Джон Варли - Тысячелетие
— Одиннадцать плюс сорок пять будет пятьдесят шесть. Значит, эти тоже ушли на сорок пять минут вперед. Есть еще что-нибудь?
Фредди, видимо, понял, что я теряю терпение, и быстро провел меня к следующей кучке.
— Здесь четыре штуки, тоже механические, показывают 1.45. Все они идут. А тут- механические, но остановившиеся, штук десять. На всех 12.56.
— Эти пассажиры не успели перевести часы на время тихоокеанского побережья, — предположил Том.
— Похоже на то.
Я задумался. Путного ничего в голову не приходило, но что-то вроде как надо было сказать.
— Часы с одного самолета или с обоих?
— С обоих. В основном с 747-го. Сомневаюсь, чтобы нам удалось отыскать все часы с «десятки», но те, что найдены, тоже со сдвигом.
Том наконец произнес вслух то, что вертелось у всех у нас на языке.
— Зачем ставить часы на сорок пять минут вперед?
Я не в состоянии был придумать правдоподобную причину и уж тем более объяснить, почему всех пассажиров двух авиалайнеров осенила одна и та же блестящая идея.
— Спасибо, Фредди, — сказал я, поворачивая к выходу. — Я пока не врубаюсь, в чем дело, но мы обязательно ими займемся.
Вид у Фредди был какой-то виноватый.
— Это еще не все, Билл, — сказал он.
Естественно, я и сам бы мог догадаться. Фредди провел нас дальше вдоль стола, где были разложены электронные часы- потухшие или совсем разбитые.
— Обычные-то ходики прочнее оказались- пружины выдержали удар лучше электроники. Но несколько штук все же уцелело. Вот эти, например.
Он показал мне исправные «сейко». На часах светилась дата, а секундный индикатор бесшумно мигал цифрами, деловито отсчитывая время. Дата- 11-е декабря, время- 3.14.
— Ну, эти вообще свихнулись, — сказал я. — Куда-то их занесло не в ту степь.
— И не говори, — откликнулся Фредди. — А все потому, что они идут, так сказать, не совсем обычно. Приглядись-ка повнимательнее.
Я пригляделся, наблюдая за секундами.
Сорок, тридцать девять, тридцать восемь, тридцать семь…
Я швырнул их обратно на стол.
— Черт возьми, Фредди, любая авария откалывает какие-нибудь сумасшедшие трюки, этим меня не удивишь. Что часы убежали вперед на сорок пять минут- это я с трудом, но могу приписать последствиям аварии. Но чтобы одни часы сбрендили и пошли назад… Чушь какая-то.
Фредди вздохнул.
— Я с тобой согласен, парень, только добавлю еще кое-что. Видишь ли, я немного кумекаю в электронике, и я просто не представляю, как можно заставить их идти назад. Если удар был настолько сильным, чтобы так здорово сбить их с панталыку, то он должен был разрушить микросхему, понимаешь?
Я не понимал, но кому в наше время охота признаваться, что он не очень разбирается в компьютерах? На тебя сразу начинают смотреть как на отживший свой век биплан. Поэтому я неопределенно пожал плечами.
— Ты говорил, их несколько. Где остальные?
Он показал на них пальцем. На столе лежали еще трое электронных часов. Все они показывали 3.13 и все шли назад.
Дональд Джанс был в ужасном состоянии. Похоже, в жилах у него текло больше валиума, чем крови. Совсем еще пацан- лет двадцати пяти, моложе Тома Стэнли- в мятой белой рубашке с криво завязанным галстуком. Он беспрестанно дергал себя за усы, потирал нос и прочие части физиономии. По бокам от него сидели Ян Карпентер из профсоюза- пардон, ассоциации, — и парень, которого я в первый момент принял за Мелвина Белли,[2] но который оказался лишь его искусной имитацией. Всем своим видом он настолько красноречиво говорил «я адвокат», что даже надписи на лбу не надо было.
Мы расположились в малом конференц-зале Оклендского аэропорта. Время близилось к двум пополудни. За весь день я съел только пончик и бутерброд с ветчиной, о чем мне уже неоднократно напоминал желудок, но тут как раз доставили пленку с DC-10, а мне хотелось прослушать ее в присутствии Джанса.
Вообще-то прослушивать записи речевого самописца на месте расследования по инструкции не положено. И вообще-то пленка была сейчас на пути в Вашингтон. Там у комитета есть умные машины-они ликвидируют шумы, усилят голоса, проанализируют их, поскольку записи РС обычно крайне невнятны. Чтобы пропустить пленку через всю эту мельницу, требуются недели две. Поэтому я иногда делаю себе копию, прежде чем отослать оригинал. Вот ее-то мы сейчас и прослушаем.
Помещение очистили от репортеров. Поначалу я наблюдал за реакцией Джанса, но постепенно увлекся.
Кто-то сказал: «Юнайтед три-пять, я Окленд. Ваша высота двадцать три тысячи, снижайтесь до пятнадцати. Под вами воздушный коридор, ведущий…» и так далее. Я заметил, как Джанс дернулся, услышав свой голос. По крайней мере я решил, что голос его, хотя при мне он еще ни разу рта не раскрыл. Качество записи было вполне сносное.
Затем последовал обмен обычными репликами, немного потрепались между собой пилоты, но им двоим в «десятке» особенно разговаривать не о чем. Мы услышали, как вошла стюардесса, потом вышла и закрыла за собой дверь.
В течение десяти-пятнадцати минут все продолжалось в том же духе, что позволило нам привыкнуть к голосам и связать их с именами. Помогли нам и старшие пилоты «Панам» и «Юнайтед», присутствовавшие в зале. К тому времени, когда события начали приобретать остроту, я уже без труда различал голоса.
В кабине DC-10 находились командир Верн Рокуэлл, второй пилот Гарольд Дэвис и бортинженер Томас Абаята. Интересно, подумал я мельком, кто он по национальности? Временами раздавался голос командира «боинга» Гилберта Крейна, отвечавшего по радио на вызовы Джанса. Самолетов в округе было пруд пруди, и отрывки их радиопереговоров то и дело вплетались в запись.
Самолет компании «Юнайтед», следовавший рейсом номер 35, снижался сквозь облака с северо-востока, и Джанс провел его через серию поворотов, чтобы направить прямо на запад и передать Оклендскому пункту управления заходом на посадку. Дэвис буркнул что-то насчет облаков. Рокуэлл обругал погоду в Окленде; похоже, командир не жаловал этот город. Абаята разоткровенничался по поводу ночного свидания, послышался дружный смех. А потом началось.
Джанс сказал: «Юнайтед три-пять, вы слишком отклонились к югу. У вас на пути другой самолет. Советую увеличить скорость и повернуть налево».
Рокуэлл ответил: «Вас понял, Окленд, но…»
Он не успел продолжить, поскольку Джанс неожиданно снова вышел в эфир: «Панам восемь-восемь-ноль, предлагаю вам начать левый поворот, одновременно снижая скорость. Сообщите свою высоту, восемь-восемь-ноль!»
Я глянул на Джанса. Ему не пришлось бы спрашивать, если бы компьютер был в порядке. Цифры с указанием высоты должны были светиться на экране рядом с сигналом рейса 880. Джанс отрешенно уставился вдаль. Похоже, он вообще ничего уже не слышал.
