Андрей Кокоулин - Фотография на память
Наверное, одиннадцать-в.
Людей нет. То ли от дыма, въевшегося в глаза, то ли от усталости Вадиму казалось, что окружающее подергивается рябью, будто лошадиный круп, отгоняющий слепня.
Тр-р-р — прокатывается дрожь, волной вздымая асфальт, стуча досками и пощелкивая щебенкой. Шуршит, опадая, пыль с домов. Перехватывает дыхание. Тр-р-р — дрожь спешит обратно, качая небо и липы.
И кто слепень? Кого тут пытаются сбросить со шкуры мира? Неужели его? Неправда ваша, я — хомяк.
Боль куснула правую, обожженую ногу так, что он невольно захромал.
За складом тоже все было перекопано, узкая полоска земли тянулась вдоль складской стены компромиссом между нуждами пешеходов и потребностями коммунальных служб. Бетонное крыльцо склада, поперек тропки обрывающееся прямо в траншею, видимо, являло собой третью заинтересованную сторону.
Вадим забрался на ступеньку и, наверное, в своих поисках прошел бы дальше, но глаз зацепился за плеснувший под порывом ветра листок. На листке карандашом, с проколами от того, что бумагу держали на весу, было написано: "Открыто". А сантиметров на тридцать выше обшарпанная табличка извещала, что склад тоже является частью улицы Грибоедова и имеет свой номер. Не одиннадцатый-в, — г или — я.
Тринадцатый.
Ну, вот, подумал Вадим и взялся за простенькую пластиковую ручку. Останется пятое фото. А дальше, Алька? Ты вернешься?
Внутри было пусто.
Пыльный бетонный пол, столбы, заведенные под крышу через равные промежутки, низкие лампы в кожухах на шнурах. Лампы светили строго вниз, желтые конусы света упирались в пол, а наверху угадывались перекрещивающиеся металлические фермы. Там копилась тьма.
Вадим без труда достал до лампы ладонью.
— Проходите сюда, — услышал он.
В коротком отростке склада обнаружился стол на ножке и коричневый кожаный диван. С дивана поднялся высокий, за два метра, человек в плаще и изобразил короткий пригласительный жест.
— Я не знаю, по адресу ли… — произнес Вадим.
— По адресу.
В голосе человека была спокойная уверенность. Он терпеливо дождался, пока Вадим подойдет. Из-за низких ламп лица его не было видно.
— Носитель, — протянул он узкую белую ладонь.
— Что? — спросил Вадим.
— Посредством чего вы узнали об этом адресе?
— На фотографии…
— Дайте.
Вадим достал снимок.
— Она немножко…
— Неважно. Давайте все, — высокий человек едва заметно, движением пальца указал на карман спецовки, где лежали остальные снимки.
— Там одна непонятная, я не понял…
Человек цокнул языком.
— Я разберусь.
Вадим сложил слипшиеся снимки в чужую ладонь.
Человек повернулся к нему боком, разместил фотографии на столе, над каждой подержал пальцы, словно грея. Несколько секунд было тихо, затем Вадим расслышал смешок.
— Пятая вам и не нужна.
— Почему?
Человек пропустил вопрос мимо ушей.
Одну за другой он разорвал фотографии пополам, потом умял их в ком и убрал в карман плаща.
— Десять дней.
— Что?
— Десять дней, — повторил человек, все также оставаясь лицом в тени. — Да или нет?
Вадим вздрогнул — в голосе проскользнула едва сдерживаемая ярость.
— Да.
Человек сказал мягче:
— Тогда звони.
И отодвинулся, открывая висящий на стене телефон.
— Кому? — спросил Вадим.
— Тебе лучше знать.
— Но я…
Вадим почувствовал неудовольствие человека и замолчал.
На телефоне не было ни кнопок, ни диска. Матовый черный прямоугольник со сглаженными углами. И трубка.
Звонить? Как звонить? Кому звонить? Разве у него есть кому звонить? Здесь наверняка не предоставляют связи с тем светом. Или предоставляют?
Он взял трубку, повертел, приложил к уху.
Квакали себе короткие гудки, квакали, и вдруг пошел длинный тон соединения. Ту-у-у…
— Алло? — сказала трубка.
Голос он помнил. Сердце помнило.
Хрипловатый, раздраженный. Когда ссорились…
— Алька!!! — не веря, заорал Вадим, затылком ощущая, как недовольно морщится от крика человек за его спиной. — Алька, это ты?
— Блин, Вадим, — сказала Алька. — Кто еще? Это мой номер.
Горло стиснуло.
— Алька, — зашептал Вадим, — Алечка, вернись, пожалуйста! Ты слышишь? Вернись.
— Ты серьезно? То прогонял-прогонял…
Вадим уткнулся лбом в стену.
— Прости меня. Алька.
— Ну, я даже…
В трубку внезапно ворвался резко наплывший рев двигателя, жалобный визг покрышек, звук бьющего стекла, еще какие-то звуки — шипение, скрип, какое-то бульканье.
Затем стало тихо. Тихо и страшно.
Это прошлое, обмирая, понял Вадим. Это тогда. Это — тот самый день. Я звоню в четырнадцатое сентября.
Алька там сейчас умирает. Снова.
— Алька…
Тишина.
— Алька! — крикнул он, не надеясь дозваться.
— Блин, Вадька, — ожила трубка, — тут какой-то сумасшедший ездюк…
— Все.
Высокий человек прижал рычажки ладонью.
Алькин голос потух. В трубке зашипели помехи.
— Погодите, — растерянно произнес Вадим, — это же важно…
— Все, — твердо повторил человек.
— И что теперь?
Человек, казалось, задумался.
— Теперь? Возвращайся домой. Настройка… скоро произойдет.
— Но…
Стукнула дверь, и Вадим обнаружил, что стоит на крыльце, а ступеньки ведут в траншею. Пальцы высокого человека, казалось, все еще жмут плечо.
Я слышал Альку. Я слышал. По-настоящему. Я не сплю. Это значит — все? Пятая не нужна? И я могу…
Прихрамывая, он сошел на полоску земли.
Домой? Конечно же, домой! Если Алька… Господи, если Алька!.. Не думать! Не спугнуть! Ведь чудо же, нет? Телефон спасения — чудо, звонок — чудо. Фотографии! Можно же надеяться на еще одно?
Вадим заторопился.
Алька! Раскачивались дома и липы, ходуном ходила земля. Мир, похоже, предпринял новую попытку сбросить его с себя, накатывал слева и справа, толкал в спину, грозя захлестнуть, накрыть, выкинуть. Солнце бродило по небу, свихнувшись, кругами. По часовой и против. Трещал, выламываясь, асфальт. Гнилым золотом осыпались листья. Воздух приобрел удушливую сладость, забился в горло.
Где же горечь?
Вадима то прижимало к тропе, то подбрасывало вверх, ветер хлестал его по щекам, а песок искорками колол глаза.
В конце концов, мир застонал, скорчился и раздался в стороны, а Вадим удивленно остановился между двумя одинаковыми гаражами с одинаковыми потеками ржавчины. У двух одинаковых ворот лежали шины-двойники, у двух идентичных горок щебня валялись мятые алюминевые близнецы из-под колы.
Раздвоенность не исчезла даже когда Вадим мотнул головой.