Кир Булычев - Старый год
– Уйдите! – сказала Люська.
– Ты – царица этого мира, – сказал негромко император. – И я сам положу его к твоим ногам.
– Вы хотите мою кровь пить, – сказала Люська.
– Ну кто сказал тебе такую чушь! Я вижу линию твоих прекрасных бровей и линию твоих будущих бедер, я вижу, как скоро наполнятся упругой плотью твои перси...
– Император, больной вредно волноваться, – сказал доктор скрипучим голосом.
– Ухожу, ухожу, но мне хотелось бы, чтобы маркиза Люси присутствовала на аутодафе.
– Я запрещаю ей.
– Ну ладно, ладно, тебе лучше знать, старая клизма. Мы повеселимся без вас. Я ухожу. Отдыхай, набирайся сил, береги свою алую кровь, моя прелестница. Для тебя я запущу все часы, и время покатится вновь.
– Идите, идите и пришлите мне новую железную дорогу вместо той, которую сломал этот идиот Дантес, – проворчал доктор.
– Распорядитесь, – рявкнул император, кладя руки на плечи велосипедистов.
– Разумеется, – сказал Дантес, – сам сейчас пойду по магазинам и отыщу железную дорогу лучше прежней. Пускай тараканы катаются.
– Тараканов здесь нет! – завопил из кабинета доктор. – И ничего от Дантеса я не приму. Он Пушкина убил.
– На хрен мне нужен твой Пушкин! – закричал в ответ Дантес. – Я убил Марата!
Или они все сумасшедшие, или притворяются. А в самом деле они что-то таят... Бананы!
– На площадь, на площадь, – закричал издали император. – Все на площадь, у нас праздник! Аутодафе!
– Побежали? – спросил Дантес как мальчишка. – А то все хорошие места займут.
– Но это же инквизиция...
Дантес убежал, топая каблуками. Егор попытался вернуться в медпункт, но дверь была заперта.
– Откройте! – Он постучал в дверь. – Это я, Егор. Я один.
– Мне плевать на то, что ты один! – послышался голос доктора.
– Пустите Егора, – попросила Люська.
Доктор открыл дверь. Выглянул в щелку, убедился, что Егор и в самом деле один. Тогда впустил.
Бородка у доктора была седая, кривая, от этого он был похож на сказочного гнома.
Люська лежала на койке за занавеской. Она прикрылась простынкой до подбородка.
– Молодая кровь, – сказал доктор, – настоящая живая кровь. Сколько времени понадобится, чтобы она стала раствором ненужных химикалиев?
– Больно? – спросил Егор.
– Нет, совсем не больно. Только я испугалась.
– Конечно. Она так неожиданно на тебя кинулась.
– Я не ее испугалась, – сказала Люська. – Я этого толстого испугалась. Ты не представляешь, как он на меня смотрит. Он – ужасный человек!
Брови Люськи поднялись, губы дрогнули.
– Ну-ну, – сказал доктор. – Не разнюниваться. Павел Петрович ничего плохого тебе не сделает.
– Егор, возьми меня к себе, – попросила Люська.
Егор понимал, что взять ее некуда. Бежать? И скрываться в голом лесу с привидениями? Тупик... Важнее узнать, как можно выбраться из этого мира.
– Скажите, доктор, – спросил Егор, – а можно, чтобы она здесь подольше полежала? Она же раненая.
– Не бойся, – улыбнулся сказочной гримасой доктор. – Я тебя понимаю. Она еще полежит здесь. Ей нельзя вставать.
– Я могу встать, – возразила Люська.
– Ты что, не понимаешь доктора, что ли? – спросил Егор строго. – Сказано тебе – лежи! А когда будет можно, я тебя возьму.
– Ты меня не оставишь? А то он мою кровь выпьет.
– Нет, не оставлю.
– Побожись!
– Ну, честное слово. А теперь молчи и отдыхай.
Егор обернулся к доктору, который смирно стоял рядом, сложив руки на груди.
– Я не хочу здесь оставаться, – сказал он.
– Я тебе сочувствую, – ответил доктор.
– И нет возможности уйти отсюда?
– Необратима только смерть, – ответил доктор. – Но помочь тебе не могу.
Егор хотел доказать доктору, что ему обязательно надо уйти. Хотя бы ради Люськи, которую они, конечно же, погубят.
Дверь распахнулась.
– Вот вы где! – рявкнул Дантес. – А ну быстро, быстро, сам император спрашивал. Аутодафе начинается. Желательно присутствие маркизы Люси.
– И не мечтай, – сказал доктор. – Больная ослабела от потери крови. Ей прописан постельный режим.
– Ха-ха, постельный! – воскликнул Дантес. – С кем постельный?
– Иди, мальчик, иди, – сказал доктор Егору. – Он же не отвяжется.
Они быстро прошли пустым гулким залом. Все ушли на аутодафе.
– Все ушли на фронт, – сказал Дантес и рассмеялся. У него был неприятный смех.
Егор не задавал вопросов. Не может быть, чтобы такой человек был когда-то кавалергардом. Если он и убил Пушкина, то не на дуэли, а из-за угла. Или из гранатомета.
Все обитатели вокзала собрались на площади. Но если в здании вокзала они были толпой, то на площади люди потерялись в сером пространстве, лишенном теней, и казались кучкой экскурсантов, ожидающих автобуса.
Рядом с автомобильной стоянкой торчал столб – бревно от какой-то избы, вокруг была навалена куча деревяшек – большей частью сидений и ножек от стульев, палок и досок. Возле столба спинкой к нему стоял целый стул. На стуле сидела женщина-развалюха, которая хотела убить императора и чуть не убила Люську. Руки женщины были заведены назад и примотаны проволокой к столбу.
Прическа-луковица рассыпалась и превратилась в неопрятное воронье гнездо. Женщина чихала, шмыгала носом и не могла его утереть.
Неподалеку стоял рояль, которого Егор раньше не заметил. На крышке рояля было укреплено кресло – в кресле сидел император. За спиной торчали велосипедисты.
Когда Егор появился на площади, длинный сутулый мужчина в черном байковом халате и рыжем клоунском парике кончал читать приговор:
– И потому маркиза де Помпадур приговаривается к сожжению на костре живьем до исчезновения признаков жизни. Пепел ее будет развеян по ветру, а имя вычеркнуто из всех справочников и учебников истории. Госпожа маркиза де Помпадур, есть ли у вас что сказать уважаемому собранию перед началом публичной казни?
Казалось, что женщина страшно устала, голова ее немощно свисала, из гнезда-прически высовывались тряпки и концы проводов.
– Говорите, маркиза! – потребовал судья. Маркиза подняла голову. Страшное намазанное лицо с потекшей тушью вокруг глаз оглядело маленькую толпу. Маркиза постаралась что-то сказать, не получилось, и она плюнула на мостовую.
– А загорится? – громко спросил император.
– Должно загореться, – сказал чернобородый лысый человек в красном пиджаке. Егор догадался, что это палач.
– Тогда начинай.
– А причастие?
– Покойная была неверующей, – сказал император. – Я был с ней близок, я гарантирую.
Он снял корону и кружевным платком вытер лоб.
Палач поднял с земли палку, на конце которой была намотана темная тряпка. Дантес, который уже оказался у костра, вытащил из кармана зажигалку и чиркнул ею. Зажигалка загорелась. Огонек был бесцветным и маленьким. Егор заподозрил, что его обманули, – ведь говорили, что бензина здесь нет и оттого машины не могут ездить.
