Антон Первушин - Война по понедельникам (сборник)
Игорь кивнул. Он понимал, как трудно Гашарти подобрать верные слова, но на самом деле ему было интересно все, что бы тот не сказал; а как помочь ему, он и не думал.
Однако Серж сам нашел нужную интонацию.
— Вот представь, — сказал он медленно, — ты выходишь ранним утром из коттеджа… где-нибудь под прибалтийскими соснами; вдыхаешь чистый воздух, вглядываешься в расцветающий над бором восход, ощущаешь покой, умиротворенность огромного мира. И ты знаешь, кому и чему мир этот обязан своим покоем. И вот именно в такие моменты, когда чувства обострены, когда особую индивидуальную значимость приобретает это знание; когда приходит желание привнести умиротворенность и покой в другие вселенные — вот именно в такие минуты можно почувствовать ритм, добрую пульсацию реальности Альтруистов, осознать его великое предназначение…
Игорь мечтательно улыбался, слушая Сержа.
Да, ему это нравилось. Он пока не имел возможности с чем-нибудь сравнить чудное видение, кратко представленное Сержем; он не мог сравнить его даже с видениями из своего прошлого: усилиями психотерапевтов они были закрыты для Игоря. Но ему не нужно было сравнивать, реальность Альтруистов устраивала его и такой, какая она есть, без всяких сопоставлений с чем-то иным: худшим или даже, может быть, лучшим в этой Вселенной.
Они с Сержем в молчании доиграли партию в «съешку». Гашарти выиграл и сразу поинтересовался:
— Еще по одной? Партия-реванш? Вдруг да повезет тебе сегодня…
— В чем я глубоко сомневаюсь, — отозвался Игорь весело: поражение его не расстроило.
— Давай местами поменяемся, — предложил Гашарти.
Но начать новую партию они не успели. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату шагнул незнакомец в черном дождевике. Он откинул капюшон, под которым оказались копна длинных ярко-рыжих волос, черные мохнатые брови, бледное лицо и огромные зеркальные очки, полностью скрывавшие глаза.
С дождевика текло. При каждом шаге с ботинок незнакомца летели ошметки грязи — прямо на желтый пушистый ковер.
Серж, выпустив игральные кубики, вскочил:
— Ты? Здесь?
— Да, это я.
Голос незнакомца Игорю определил для себя как «предельно низкий».
Гашарти со странным выражением лица оглянулся на Бабаева, потом снова повернулся к незнакомцу:
— Ты рехнулся. Есть же установленный порядок. Ты не должен был…
— Они у меня на хвосте, — раздраженно перебил его незнакомец. — Я едва ушел.
Секундная пауза.
— Ты уверен, что это они ? — Серж снова оглянулся на Игорька.
Незнакомец вдруг дернулся всем телом, но тут же замер, опустив руки.
— Поздно, — сказал он. — Теперь поздно.
Дверь распахнулась во второй раз, и в комнату проникли затянутые в черное фигуры. Гашарти пружинисто прыгнул им навстречу. Но пришельцы оказались проворнее. В воздухе мелькнула сталь, и Серж оступился, рухнул, схватившись за горло, хрипя, судорожно задергался на ковре, а потом вдруг разом затих.
Все произошло настолько быстро, что Игорь ничего не успел понять. Он даже не успел испугаться. Он сидел в кресле и, оцепенев, наблюдал, как умирает его наставник, его друг, Серж Гашарти.
— Сволочи, мать ва… — только и успел выдохнуть рыжий незнакомец, перед тем, как его ударили короткой дубинкой, и он кулем свалился на пол.
— Вырубите третьего, — приказал злой, звенящий от напряжения, но несомненно женский голос, и перед Игорьком возникло скрытое черной маской лицо.
Последнее, что Бабаев увидел, был стремительно приближающийся, заслоняющий собой весь мир, всю Вселенную, ярко-желтый ворс ковра.
11 сентября 1967 года (год Овцы)
Основной вектор реальности ISTS-63.18.К
— Откуда это у тебя? — спросила она.
— Ерунда, — пробормотал Михаил, поворачиваясь на бок.
Она осторожно коснулась кончиками пальцев старого шрама у него на груди и очень ласково погладила это место.
Михаил вспомнил: хмурое до промозглости утро; дуэльная площадка на заднем дворе училища — сразу направо от турников и полосы препятствий; крытый фургончик неотложки; скучающие санитары в синих халатах; молчаливые серьезные секунданты (кто же был моим секундантом? — а-а, помню: Резо, барон Балканский, из Серебряного Пояса — где он интересно? где он теперь?..); и еще: два офицера-преподавателя и гвардииподполковник фон Саломатов, дуэль-мастер; и в руках у этого последнего футляр; он идет к ним, напружиненно ступая по асфальту; он останавливается, глядя куда-то в пространство над головой Михаила, произносит привычно обязательную формулу: «Господа, у вас есть еще возможность помириться. Подайте друг другу руки и закончим с этим делом». «Нет», — говорит Константин твердо. «Нет», — вторит ему Михаил. Глупые злые мальчишки…
— Ерунда, — сказал он Вере с неопределенной интонацией. — Память о детских играх.
Вера приподнялась на локте.
— Странные у тебя были игры, — сказала она тихо и очень печально.
Он постарался улыбнуться и положил руку ей на бедро:
— А какие у тебя были игры?
Она помолчала.
— Игры… игры… Как давно это было… В другом времени… В другом мире… В другой жизни…
…Дуэль-мастер открывает футляр. Внутри на мягком бархате лежат две рапиры: простые, без украшений.
«В таком случае, господа, поторопитесь», — говорит дуэль-мастер, давая тем самым понять, что они сегодня не последние, что сегодня есть еще желающие свести счеты, и они ждут своей очереди. «Мы быстро», — отвечает Константин…
— К несчастью, — сказал Михаил, и Вера отметила, что голос его стал внезапно сухим, и как бы даже ломким, — к несчастью, мы имеем возможность жить в разных мирах и в разные времена, но жизнь у нас все равно только одна.
Вера перевернулась на живот, и Михаил увидел на ее ресницах слезы. Еще секунда, и он понял: она уткнется лицом в подушку и…
— Будут потери … — голос Веры дрогнул.
Он быстро обнял ее за плечи, привлек.
— Не думай об этом, — зашептал горячо. — Не нужно думать об этом. Так устроен мир. И все мы что-то находим, и что-то теряем. Таково положение вещей, такова природа вещей, и изменить ее — не в силах человека… И знаешь, я счастлив, я действительно счастлив, пусть и прозвучит это кощунством, но я счастлив, что судьба свела нас, что мы встретились… любимая моя, родная моя…
…Они выходят в центр площадки, становятся друг напротив друга, салютуют друг другу рапирами. А потом Михаил отводит согнутую левую руку назад, за пояс и делает первый выпад…
Вера тихо плакала, а он гладил ее плечо, думая о том, что поступает, мягко говоря, несправедливо, ставя на чаши одних весов потерю Верой семьи, друзей, родного мира и приобретение ею… кого, тебя?.. самовлюбленный поручик, эгоист-имперец до мозга костей, вот ты кто — и это единственная и самая правильная твоя характеристика. Барон Приамурский, как же!..
