Николай Полунин - Роско планета Анджела
— Эй, Роско, гляди! Она сможет так?
Нока вытянулась, приподнявшись на цыпочки, с прямой спиной. Не меняя улыбки на лице, легко подняла одну ногу в параллель с полом и медленно присела на второй. И так же медленно из глубокого приседания встала. Руки у Ноки при этом были раскинуты, как крылья. Она послала Роско воздушный поцелуй и скрылась за дверью комнаты, откуда только что вышла. Той, что Роско перепутал. Где Сиинт, Ява, Роса, и где Сиинт сегодня в ударе.
«Открытая книга, — повторял про себя Роско, тычась в поисках своей двери. — Проклятая открытая книга».
Забавы рая 2
Он не сразу вспомнил, зачем ему понадобилось сперва заходить к себе. Потом увидел «белый шкаф» в своей комнате. Краас очень гордился, что вот у него новый дом, а — есть «белые шкафы», все как полагается. И был слегка разочарован, что Роско этой его гордости не разделяет. А он просто не знал, в чем тут фокус, и так уже и хотел сказать, но Краас успел понять и без слов. «Ах, ну да, Роско, я все забываю, что ты далек от нашех земных страстишек, делишек и проблемок!..» Роско только стиснул зубы.
Сейчас он переоделся из рубашки, привычной и удобной, в широкое белое одеяние, которое надо застегивать на плече. Тоже, конечно, удобно, но как-то…
Вокруг обширного низкого стола полулежали, не то полусидели. Роско был встречен возгласами. Неудобные стаканы заменены широкими чашами, и они поднялись Роско навстречу. Безымянный пока напиток плеснул через края. Особенно старался Краас, возлежавший чуть выше остальных. Его переброшенная через плечо… тога, вспомнил Роско, как это называется, слегка бирюзового оттенка, съехала, обнажая могучие мышцы под белой кожей.
«Сытная полноценная еда, чистейший воздух Земли, жизнь без забот и тревог, душевное непоколебимое спокойствие и ясное сообственное будущее, — думал Роско, — вот абсолютный залог телесного и духовного здоровья. И при этом — спорт, спорт, спорт каждый день, приятно изнуряющий, так хорошо и славно уносящий прочь посторонние мысли, ужасно мешающие пищеварению. А если от природы умом не обременен, да если рядом, всегда под рукой, красивейшая из женщин…»
Роско даже не было-стыдно за собственные мысли. Он просто ничего не мог с собой поделать. В нем звенела, натягивалась незримая струна, и что-то подсказывало, что сегодня ей суждено лопнуть. Только бы удержаться, не наделать глупостей. Роско знал себя и — чуточку — самого себя боялся.
Он прилег возле Крааса, на возвышении, стараясь не смотреть лишний раз на Иву. Только кивал, отдавая дань любезности, при каждой перемене блюд.
Обеды у Крааса обставлялись согласно выуженной то ли самим, то ли кем-то из знакомых незапамятной традиции, якобы в забытые стандарт-века назад существовавшей. Были «гости», «хозяева» и «прислуга». Дележка мест исполнителей для каждой категории всякий раз проходила по утрам с шутливой перебранкой. Эти дни, Роско ради, Крааса согласились задержаться в «хозяевах».
Вопреки утверждениям Ноки, все «гости» на обед вышли в соответствующих костюмах. И это несмотря на то, что явно «гостей» (и просто — гостей) прибавилось, и вряд ли все новые были специально предупреждены об игре. Но люди умели обходиться только намеком, напомнил себе Роско, чтобы подхватить чужую идею. Особенно, если это игра.
«Тебе, тугодуму, пришлось втолковывать битый час».
Коричневые тела, белые тоги и туники. Горы сладостей и фруктов, дымящиеся горячие блюда. Веселый хмель по чашам.
— Сплеснем во имя Переселения, друзья!
— За старшину Переселенцев!
— Не знаю, говорят, там внизу холодно, как на пиках Хребта Инка, и сплошной снег.
— Там постоянные ветры, огромный океан, то-то повеселимся на просторе!..
— А тот ему и говорит, брось, говорит, ты, Соонк, отчетливо пахнет дыней, или я ничего не понимаю.
— Ну и?
— Ну и съел, не поморщился, а как глаза ему развязали…
— Такое как бы крыло. Мы старый чертеж нашли.
Теперь только подобрать место для испытания. Я знаю обрыв на Большой, в устье…
— Старые Города — это, конечно, интересно, но я все время боюсь, что там что-нибудь обрушится. А мои оба сорванца только там и пропадают. Мы же живем рядом, Аян все не удосужится поменять дом. Дождется, я сама…
— Подумаешь, мы ребятами тоже только там и лазали. На плантации за лалой.
— Рассказывают, в Старых Городах часто видят…
(шепот).
— Тем более. Фу, не будем об этом!
— И вот, когда самое представление начинается, к зрителям под столы ныряют «птенчики» — ну лет по десять-двенадцать, не больше. Розовенькие и голубенькие. К даме, значит, мальчик, к мужчине — девочка.
— Ну и?
— Ну и что там на сцене — уже никому не интерес но. У каждого свое представление! Ха-ха!
— Флайк, несносный, ты опять был в Парке, в Зале Любви!
— Дорогая, я только смотрел, только смотрел…
— Переплыл, между прочим, Срединное туда-обратно шесть раз без отдыха. Без отдыха! Трое стандартсуток, чтоб вы знали!
— А представь такое же море, но сплошь покрытое льдом. Ты на озере Кан лед, который растет со дна, видел когда-нибудь?
— Ну и?
— Если бы только в Старых Городах… (Шепот.)
— А кто говорит?
— Роско говорит.
— Кстати, он здесь сегодня.
— Быть не может, покажите. Всю жизнь мечтала увидеть.
— Вон, по правую руку от Крааса.
— Что?
— Они с ним какие-то друзья, кажется, с детства, что ли.
— Краас — его старший брат.
— Который Роско, это вон тот обросший? Какой-то он мелковатый.
— Брось чепуху нести, какие братья у Роско, не по нимаешь, так молчи.
— Все слышу — Роско, Роско, а кто это вообще такой?
— Сплеснем во имя Переселения, друзья!
— Во имя Переселения!
Роско ел, что ему накладывали. Краас потчевал собственноручно. Роско не поднимал глаз.
Завтра он отсюда уйдет. Хватит, на ближайший стандарт-месяц он обществом себе подобных пресыщен. С него довольно лесов и полей, их ночных обитателей. Лунного света и прозрачной невесомой нити солнца, какое оно бывает, едва разгораясь…
Но Роско тут же вспомнил, что говорила Нока. Где она, интересно, все выгоняет из себя жар полуденных приключений? Человек пятьдесят возлежало по сторонам длинного стола.
Шум нарастал. Ничего не останавливается вовремя. Это Краасово зелье. Роско чувствовал на себе. Мешанина тел и гул голосов вдруг слились. От пряных и липко-сладких духов, наводимых каждым из обедающих по отдельности и в итоге превратившихся в невероятный коктейль, забивший, изгнавший простой свежий воздух, тошнило.
