Елена Хаецкая - Поп и пришельцы
Трясясь и то и дело стуча по себе кулаками, Боречка на негнущихся ногах поскакал к Драговозову в тайной надежде, что все сейчас разъяснится. Еще в приемной он выпалил в лицо секретарю:
– «Маргариты» пропали!
По лицу Плахина он понял, что никакого недоразумения нет, что «маргаритов» никуда не забирали и не переводили. Плахин тихо вошел к Николаю Панкратовичу и о чем-то с ним разговаривал, прикрыв дверь. Боречка не помнит, как долго. Не дожидаясь возвращения Плахина, он убежал.
– Они все так на меня смотрели… – рассказывал Боречка. – Я же говорил: нельзя снимать с клеток охрану – боязно…
– А камеры слежения там не установлены? – поинтересовался отец Герман.
Боречка уставился на него и замигал.
– Зачем там камеры слежения? За ценными или неизученными постоянно наблюдает специалист. А красть кроликов… Да здесь у всех есть кролики. Любые. Они же плодятся…
– То есть, камер нет, а охрану выставляют только в исключительных случаях? – уточнил отец Герман.
– Именно. – Боречка вздохнул. – Но Драговозов счел, что маньяк, следивший за Катей, – более исключительное явление, чем «маргариты».
– Что ж, Борис, он ведь прав. Какой дряни ты наглотался?
– А? – Борис густо покраснел. – Купорос…
– Как же тебя спасли?
– Глупее не придумаешь… Соседка, Лада Толстикова, забежала за перчатками. Она часто их рвет, а у меня всегда есть пачка запасных. Я толком ничего не помню. Прибежал ветеринар… – Боречка болезненно поморщился. – Потом еще врач из района приезжал со специальными медикаментами.
Отец Герман приблизительно представлял себе произошедшее. Врачи не любят самоубийц и обходятся с ними наивозможно грубым образом. Боречка пережил немало трудных минут. Теперь он лежал в своей пустой комнате на сбитой постели, кое-как прикрыв мокрую, воняющую медицинской гадостью простыню одеялом. На одеяле – тоже неприятные желтые пятна.
– Ты прямо как подпоручик, – сказал ему отец Герман. – Чуть подозрение в бесчестии – тотчас пулю в лоб. Читал рассказ «Брегет»?
– Нет… – вымолвил Боречка и страдальчески закричал: – А зачем они смеялись? Если для меня теперь все, конец! Ну вот зачем мне жить? Алина… и все, они ведь думают, что это я спер! В Молочном есть один кроликовод…
– Конкурент?
– Так… мелочь, но завистливый и с амбициями. А я ведь учился в Молочном. Практику там проходил. Они точно думают, что это я…
– У тебя, Борис, нет для этого самой главной вещи, – сказал отец Герман.
– Смелости? – горько вопросил Боречка, с осторожностью шевеля под одеялом ногой.
– Мотива. Тебе совершенно не нужна эта кража.
– Все равно. Я не досмотрел.
– Ты ведь беспокоился о том, что охрану с «маргаритов» сняли, – напомнил отец Герман.
– А письменную докладную не подал.
– Борис, у тебя есть враги?
– Какие у младшего зоотехника могут быть враги?
– Могут, уж ты мне поверь. Люди обладают подчас весьма причудливым устройством души. А у жениха дочери босса врагов море.
Боречка пожал плечами.
– Алина, по-моему, до меня ни с кем не гуляла.
– Есть интересная категория: тайные завистники.
– Честное слово, не знаю.
– Ну ладно, – вздохнул отец Герман. – Обещай мне, что больше такого не повторится. Никакого купороса.
В глазах Боречки метнулся ужас.
– Я так испугался, – признался он и заплакал.
– У тебя есть фотографии этих кроликов?
Борис в слезах покачал головой.
– Хотели для рекламы снять с ними Наталью Еланину – с голыми плечами. Вообще на самом деле она до пояса раздетая, но за кроликами почти ничего не видно.
Еланина работала в рекламном отделе и обладала исключительной внешностью: красивое славянское лицо с прозрачным голубым взором, тяжелые округлые плечи, словно нарочно созданные для меховых боа или легких, щекочущих шею шубок. Она считалась «лицом фирмы».
– Что, не успели? – огорчился отец Герман. – А в каком-нибудь каталоге этих «маргаритов» нет?
Боречка задумался. Видно было, что ему приходится прикладывать для этого немалые усилия.
– Как же, – проговорил он наконец, – у меня на столе… Журнал «Новое Кролиководство». Только зачем?
Он снова застрадал, разом вспомнив о позоре, от которого его отвлек было разговор.
– Надо, – ответил отец Герман, разбирая журналы.
– Все равно, там ведь не наши кролики… в журнале…
– Скажи, Борис, как ты думаешь: много ли в шекснинском районе кроликов породы «бургундский маргарит»?
Борис затих, вцепившись пальцами в одеяло.
Фотография была обнаружена, и отец Герман с нею ушел, напоследок погрозив Боречке кулаком. Тот расслабленно улыбнулся – засыпал, истомленный пережитым.
Секретарь Плахин встретил отца Германа хмуро. Драговозов был злой, не разговаривал, а больше сипел и наливался черной краской, если его не понимали с первого раза. Алина заперлась у себя и громко включила музыку, а на стук в дверь не отвечала. Катя исправно пила апельсиновый сок и смотрела музыкальные кинокомедии, но в беседы ни с кем не вступала. Супруга Драговозова находилась в круизе, поэтому семейный кризис всей тяжестью лег на плечи одного Николая Панкратовича, а он этого очень не любил.
– У вас есть цветной факс? – спросил Плахина отец Герман, заговорив с ним как с Гувыртовским, без «здрасьте» и прочих затрат времени.
Плахин оценил этот подход и полюбезнел.
– Разумеется.
– Нужно отправить материал Опарину в прокуратуру, – сказал отец Герман, протягивая развернутый журнал.
Плахин взглянул на глянцевую страницу и позволил себе удивиться.
– По-вашему, прокуратура заинтересуется пропавшими кроликами?
– Я им позвоню – заинтересуются. Какой телефон у вас не местный? Отправьте немедленно.
Плахин повиновался, а отец Герман принялся разыскивать Ивана Ильича Опарина с помощью телефона. Минут десять его мучили различными электронными мелодиями и рекламой новой спортивной обуви, пока сотрудники прокуратуры выслеживали Опарина по всему «Монстру»: из одного кабинета он вышел, до другого еще не дошел. И вдруг случилось маленькое чудо: в очередном кабинете, оборвав бодрый призыв спрашивать хлопья «Здоровая Семья» в универсамах города, трубку поднял сам Опарин.
– Это Машуков, – сказал отец Герман. – Вам сейчас придет по факсу изображение кроликов.
– А-аха… – зевнул Иван Ильич. – Я вас слушаю. Кроликов.
– Таких нет больше ни в городе, ни во всей области. Уникальная порода. Голубоватый мех с золотым отливом.
– Угу… кх-х! – отозвался Опарин. – Ясно. С отливом. Ну?
– Сегодня их украли у Драговозова.
– Сколько?
– Пару.
– Убийца?
