Бет Рэвис - Ярче солнца
Отведя взгляд от нее, я посмотрел на мягко плещущие, почти спящие воды пруда. Потом Дальше, через тростник и цветы лотоса на дальний берег. Мой взгляд пробежал по свежей ярко зеленой траве.
И врезался в металлическую стену.
В твердую, холодную, безжалостную металлическую стену, усеянную заклепками и запятнанную маслом и временем. Пылающими глазами я проследил шов в стене до самого верха, где он изогнулся и влился в солнечную лампу посреди потолка. За ним лежал уровень корабельщиков, а выше — уровень хранителей.
А еще выше — под тоннами и тоннами непроницаемого металла — было небо, которого я никогда не видел.
Небо, которого никогда не видела Кейли.
Небо, без которого она не смогла жить.
22. Эми
К тому времени, когда Старший заканчивает свою историю, мы доходим до Города. Я хочу сказать хоть что-нибудь, чтобы утешить его, но ведь все случилось несколько лет назад, да и все равно сказать нечего.
Я никогда еще не заходила так далеко в Город. В полдень весь уровень фермеров выглядит иначе, хоть солнечная лампа и светит одинаково что утром, когда я бегала, что днем — фальшивое солнце не двигается по небу, не окрашивает горизонт розовым, оранжевым и синим.
Город оказывается больше, чем кажется с Другой стороны уровня. Если смотреть издалека, из Больницы или Регистратеки, он словно сделан из Лего. Яркие кубики зданий громоздятся один на другом, людей едва можно разглядеть.
Но отсюда все не так. На улицах полно народу. Мужчины — и иногда женщины — бегут по мостовой, волоча за собой тележки, будто они ничего не весят. Овощи, мясо, ящики, рулоны ткани — все так и летает с одной улицы на другую, Я не ожидала, что тут так шумно. Люди зовут друг друга с разных сторон улицы, еще двое на углу кричат друг на друга, размахивая руками. Пахнет дымом — мне думается, не случилось ли чего, — но это всего лишь жаровня.
Весь Город, кажется, во власти хаоса. Вокруг столько народу. Я впервые думаю о них как об отдельных людях со своей собственной жизнью. Пытаюсь представить, как они живут. Вон тот человек за окном с хрустом разделывает ножом ребра. Может, ему скучно или он вымещает на этом несчастном мясе злобу? Вот девушка стоит, прислонившись к стене здания, потеет и обмахивается рукой — чего ради она покинула свой уютный дом, чтобы просто стоять у стены? Чего она дожидается?
И что все они будут делать, когда узнают правду? До чего дойдут разрушения, когда все поймут — а они поймут, это неизбежно, — что «Годспид» даже не двигается?
Я не поднимаю головы, опасаясь всех этих людей, которые с такой легкостью могут ополчиться на меня, а вот Старший встречает их улыбкой. Он, кажется, знает каждого, и все они улыбаются ему в ответ.
Но их улыбки гаснут, стоит им посмотреть на меня. Они шепчут: «Странная» — так тихо, что Старший не замечает. Я медленно натягиваю капюшон обратно на голову, проверяя, чтобы волосы ниоткуда не торчали.
— Семья Харли живет в квартале ткачей, — говорит Старший, ведя меня по улице. — Это в самом центре Города.
Кварталы называются по тому, что там делают. Мы, наверное, сейчас в квартале мясников — в воздухе висит стойкий запах крови, смешанный с запахом прогорклого жира. Мухи жужжат на окнах и лениво перелетают с кучи на кучу ожидающего обработки мяса.
— Можешь подождать тут минутку? — спрашивает Старший. — Я заметил кое-что, надо разобраться.
Киваю, и он входит в мясную лавку на углу. Я подбираюсь поближе, чтобы послушать. В здании пять рабочих мест, но работают только двое — оба из старшего поколения.
Один из них поднимает взгляд на вошедшего и толкает товарища локтем.
— Э-э-э, гм, здравствуй, Старейшина, — говорит он, вытирая окровавленные руки о замусоленный фартук.
Старший решает не напоминать ему, чтобы его не звали Старейшиной.
— Где остальные работники?
Мужчины нервно переглядываются. Первый снова поворачивается к корове, которую разделывал, и вгрызается ей в ляжку пилой. Другой так и стоит у стойки, не зная, что делать.
— Они… это… они сегодня не пришли.
— Почему?
Он пожимает плечами.
— Мы вчера им говорили, что они понадобятся, что Бронсен доставит как минимум три туши, но…
— Но они так и не пришли.
Мясник кивает.
— Почему же вы ничего не сделали?
Тот все продолжает вытирать руки о фартук, но чище их об эту грязную тряпку уже не вытрешь.
— Это… это, гм… это не наше дело.
— Что не ваше дело?
— Приказывать другим работать.
Старший, стиснув зубы, выходит, и вместо него прощается колокольчик над дверью.
Оказавшись на улице, он бросается прочь, и его угрюмый вид гасит приветственные улыбки встречных фермеров.
— У Старейшины никогда не было таких проблем, — тихо рычит он мне. — Люди просто не работают. Ленятся. Он никогда с этим не сталкивался. Люди слушались его, не смели отлынивать. Старейшина всегда делал все, чтобы корабль работал как часы.
— Ничего подобного, — говорю, и мои слова настолько изумляют Старшего, что он останавливается. — Ничего он не делал, — добавляю уверенно. — Все делал фидус.
Старший ухмыляется, и его злость немного бледнеет. Мы проходим мимо группки прядильщиков, которые сидят на тротуаре и беззаботно болтают, а нить скользит сквозь их пальцы. Но в следующем квартале, там, где стоят ткацкие станки, темно и тихо, ткачей в поле зрения нет. Старший обводит его тяжелым взглядом и ведет меня к железной лестнице, вьющейся по нагромождению ярко окрашенных трейлеров над рабочей зоной.
— Желтый, — говорит Старший, указывая на трейлер через три лестничных пролета. — Там Харли раньше жил.
Следую за ним вверх по лестнице. Чем дальше, тем больше пестрых пятен встречается нам на ступенях и перилах. Даже здесь Харли оставил свой след.
Старший колеблется, занеся кулак над высохшим мазком голубой краски, но потом все же стучит.
Никакого ответа.
Он стучит снова.
— Может, их дома нет? — спрашиваю я. — Сейчас разгар дня.
Когда и на третий раз никто не отвечает, Старший толкает дверь.
23. Старший
Внутри темно и воняет чем-то прокисшим. Вокруг видны следы пребывания Харли — изнутри трейлер выкрашен в белый цвет с желтыми завитками по верху. В центре комнаты стоит стол, но все стулья, кроме одного, собраны в кучу в углу, а поверхность стола захламлена обрезками ткани, ножницами и бутылочками краски — атрибутами ткацкой профессии.
— Эй? — зовет Эми. — Мне кажется, там кто-то есть, — добавляет она, кивая на занавеску, которая завешивает проход в глубь трейлера.
