Бет Рэвис - Ярче солнца
Делаю шаг вперед и отвожу занавес рукой. В этой комнате еще темнее, пахнет мускусом и потом. Это большая спальня, а за ней (я помню) находятся еще ванная и маленькая спальня.
Посреди кровати, свернувшись в тугой клубок, лежит Лил, мама Харли. Волосы у нее в беспорядке, но она полностью одета, хоть одежда и покрыта пятнами.
— Что вы тут делаете? — спрашивает Лил тихим, разбитым голосом.
— Где… — спотыкаюсь на имени отца Харли. — Где Стиви?
Лил, не вставая, пожимает плечами.
Эми шагает вперед, колеблется, потом садится на край кровати.
— Все нормально? — Она тянется к Лил, но та отстраняется, напуганная ее светлой кожей. Эми роняет руку на колени. Через пару секунд она поднимается и становится позади меня.
— Где Стиви? — спрашиваю еще раз.
— Ушел.
— Надолго?
Лил снова пожимает плечами.
Под одеялом у нее начинает урчать в животе.
— Давай-ка найдем тебе что-нибудь поесть, — говорю я и тянусь к ее руке. Она не пытается отстраниться, но и не реагирует на мои слова.
— Нет смысла, — говорит она. — Нет еды.
— Нет еды? — спрашиваю я и машинально бросаю взгляд на занавеску — за ней, в большой комнате, находится распределитель питания. — Он сломался? Я вызову ремонтника, пусть проверит.
— Нет смысла, — повторяет она тихо. Не обращая внимания, я связываюсь с уровнем корабельщиков и прошу выслать кого-нибудь как можно скорее.
Закончив разговор, снова поворачиваюсь к Лил.
— Что случилось? Почему ты не работаешь? Мне позвать Дока?
Она лежит, уставившись в потолок.
— Не могу работать. Краски напоминают о нем. Цвета. Везде цвета.
— Лил, — начинаю я, пообещав себе попозже все-таки вызвать Дока, — ты брала из Регистратеки какие-нибудь картины Харли?
Тут она подскакивает и садится прямо.
— Нет!
Но взгляд устремляется на одну из занавесок.
Она замечает, что я смотрю в ту же сторону.
— Они мои. Он мой сын. Был моим сыном. Это все, что мне от него осталось.
— Мы просто хотим посмотреть, — тихонько доносится из-за моей спины голос Эми.
Лил снова откидывается на подушку.
— Какой смысл? Его не вернуть. Никого из них не вернуть.
Больше она не поднимает взгляд, и мы с Эми потихоньку пробираемся к занавеске на дальней стене. Я поднимаю ее, и Эми вслед за мной проскальзывает в проем.
Это ванная. В туалете не смыто, раковина в пятнах. Мы торопливо следуем к другой занавеске.
Вот и комната Харли — точнее, это была его комната до того, как он переехал в Больницу. Следы его пребывания видны повсюду — у стены стоит кровать с тонким матрасом, на тумбочке рядом примостились часы, — но по всему видно, что в прошедшие годы эта комната служила скорее чуланом. Протиснувшись между коробками, я наконец нахожу то, ради чего мы пришли, — картину Харли «Зазеркалье».
— Какая красота, — выдыхает Эми. Наверное, и правда красиво, вот только я, глядя на нее, вижу лишь то, как было на самом деле, а не то, как изобразил все Харли.
Там сплошные яркие краски, а у меня в памяти все темное: вода, грязь, ее глаза. В верхней части картины, глядя в пруд, стоят пятеро человек: я, Харли, Виктрия, Барти и — позади нас — Орион. Для воды Харли использовал какую-то блестящую краску, а прямо под зеркальной поверхностью пруда виднеется девушка. Она плывет на спине, и ее смеющиеся глаза смотрят вперед, на поверхность. У ее пальцев резвятся золотые рыбки, а корни лотоса путаются в распущенных густых черных волосах.
— Да уж, он любил золотых рыбок, — говорит Эми.
— Их любила Кейли.
На языке появляется вкус мутной воды. Мне вспоминается, какой липкой была ее кожа. Как раздутое лицо сплющивалось под пальцами Харли.
— Давай искать подсказку, — мягко говорит Эми, оттаскивая меня от кромки воды. — Она, наверное, на обороте, как в тот раз.
Поднимаю картину к свету и переворачиваю.
— Смотри, — говорит Эми.
В центре очерченного легкими штрихами прямоугольника приклеена карта памяти. Подцепляю ее ногтем. Там же обнаруживается и новое послание, еле заметное, как и первое:
«1, 2, 3, 4. Сложи, чтобы отпереть дверь».
— Думаешь, он про ту дверь на четвертом этаже Больницы? Которая ведет к лифту на криоуровень?
— Вряд ли. Про ту он сам тебе сказал, он знает, что я за ней была. Раз подсказки оставлены для меня, думаю, он имел в виду другую запертую дверь.
— Но у нас больше нет… — начинаю я и сам себя обрываю. На корабле немного запертых дверей, притом большинство из них я могу открыть, используя биометрический сканер. Но есть целый отсек, полный дверей, заблокированных кодом, которого не знал даже Старейшина.
— Двери на криоуровне. Рядом со шлюзом.
Эми кивает.
— Скорее всего.
— Вид-экран у тебя с собой?
Она вытаскивает его из кармана, и я вставляю туда карточку. Эми проводит пальцем по окошку идентификатора. Экран оживает; на нем — лицо Ориона. Поколебавшись мгновение, Эми наклоняется ближе ко мне — так, чтобы видеть экран, но не настолько близко, чтобы нечаянно коснуться.
«запуск видеофайла»Ориона едва можно различить в тени. Он сидит на четвертой ступеньке большой лестницы, которая исчезает из виду за ним. Его правая рука нервно, почти тревожно постукивает по колену.
— Где это он? — спрашивает Эми.
Качаю головой, сосредоточившись на видео.
Камера дрожит — Орион настраивает изображение. Голос его звучит мягко, почти ласково.
ОРИОН: Первым делом я хочу сказать, что мне очень жаль Кейли. Я не хотел ее смерти.
— Это он ее убил? — ахает Эми.
Я ничего не говорю, но в живот мне словно камень падает.
ОРИОН: Я ее не убивал. Но это почти целиком моя вина. Она догадалась. Узнала самую главную тайну Старейшины. То, что он не хотел никому раскрывать.
— Что это могла быть…
— Ш-ш-ш.
Орион, замолкнув, с трудом сглатывает, будто волнение мешает ему говорить.
ОРИОН: Эми, ты должна знать — если решишь продолжать поиски, — что убийство Кейли было предупреждением. Ее уже не вернуть, но кое-что я сделать могу. Поменять замки. Старый дурак их даже не проверил.
Орион резко умолкает. Взгляд его становится рассеянным.
ОРИОН: Я больше не знаю, что хорошо и что плохо. С самой ее смерти. Не знаю, нужно ли остальным на корабле знать то, что узнала она. Не знаю, нужно ли ей было знать правду.
Орион садится поудобнее.
ОРИОН: Не знаю, стоила ли ее жизнь спасения корабля.
Он пожимает плечами, будто допуская, что это убийство можно оправдать или хотя бы понять.
