутимому молодому человеку…
А.М.Бык и Федор Петрович увиденным остались довольны и вышли, чтобы теперь подняться по лестнице наверх. Не так давно тут еще жили люди, однако, благодаря усилиям Федора Петровича и вложенным средствам, весь этаж теперь был освобожден, и в нем разместилась контора с бухгалтерией и прочими нужными подразделениями. У А.М.Быка был тут свой кабинет, а для Федора Петровича помещение только еще ремонтировалось, поскольку он пока еще не переизбрался и ждал конференции. Перед кабинетами, как и полагается, находилась приемная, небольшая, но комфортабельная. В ней за изящным столиком сидела секретарша, дама неполного среднего возраста, эффектная и строгая; на вошедших она, однако же, взглянула ласково. Звали даму Сирена Константиновна.
