Филип Дик - Предпоследняя правда
«Может, сказать им, что все это моих рук дело? — подумал Бруно. — Что я и только я ответственен за все случившееся, что на мне лежит вечное проклятие за тот ужасный грех, который я совершил? Нет, — наконец решил он, — если я это сделаю, они отнимут у меня карточку, и я не получу пайка». А он просто чудовищно проголодался.
Тут к нему подошла одна из сестер и равнодушно осведомилась:
— Тошнота, рвота, изменения цвета стула?
— Нет, — ответил он.
— Поверхностные ожоги, которые до сих пор не зажили?
Он отрицательно покачал головой.
— Идите вон туда, — сказала сестра, указывая на одну из палаток, — и оставьте там одежду. Там пройдете санобработку, а потом вам побреют голову и сделают необходимые прививки. Правда у нас кончилась противотифозная сыворотка, так что ее можете не просить.
Вскоре, к своему удивлению он увидел человека с электробритвой, запитанной от генератора, бреющего головы как мужчинам, так и женщинам. К нему стояла длинный хвост молчаливых людей. «Санитарные меры? — удивился Блутгельд.
А я-то думал, что все наладил, — подумал он. — Может, я просто забыл об эпидемиях? Вероятно, да». Бруно направился к очереди, не переставая удивляться тому, что не сумел предусмотреть всего. Вполне возможно, я упустил из виду и множество других жизненно важных вещей, сообразил он, вставая в самый конец длинной вереницы людей, ожидающих когда их обреют наголо.
В полуразрушенном бетонном подвале здания на Сидар-стрит в районе Беркли-Хиллз Стюарт Маккончи вдруг заметил что-то толстенькое и пушистое, перепрыгивающее с одной бетонной плиты на другую. Он тут же схватил палку от швабры, один конец которой был обломан так, что превратился в длинное деревянное острие, и бросился вперед.
Его сосед по подвалу, худой с землистым цветом лица мужчина по имени Кен, умирающий от лучевой болезни, заметил:
— Неужели ты будешь это есть?
— Само собой, — отозвался Стюарт, топая по толстому слою пыли, покрывающей пол подвала. Наконец, он залег за треснутой бетонной плитой. Крыса, почуяв его приближение, испуганно пискнула. Она пробралась сюда из канализационного коллектора в Беркли, и теперь больше всего на свете хотела снова оказаться там. Но между ней и проходом в канализацию теперь находился Стюарт. Он сразу понял, что перед ним крупная самка — самцы всегда были более жилистыми и худыми.
Крыса в ужасе метнулась было в сторону, но Стюарт молниеносным движением вонзил в нее свою палку. Крыса снова взвизгнула, на сей раз ее визг был долгим и исполненным муки. Даже проткнутая насквозь, она никак не желала умирать, а продолжала визжать. Поэтому, он прижал ее к земле и раздавил каблуком голову.
— Слушай, — сказал умирающий, — ты бы хоть поджарил ее, что ли.
— Нет, — ответил Стюарт и, усевшись, вытащил перочинный нож, который обнаружил в кармане мертвого мальчишки, и начал свежевать добычу. После этого под неодобрительным взглядом умирающего он принялся поедать дохлую сырую крысу.
— Странно, что ты меня еще не съел, — через некоторое время заметил сосед.
— На вкус ничуть не хуже, чем сырые креветки, — ответил Стюарт. Теперь он чувствовал себя гораздо лучше — это была его первая трапеза за несколько дней.
— Слушай, а почему бы тебе не отправиться в один из этих пунктов первой помощи, о которых вчера объявляли с вертолета? — спросил умирающий. — Они говорили — во всяком случае я так понял, что ближайший пункт находится возле хиллсайдской средней школы. Это ведь всего в нескольких кварталах отсюда и добраться туда тебе ничего не стоит.
— Нет, — отрезал Стюарт.
— А почему?
Ответ, хотя он никогда бы и не признался в этом, был очень прост — он боялся выбраться из подвала и оказаться на улице. Он и сам не знал почему, разве что там время от времени появлялись какие-то фигуры, национальную принадлежность которых он никак не мог определить. Он надеялся. что это американцы, но, вполне возможно, это были китайцы или русские. Голоса их звучали как-то неправильно, и отдавались эхом, даже средь бела дня. Да и вертолет этот тоже доверия не внушал, что-то в нем было странное. Вполне возможно это был просто вражеский трюк, способ выманить людей наружу, а потом пристрелить. Он несколько раз слышал выстрелы в нижней части города. Глухие звуки начинались перед рассветом и с перерывами продолжались до захода солнца.
— Не можешь же ты оставаться здесь вечно, — настаивал Кен. — Это просто неразумно. — Он лежал завернутый в одеяло с одной из кроватей обвалившегося дома. Во время взрыва дом рухнул и Стюарт с Кеном нашли кровать на заднем дворе. Кровать была аккуратно застелена, все было на месте, включая и две пуховые подушки.
Сейчас Стюарт думал о том, что за пять дней он, шаря по карманам мертвецов, обнаруженных им в развалинах домов на Сидар-стрит, насобирал несколько тысяч долларов. Находил он деньги и в самих развалинах. Другие мародеры обычно искали продукты и разные полезные вещи, вроде ножей и огнестрельного оружия. Ему было даже как-то не по себе, от того, что он единственный охотился за деньгами. И сейчас он чувствовал, что если уйдет из подвала и доберется до пункта первой помощи, ему откроется страшная правда: деньги больше ничего не стоят. А если так, то он просто козел, что собирал их, и когда он появится на пункте с наволочкой полной денег, все начнут насмехаться над ним, и совершенно заслуженно, потому что козлы иного и не заслуживают.
Кроме того, вроде бы никто больше не ел крыс. Возможно, где-то можно было достать куда более приличную пищу, но где именно ему известно не было; да и потом ему было как-то больше по сердцу пробавляться тем, чем брезговали другие. Возможно, с воздуха сбрасывали сухие пайки, возможно банки с консервами приземлились рано утром, когда он еще спал, и их собрали другие. Вот уже несколько дней им владело гнетущее и все крепнущее ощущение того, что где-то что-то раздается бесплатно — возможно прямо среди бела дня — кому угодно, только не ему. «Не везет, так не везет, — сказал он себе, и почувствовал, как портится настроение. Даже съеденная только что крыса уже не казалась ему таким деликатесом, как раньше.
У прячущегося на протяжении этих последних пяти дней здесь в подвале на Сидар-стрит Стюарта было достаточно времени подумать о себе, и он понял, что ему всегда было трудно понять, что делают другие. Ему требовались неимоверные усилия, чтобы поступать так же, как остальные, стараться быть похожим на окружающих. Причем это никак не было связано с цветом его кожи, поскольку у него возникали одинаковые проблемы как с неграми, так и с белыми. Это не было асоциальностью в общепринятом смысле слова, это было нечто гораздо более глубокое. Например, Кен, лежащий напротив умирающий мужчина. Стюарт никак не мог понять его, будто их разделяла невидимая стена. Возможно, дело было в том, что Кен умирал, а он — нет. Может, именно поэтому между ними и возник непреодолимый барьер. Теперь люди явно разделились на два лагеря: на людей, которые с каждой минутой становились все слабее и слабее, которые медленно умирали, и на людей вроде него самого, которые были способны выжить. И между ними просто не могло быть никакого взаимопонимания, поскольку они принадлежали к совершенно разным мирам.
