Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна (сборник)
Долгая, с металлическим отзвуком нота изогнулась, сорвалась в другую. Кто-то играл на губной гармонике — серебро? Артишоки? Любопытство, искривившись в нем, придавило книзу уголки губ.
Музыка пролилась на лес подобная цвету, чужому в этой серой палитре. Он замедлил шаг и вошел в него, исполненный изумления. Его ноги опустились в шелестящие лужи травы. Он сощурился налево, направо, и был очень счастлив. Звуки сплетались с верхними ветвями.
В кроне дерева? Нет... на холме. Он стал обходить валуны, и вышел к подъему. Музыка нисходила оттуда. Он посмотрел вверх, пытаясь разглядеть что-нибудь среди серости листвы и серости ветвей. Картина: гармоника отрывается от губ, и дыхание (срывающееся с губ) превращается в смех.
— Привет, — окликнула она, смеясь.
— Привет, — сказал он и потерял ее из виду.
— Ты что, здесь в округе всю ночь бродил?
Он пожал плечами.
— Типа того.
— Я тоже.
Пока он соображал, что понятия не имеет, как далеко она находится, она снова рассмеялась, и на этот раз смех превратился в музыку. Она играла странно, но хорошо. Он сошел с тропы.
Помахивая правой рукой (закованной), хватаясь за побеги левой (свободной), он двинулся, неустойчиво наклонившись, вверх по склону.
— Эй... я
потому что поскользнулся, и она остановилась.
Он обрел равновесие, и полез дальше.
Она снова заиграла.
Он остановился, когда отвел рукой ближние к ней листья.
Она подняла глаза — яблочно-зеленые. Она опустила голову, не отрывая губ от металлического органа.
Земля вокруг нее была укрыта корнями с руку толщиной. Спиной она прислонилась к тяжеленному стволу. Листья целиком укрывали ее с одной стороны.
Рубашка был на ней. И все равно у нее была красивая грудь.
У него сжалось горло. Вот сейчас он ощущал и сердце, и внутренности; и все те маленькие боли, что определяли его кожу. Так глупо бояться... деревьев. И все же, он предпочел бы найти ее среди камней. Он сделал еще один шаг, расставив руки для равновесия, и вот она уже свободна от листвы — если не считать одного коричневого листика, припавшего к ее теннисной туфле.
— Привет...
Рядом с ней лежало покрывало. Ее джинсы были потерты на отворотах. На этой рубашке, понял он, и вовсе не было пуговиц (серебристые петельки на ткани). Но сейчас она была наполовину зашнурована. Он посмотрел в пространство между полосками тесьмы. Да, очень красивая.
— Вчера вечером группа тебе не понравилась? — Она дернула подбородком, указывая куда-то неопределенно в парк.
Он пожал плечами.
— Если они собирались разбудить меня и заставить работать, то вряд ли.
— Они бы не стали, если б ты притворился спящим. Они на самом деле не очень-то много делают.
— Дерьмо, — он рассмеялся и подошел ближе. — Как я и думал.
Ее руки свисали, лежа у нее на коленях.
— Но они хорошие люди.
Он смотрел на ее щеку, ее ухо, ее волосы.
— Поиск своего собственного пути проникновения в Беллону поначалу немного странен. А они здесь уже довольно давно. Будь с ними начеку, а глаза держи открытыми, и ты многому сможешь у них научиться.
— Ты давно с ними? — думая, я возвышаюсь над ней, вот только смотрит она на меня так, словно я слишком мал, чтоб возвышаться.
— О, я живу здесь. Я просто заглядываю к ним раз в несколько дней... также, как Тэк. Но, впрочем, я здесь всего несколько недель. Довольно суетливые недели. — Она высматривала что-то через листья. Когда он присел на бревно, она улыбнулась. — Ты зашел вчера ночью?
Он кивнул.
— Довольно суетливая ночь.
Что-то в ее лице сопротивлялось усмешке.
— Как... твое имя?
— Ланья Коулсон. А твое — Кидд, верно?
— Нет, мое имя не Кидд! Я не знаю, как меня зовут. Я не могу вспомнить своего имени с тех пор, как... не знаю. — Он нахмурился. — Думаешь, безумие?
Она приподняла брови, свела руки вместе (он помнил остатки лака; значит, она перекрасила их сегодня утром: ее ногти были зелеными, как ее же глаза), чтобы повертеть в них гармонику.
— Кид — это так меня пытался Железный Волк называть. А девушка в коммуне попыталась добавить еще одну «д». Но это не мое имя. Я не помню своего проклятого имени.
Вращение остановилось.
— Это похоже на безумие. Я забываю и другие вещи. Тоже. Что ты думаешь об этом: — и тоже не знал, как истолковать свою нисходящую интонацию.
Она сказала:
— По правде говоря, не знаю.
Он сказал, перейдя мостик молчания:
— Но должна же ты думать хоть что-то!
Она сунула руку в свернутое рулоном покрывало и вытащила оттуда... блокнот? Он узнал обуглившуюся обложку.
Закусив губу, она принялась лихорадочно листать страницы. Внезапно остановилась и протянула блокнот ему:
— Среди этих имен есть твои?
Имена, записанные шариковой ручкой и аккуратными печатными буквами, заполняли две колонки:
Джофф Риверс Артур Пирсон Кит Даркфетер Эрлтон Рудольф Дэвид Уайз Филлип Эдвардс Майкл Робертс Вирджиния Коулсон Джерри Шэнк Хэнк Кайзер Фрэнк Йошиками Гарри Диш Гарольд Редвинг Элвин Фишер Мейделин Терри Сьюзан Морган Присцилла Мейер Уильям Далгрен Джордж Ньюман Питер Уэлдон Энн Гаррисон Линда Эверс Томас Саск Престон Смит— Что это за хрень? — спросил он, расстроенный. — Тут написано Кит с этой вот индейской фамилией[1].
— Значит, это все-таки твое имя?
— Нет. Нет, это не мое имя.
— В твоей внешности есть что-то индейское.
