Алексей Доронин - Сорок дней спустя
- "Одуванчик", такого-растакого, вы там сдохли, что ли?
Всю дорогу до наблюдательного пункта одна мысль жужжала у Антона в голове, как пойманный в кулак шершень. Он понятия не имел, что делать с этой девкой. Дозорным Убежища случалось встречать людей во время патрулирования, но никого они еще не брали с собой.
"Ладно, приведем, а там видно будет, - решил Караваев. - Поди, не прогонят".
Запрет на пропуск посторонних и строжайшая тайна местонахождения имели смысл, когда вокруг бродили толпы людей. Теперь их нет. А от одной голодной сиротки Убежище не обеднеет.
Люди в Академгородке были - несколько тысяч, - но все они покинули построенные еще при Хруще щелястые панели и перебрались в дома частного сектора. Меньшая часть никуда не уходила из города, другие успели побывать в лагерях беженцев и деревнях и вернулись назад, поняв, что там их никто не ждет, и шансов выжить еще меньше.
Ближе всего к Убежищу селились те, кого обитатели последнего называли "рыбаками". Люди из бункера не встречались с ними, установив только односторонний визуальный контакт. В хорошую погоду, то есть когда с неба не падает пепел, с наблюдательного пункта можно разглядеть, как у самой новой береговой линии мелькают огоньки. Сами Хомяк с Карабасом их не видели, но парни за три смены до них, рассказывали, что видели, как пять мужиков, закутанных по самые глаза как чукчи, тащили сани с чем-то тяжелым, на манер оленьей упряжки.
Судя по тому, что они обжили несколько домов, их было немало: человек пятьдесят.
Дня четыре назад, оттуда стали доноситься один за другим ружейные выстрелы, потом долго и упорно застрочили два автомата под аккомпанемент сухого треска винтовок. Огоньки после того случая не исчезли; напрашивался вывод, что "рыбаками" атака неизвестных была отбита. Хотя не исключено и обратное: то, что хозяева зданий после боя поменялись.
Больше о соседях не было известно ничего, а они ни о каком Убежище скорее всего не догадывались.
Уже на пятый день, когда паника чуть улеглась, гладь разлившейся после разрушения плотины Оби покрылась лодками - самые умные уцелевшие выходили на реку кто на чем мог, чтоб пополнить рацион белком. Некоторые не брезговали собирать даже плававшую кверху брюхом рыбу, соревнуясь с воронами и чайками. Вниз и вверх по течению гремели взрывы толовых шашек, добивая ту, что не всплыла после ядерного удара. Сети, бредни - все пошло в ход; пока не стал лед, ловили даже раков, которые уже успели попробовать смытых в реку мертвецов.
Но сейчас вряд ли можно было что-то выловить в полыньях. Если рыба и осталась, то только в верховьях реки, подальше от радиации и обезумевших от голода людей. Скорее "рыбаки", пользуясь своим стратегическим положением, ходили в рейды на другой берег, который был обезображен цунами и наводнением и практически необитаем. Раньше там было зловонное болото, а теперь громоздились ледяные торосы, похожие на ландшафты Гренландии. Зато из-подо льда можно было "выудить" что-нибудь съедобное.
Ближе в радиусе нескольких километров людей не было.
*****
У подъездного крыльца лежал нетронутый снег. Чтоб не демаскировать укрытие, наблюдателям было предписано пользоваться другим путем. Со стороны двора, к одному из окон первого этажа, удобно прислонилось поваленное дерево - там им и приходилось лазить, вместо того чтобы ходить как люди через двери.
Снаружи квартиру трудно было отличить от соседних. Так же зияли лишенные стекол окна, так же свободно гулял по лестничной площадке и пролетам ветер. Ничем не отличалась от других и дверь на четвертом этаже, в которую Антон постучал условным стуком.
Григорий Петрович и Андрей, которых они должны были уже полчаса как сменить, встретили их без особой теплоты. Оба были в зимнем камуфляже "городской" расцветки с помятыми плоховыбритыми лицами, но больше ничего общего у них не было. Первый был мужиком лет сорока пяти, инженером с оборонного завода, второй молодым обалдуем, годившимся ему в сыновья.
- Где вас, мля, черти носили? - с ходу начал Петрович. - Вас в Убежище похоронили. Так прям и сказали: "если живы, им же хуже будет".
- Форс мажор, мужики. Песики чуть не задрали. А это Настя, прошу любить и жаловать.
Ее появление вызвало фурор: долгое "О-о-о-о!" и кучу комментариев.
- Да тише вы, елки-палки, - угомонил их Караваев. - Не смущайте барышню.
Но сама девушка, хоть и оставалась потерянной, смущенной не выглядела, встречая направленные на нее взгляды спокойно. Следующие пару минут оба наперебой изображали из себя джентльменов, сообразив, что девушка не про их честь. Но зависть к обладателю такого "трофея" в их глазах читалась.
Прежде чем отпустить, Караваев отвел их в сторонку.
- Так, ребята, предложение на миллион. Там снаружи остались санки, в них убоина. Идете к входу N2. Настя залезет в такой же мешок. Там сейчас два тюфяка на вахте, проверять не будут. Потом найдете Чернышеву из медпункта. Все ей объясните. У них в секции есть свободная койка. Недавно освободилась… Вот пусть поселит. Типа, выздоровевшую больную. Документы мол, потерялись. Башкой за нее отвечаете. Узнаю, что хоть кто на нее косо посмотрел, вешайтесь. Андерстенд?
Он посмотрел на них выжидающе, но те молчали, переглядываясь. Пока он не сказал самого главного:
- Сделайте, а с меня по десять банок на брата. И Маше столько же.
- Не вопрос, - хором ответили дозорные.
- Вот и ладушки.
Глава 5. Встреча
Хлопнула дверь, и Борис Мельниченко, румяный как дед Мороз, ввалился в комнату, впустив за собой вихрь снежинок. Отряхиваясь и фыркая, бывший сержант срочной службы стряхнул снег с капюшона пуховика и сразу подсел к буржуйке, отогревая замерзшие пальцы.
Бинокль ночного видения он положил на диван с грязной и прожженной сигаретами обивкой. "Гарантированная эксплуатация при температуре воздуха от + 45 до - 40" - гласила инструкция к прибору, который они нашли в магазине товаров для активного отдыха. Так что тот работал почти на пределе возможностей. Гражданская модель, может, была и хуже аналогичных военных, но для их целей годилась.
Ветер, подувший сквозь щель неплотно прикрытой двери, пробирал до костей.
- А дверь? - бросил напарнику Караваев, который сидел без верней одежды, - Холод собачий. Сорок пять градусов на солнце.
- Кажись, все чисто, - Борис тяжело опустился в продавленное кресло, которое жалобно скрипнуло под его весом.
Это было голословное утверждение. За те полторы минуты, которые он провел на балконе, невозможно было осмотреться как следует. Да он и не старался. Бог не выдаст, свинья не съест. Контролировать их каждую секунду никто не сможет; а если кому-то из большого начальства больше всех надо - пусть сами себе яйца морозят.