Герберт Уэллс - Пища богов (пер. Тан)
— А там на двери-то вывешено, что я дома… — сказал Бенсингтон.
— Ах, черт возьми! Ну, теперь все равно.
С этими словами управляющий вылез из окна обратно на лестницу. Бенсингтон вновь был предоставлен своей собственной инициативе, и она немедленно увлекла его под кровать.
Тут он вскоре был найден Коссаром.
Выломав дверь могучим прыжком с разбега, Коссар нашел своего приятеля почти в столбняке.
— Вылезайте скорей, Бенсингтон, — сказал он, — не бойтесь, это я. Мы вас вызволим. Надо отсюда убираться поскорее. Обязательно! Они сожгут дом. Прислуга вся разбежалась. Хорошо, что я нашел кого-то, кто знал, где вы находитесь. Взгляните сюда!
Высунув голову из-под кровати, Бенсингтон увидел в руках Коссара какие-то лохмотья, а главное — черную дамскую шляпку.
— Они весь дом обшарят, если только не зажгут его,
— продолжал Коссар. — Войска могут явиться не раньше, как через час, а тем временем они и здесь побывают. Толпа самая безобразная. Пятьдесят процентов — хулиганы. Надо убираться. Обязательно! Они камня на камне не оставят. Надевайте это скорее, Бенсингтон, я вас отсюда выведу.
— Да как же это… — начал было Бенсингтон, высовываясь из-под кровати подобно черепахе.
— Да вот так же — одевайтесь, и пойдем! Обязательно!
— воскликнул Коссар, вытаскивая ученого и принимаясь поспешно одевать его старушкой — в красную фланелевую кофту, темную юбку и смятую шляпку. Панталоны при этом были засучены повыше, сюртук, жилет, галстук и очки сняты, мягкие ботинки, к великому огорчению для мозолей, заменены башмаками, на плечи накинут платок — и переодевание кончилось.
— Прекрасно! — воскликнул Коссар. — Вы точно родились старушкой! Идем!..
В этом, столь нелепом одеянии, под руку с Коссаром, неловко наступая на собственный подол и стараясь говорить женским голосом, знаменитый изобретатель «Пищи богов» проследовал по коридорам и лестницам мимо своей квартиры, прошел сквозь ревущую толпу и удалился навсегда как из дома, в котором жил много лет, так и из нашего рассказа.
Больше этот маленький человечек не играл никакой роли в развитии того великого дела, которому дал первый толчок. Уйдя из своей лаборатории, он скоро ушел из мира вещей видимых и описываемых. Но принимая во внимание его заслуги перед наукой и перед нашим рассказом, мы считаем себя обязанными дать краткий отчет о последних его днях. После короткого периода пребывания в совершенной неизвестности, убедившись, что взрыв народного негодования прошел, Бенсингтон объявился на Тенбриджских водах, где жил под крылышком кузины Джен, занимаясь исключительно здоровьем и не обращая внимания на судьбу «Пищи богов».
Поселился он в гидротерапевтической лечебнице, приспособленной для пользования всякого рода ваннами — углекислыми, креозотными, гальваническими, радиоактивными, хвойными, паровыми, световыми, сенными, грязевыми, — одним словом, всякого сорта ваннами, а кроме того, массажем, гимнастикой и прочим. Покончив с прежней своей деятельностью, он увлекся совершенствованием этих методов лечения, но так и умер, не успев их усовершенствовать. По временам он катался в закрытом экипаже, закутавшись в шубу, а иногда, если позволяли мозоли, ходил пешком к железистому источнику, где пил воду под надзором кузины Джен.
Его сгорбленная фигура, красное лицо, теплые ботинки и очки стали известны всему Тенбриджу. Все вокруг за ним ухаживали, а лечебница даже гордилась таким знаменитым пациентом. Теперь никто уже не мог лишить его знаменитости, и хотя он не следил по газетам за судьбой своего открытия, но, проходя по саду лечебницы или по улице, он не без тайного удовольствия слышал шепот гуляющих: — Вот он! Это он!
Да! Вот эта маленькая фигурка обрушила на мир «Пищу богов»! Трудно сказать, что удивительнее — величие или мелочность записных ученых. Представьте себе Бенсингтона в меховом пальто, пьющего маленькими глоточками железистую воду. Во всей позе его выражался протест: глаза с неудержимой ненавистью смотрят сквозь очки на кузину Джен, он морщится, а все-таки потягивает противную жидкость…
Таким мы запечатлели навсегда в нашей памяти фигуру ученого, представляющую собой лишь одну незначительную точку в той картине, которая раскинулась вокруг него — в истории открытой им «Пищи богов». А сами перейдем к нашей истории, к рассказу о том, как росли разбросанные по разным местам гигантские дети, как они ухитрились жить в таком мире, который был слишком мал для них, как особые законы и конвенции, составленные особой комиссией, все более и более опутывали их, пока…
Книга вторая
ПРИБЫТИЕ ПИЩИ
1
Наша тема, начав развиваться в лаборатории ученого, раскинулась теперь отдельными ветвями во все стороны, так что и рассказ наш становится историей особого рода диссеминации.
Следить за распространением «Пищи богов» — это почти то же, что описывать разветвления постоянно растущего дерева. В течение четверти обыкновенной человеческой жизни Пища эта раскинула свои ветви почти по всему свету. Из Англии она весьма скоро переехала на континент, а пройдя через Европу, появилась в Америке, Австралии, Японии, всюду производя одинаковый эффект. Проникала она в жизнь медленно и перескакивала с места на место, несмотря ни на какие противодействия. «Крупное» как бы возмутилось против «мелкого». Несмотря на предрассудки, законы и регламентацию, несмотря на упрямый консерватизм, лежащий в основе всякого общественного строя, «Пища богов» тихими, но верными шагами завоевала себе положение.
Главный результат сознательного ее применения заключался в следующем: гигантские дети подрастали незаметно, но случайная потеря, утечка всегда производили шум и сильное впечатление. Чем больше вырастало детей, тем чаще происходили утечки. Пища ускользала из рук, точно живое существо, преднамеренно убежавшее из-под замка. Перемешанная с мукой, она легким облачком утекала от малейшего ветерка и всюду порождала что-либо крупное. И здесь, и там появлялись гигантские насекомые, растения или животные, происходившие от тех, которые повсюду сопровождают человека.
Деревушка Пангбурн в Беркшире, например, несколько дней должна была бороться с гигантскими муравьями. Три человека были укушены и умерли. Появилась паника, началась война, и хотя неприятель был скоро побежден, но он оставил за собою в природе нечто, уже навсегда изменившееся. Помимо муравьев, в одном месте появилась чудовищной величины трава, в другом — гигантский лопух, в третьем — целая туча гигантских комаров, в четвертом, наконец, тараканы, на которых пришлось охотиться с ружьями.
