Наум Фогель - Гипнотрон профессора Браилова
– И вы надеетесь?..
– Да. Расчеты показывают, что зрение должно стать телескопическим.
– Я рассказала о ваших работах. Георгию Степановичу. Он очень интересуется ими.
– Ну нет, я категорически возражаю против того, чтобы корреспонденты научно-технических журналов шатались по нашим лабораториям. Хватит с нас лосевской статьи о генераторе сонного торможения.
– Чем вам не угодил Георгий Степанович? Ведь его статья, согласитесь, написана прямо-таки блестяще.
– О, да! Статья блестящая и результаты протрясающие. Сколько сегодня получено писем от читателей?
– Совсем немного, около двух тысяч, – рассмеялась Ирина. – Поток писем, как видите, пошел на убыль.
– Я чувствую, это вас огорчает.
– Меня огорчает, что вам не нравится Лосев. За что вы его невзлюбили?
– Неприятен он мне. Почему? Не знаю. Есть чувства, которые не поддаются анализу. Неприятен – и все.
– Послушайте, Мирон Григорьевич, – вспыхнула Ирина. Ведь мы дружны с ним. Не кажется ли вам…
– Нет, не кажется. Мне ваша дружба с ним тоже неприятна. А то, что он разрешил себе фотографировать в нашей лаборатории…
– Но он же вернул кассету. К слову, вы обещали проявить пленку
– Я уже проявил. – Он вынул кассету, открыл, извлек пленку и просмотрел ее на свет. – Надо отдать ему должное: снимки великолепны. Особенно последний.
– Разрешите взглянуть? Боже, какой у меня испуганный вид на этом снимке, – рассмеялась Ирина.
– Зато на других кадрах вы вся искритесь от радости.
Ирина просмотрела всю пленку. На ней было несколько снимков, сделанных на пляже.
– Если бы я знала, что здесь эти кадры, я бы не отдала вам пленку, – смущенно произнесла Ирина.
– Чепуха, снимки как снимки, – буркнул Казарин. – Сюжет и композиция особой оригинальностью не блещут.
– А мне нравится и сюжет и композиция, – упрямо сказала Ирина.
– Дело вкуса.
– Нет, вы явно несправедливы к Лосеву Но, я надеюсь, со временем это пройдет.
– Сомневаюсь!
– Ладно, хватит об этом, Мирон Григорьевич. Если вам не трудно, отрежьте, пожалуйста, конец пленки с последним снимком, а остальное отдайте мне.
– С удовольствием!
Казарин щелкнул ножницами. Обрезок пленки упал в ящик стола.
– Прошу вас!
Ирина вертела в руках кассету, исподлобья поглядывая на Казарина. Он очень милый, этот Казарин. И любит ее, Ирину, и она это знает. Он ей тоже нравится. Очень нравится. Но Георгий Степанович… Нет, нет, это совсем другое.
– Все же обещайте мне, что вы перестанете злиться на Лосева.
– А я и не злюсь, Ирина Антоновна. Я ему, завидую.
– Не нужно, Мирон Григорьевич.
Казарин пожал плечами и посмотрел на часы.
– Мы сейчас начинаем отработку с торможением оптического центра. Хотите присутствовать?
– С удовольствием.
– Тогда садитесь, пожалуйста, – предложил Казарин и снял трубку, чтобы вызвать лаборантов.
Ирина опустила кассету в карман халата, села к столу, развернула журнал наблюдений и стала просматривать его. Прочитала последние записи, удивленно вскинула брови. “Вот как, а он мне об этом ничего не говорил!”
– Вы на себе испытывали действие этого аппарата? – спросила она, когда Казарин положил телефонную трубку.
– А почему бы и нет?
– Это, должно быть, страшно?
Казарин немного помолчал.
– Страшно? – переспросил он. – Да, пожалуй, вы правы. Когда мир света и красок начинает исчезать, а вместо него появляется непроглядная белесоватая пелена – это страшно. Зато потом, когда слепота проходит… Чтобы оценить по-настоящему, какое это благо зрение, нужно хоть на время потерять его.
18. ГЕНЕРАТОР ДЕЙСТВУЕТ
Митчел торопил. Бессонница давала себя знать. Лекарства помогали мало, и голова от них по утрам становилась тяжелой, словно ее за ночь налили свинцом. Эмерсон работал с небывалым напряжением. Великолепное оборудование лабораторий и наличие электронных машин давали возможность не задерживаться с расчетами. Интересно бы узнать, сколько возился, создавая свою конструкцию, профессор Браилов? Ему нельзя отказать в сообразительности и талантливости, этому русскому медведю от науки, но что касается оформления…..
Профессор Эмерсон торжествовал. Радостное ощущение приближающегося успеха кружило ему голову.
Наконец он мог позвонить Митчелу о том, что первые два аппарата готовы, опробованы, работают безукоризненно – хоть сейчас в серийное производство.
Джон Митчел поздравил с успехом и сказал, что сию же минуту выезжает в институт
– Поедемте вместе, Эрл, – предложил он Кифлингу. – Вам будет небезынтересно посмотреть на эту штучку, тем более, что Эмерсон – ваш протеже.
Эмерсон принял Митчела и его домашнего врача в своем рабочем кабинете. Аппарат стоял тут же на столе, тускло поблескивая матовым раструбом косо срезанного полушара. Невысокий обтекаемой формы корпус, сделанный из пластмассы цвета слоновой кости, радовал глаз.
– Мы широко использовали полупроводники, – объяснял Эмерсон. – Управление упрощено до предела: две кнопки и один небольшой верньер. Излучение строго фиксировано. Аппарат может питаться от электрической сети, но можно обойтись и без нее. Небольшой газовый аккумулятор весом всего около ста граммов обеспечивает безотказную работу излучателя в течение года. Это дает возможность пользоваться аппаратом в пути: на море, в поезде, в самолете, автомобиле…
– Внешне он производит хорошее впечатление, – сказал, проводя ладонью по наружной поверхности рефлектора, Митчел. – Мне хотелось бы видеть его в действии, – добавил он, глянув на часы.
– Пожалуйста! – с готовностью сказал Эмерсон.
Он повернул рефлектор в сторону кресла, расположенного у столика с пишущей машинкой. Легким движением набросил на аппарат снятый перед этим чехол и нажал кнопку электрического звонка.
Вошла девушка лет двадцати–двадцати двух. Она остановилась на пороге, вопросительно глядя на Эмерсона.
– Прошу вас, мисс Лорна, – обратился к ней профессор, указывая рукой на кресло. – Мне нужно продиктовать вам несколько строк.
Девушка, легко ступая по ковру, подошла к столику, присела на краешек кресла, быстрыми движениями тонких рук заложила бумагу и вскинула на Эмерсона свои, цвета бирюзы, немного испуганные глаза. Профессор принялся спокойно диктовать стандартный текст делового письма, какие десятками доводилось посылать и получать институту в последнее время.
Девушка отстукивала с такой быстротой, что не было никакой возможности уследить за движениями ее пальцев. Лорна знала, что она работает на машинке легко и красиво, что ее работой нельзя не залюбоваться. Она чувствовала на себе пристальные взгляды присутствующих и гордилась этим. Недаром же ее взяли на работу в этот институт, тогда как тысячи других машинисток оббивают сейчас пороги учреждений в надежде получить хоть временную работу.
