Клиффорд Саймак - Город
О персонаже этого предания Байбаке неоднократно писалось, якобы он унижает честь нашего рода. Возможно, у некоторых щепетильных читателей Байбак и впрямь вызывает брезгливость, однако он выразительно контрастирует с выведенным в предании Человеком. Не Человек, а Байбак первым осваивается с новой ситуацией, не Человек, а Байбак первым постигает суть происходящего. И как только разум Байбака освобождается от власти Человека, становится очевидно, что он ни в чем не уступает человеческому разуму. Словом, Байбак при всех его блохах - персонаж, которого нам отнюдь не надо стыдиться. Как ни кратко четвертое предание, оно, пожалуй, дает читателю больше, чем остальные части цикла. Несомненно, это предание заслуживает того, чтобы его читали вдумчиво, не торопясь.
ДЕЗЕРТИРСТВО
Четверо людей - двое, а некоторое время спустя еще двое - скрылись в воющем аду, который зовется атмосферой Юпитера, и не вернулись. Они отправились навстречу бешеному урагану легкой рысцой, вернее, стелющимися прыжками, волоча брюхо над самой землей, и их крутые бока блестели от дождя.
Ибо они покинули станцию не в человеческом облике.
А теперь перед столом Кента Фаулера, директора станции №3 Топографической службы Юпитера, стоял пятый.
Под столом Фаулера дряхлый Байбак почесал блошиный укус и, свернувшись поудобнее, снова уснул.
У Фаулера вдруг защемило сердце - Гарольд Аллен был очень молод, слишком молод… Беспечная юношеская самоуверенность, прямая спина, бесхитростные глаза, лицо мальчика, еще не знающего, что такое страх. И это было удивительно. Люди, работавшие на станциях Юпитера, хорошо знали, что такое страх - страх и смирение. Человек казался таким крохотным перед лицом могучих сил чудовищной планеты!
- Вы знаете, что не обязаны это делать, - сказал Фаулер. - Вы не обязаны идти туда.
Конечно, это была формальность. Тем четверым было сказано то же самое, но они пошли. И Фаулер знал, что пойдет и пятый. Но внезапно в его душе шевельнулась слабая надежда, что Аллен все-таки откажется.
- Когда мне выходить? - спросил Аллен.
Прежде этот ответ пробуждал в Фаулере тихую гордость - прежде, но не теперь. Сдвинув брови, он ответил:
- Через час.
Аллен спокойно ждал дальнейших инструкций.
- Четыре человека ушли и не вернулись, - сказал Фаулер. - Как вам, конечно, известно. Нам нужно, чтобы вы вернулись. Нам не нужно, чтоб вы предпринимали героическую спасательную операцию. От вас требуется одно - вернуться и доказать, что человек способен существовать в юпитерианском облике. Вы дойдете до ближайшего тригонометрического знака и сразу же вернетесь. Не рискуйте. Не отвлекайтесь. Ваша главная задача - вернуться.
Аллен кивнул.
- Я знаю.
- Конверсию произведет мисс Стэнли, - продолжал Фаулер. - В этом отношении вам нечего опасаться. Все ваши предшественники, насколько можно судить, выходили из конвертора в оптимальном состоянии. Вы будете в надежных руках. Мисс Стэнли - первоклассный специалист по конверсиям, лучший в Солнечной системе. Она работала почти на всех планетах. Вот почему она здесь.
Аллен улыбнулся мисс Стэнли, и Фаулер заметил, что на ее лице мелькнуло непонятное выражение - может быть, жалость, или гнев, или просто страх. Но оно тут же исчезло, и мисс Стэнли улыбнулась юноше, стоявшему перед письменным столом. Улыбнулась неохотно, своей обычной чопорной улыбкой учительницы.
- Я с нетерпением предвкушаю мою конверсию, - сказал Аллен.
Его тон превратил происходящее в шутку, в нелепую сардоническую шутку.
Но то, что ему предстояло, меньше всего походило на шутку.
Дело было более чем серьезным. Фаулер знал, что от исхода их опытов зависит судьба людей на Юпитере. В случае успеха они получат легкий доступ ко всем ресурсам этого гиганта. Юпитер покорится человеку, как покорились все остальные планеты. Но если опыты окончатся неудачей…
Если они окончатся неудачей, человек на Юпитере по-прежнему будет скован по рукам и ногам невероятным атмосферным давлением, огромной силой тяжести, смертоносной для него химией планеты. Человек по-прежнему останется пленником внутри станций, он так и не выйдет сам на ее поверхность, так и не увидит ее прямо, без помощи приборов, а должен будет и дальше полагаться на громоздкие тракторы и телепередатчики, должен будет работать с неуклюжими механизмами и инструментами или прибегать к посредничеству столь же неуклюжих роботов.
Ибо ничем не защищенный человек в своем естественном виде был бы мгновенно расплющен чудовищным атмосферным давлением в пятнадцать тысяч фунтов на квадратный дюйм - давлением, по сравнению с которым на дне земного океана царит вакуум.
Даже самый твердый металл, какой удалось создать землянам, не выдерживал этого давления и щелочных ливней, непрерывно обрушивающихся на поверхность Юпитера. Он становился хрупким, расслаивался, рассыпался, как сухая глина, или растекался лужицами аммиачных солей. Только когда удалось повысить крепость этого металла, усилив его электронные связи, были, наконец, созданы купола, способные противостоять весу тысячемильных толщ бешено крутящихся ядовитых газов, из которых состояла атмосфера планеты. Но и теперь купола, а также все аппараты и механизмы приходилось покрывать толстым слоем кварца, чтобы защитить металл от дождя - от едких струй жидкого аммиака.
Фаулер поймал себя на том, что слушает гул машин в подвальном этаже станции. Шум этот не смолкал никогда. Машины работали непрерывно, потому что, остановись они хотя бы на мгновение, в металлические стены купола перестала бы поступать дополнительная энергия, электронные связи ослабели бы и станции пришел бы конец.
Байбак вылез из-под стола и начал выкусывать очередную блоху, громко стуча ногой по полу.
- Что-нибудь еще? - спросил Аллен.
Фаулер покачал головой.
- Если вам нужно чем-то заняться… Может быть, вы…
Он намеревался сказать: «Вы хотели бы написать письма», - но спохватился и не докончил фразы.
Аллен поглядел на часы.
- Я приду вовремя, - сказал он, повернулся и вышел.
Фаулер знал, что мисс Стэнли пристально смотрит на него, но ему меньше всего хотелось встретить ее взгляд, а потому он наклонился и начал перебирать лежащие на столе бумаги.
- И долго вы намерены продолжать? - спросила мисс Стэнли, злобно отчеканивая каждое слово.
Тогда он повернул кресло и посмотрел на нее. Ее губы были сжат в жесткую узкую полоску, а зачесанные назад волосы так сильно оттягивали кожу лба, что лицо приобрело странное, почти пугающее сходство с восковой маской.