Джек Вэнс - Галактический следопыт
Приближался вечер; обитатели Окраины вылезли из своих убежищ, чтобы подбодриться кружкой пива, бутылью вина или рюмкой чего-нибудь покрепче, сидя за грубо сколоченными столами, выставленными перед тавернами, или под сенью акаций, высаженных шеренгой посреди улицы. Они проводили время в одиночку или небольшими группами по два-три человека и говорили тихо, чтобы их не слышали соседи, хотя время от времени это бормотание прерывалось приступом хохота или шутливым проклятием. Каждого прохожего они провожали пристальными оценивающими взглядами. Хетцель узнавал здесь наряды и украшения из полусотни различных миров. Вот сидел человек с волосами, завитыми лакированными кудряшками — такие прически предпочитали на Арбонетте. Обрезанные мочки ушей выдавали в другом уроженца Дестринара. А этот субъект, в бархатном берете набекрень с подвеской из черных жемчужин, спускавшейся вдоль уха, вполне мог оказаться старментером из скопления Аластор — что привело его сюда из далеких глубин Галактики?
Две девушки — просто сестры или сестры-близнецы — бледнолицые, курносые, с оранжевыми волосами: как эти юные создания с Мармонфайра попали сюда, к черту на кулички? Большинство завсегдатаев таверн Окраины Собачьей слободы, однако, носили такую же одежду, как Хетцель — непримечательный наряд галактического бродяги, предпочитавшего привлекать к себе как можно меньше внимания.
Круто повернув, улица расширилась на несколько метров — здесь приютились несколько небольших лавок и продуктовых базарчиков, аптека и диспансер, магазин готового платья, заставленный вешалками со всевозможной одеждой и ящиками с сапогами, башмаками и сандалиями, газетный киоск, торговавший журналами из разных секторов Ойкумены… Хетцель почувствовал внезапный укол тревоги. Остановившись у прилавка торговца, предлагавшего поддельные удостоверения личности и пачки фальшивых денег, Хетцель украдкой взглянул назад — туда, откуда он пришел — но следивший за ним человек, если таковой действительно занимался слежкой, успел скрыться в общественном туалете.
Хетцель продолжил путь. Как правило, инстинкты его не обманывали, а в том, что за ним следили — если это было так — не было ничего удивительного. Тем не менее, Хетцелю не нравилось быть на прицеле. Заметить «хвост» где-нибудь в другом городе Ойкумены было бы любопытно; на Окраине Собачьей слободы такое внимание могло означать смертельную угрозу.
Дорога проходила под деревянной аркой — здесь Окраина превращалась в собственно Собачью слободу, где преобладали человеческие законы. Хетцель прошел к центральному скверу и снова задержался, чтобы взглянуть назад. Никого — улица почти опустела, лишь несколько редких прохожих спешили по своим делам. Хетцель прогулялся по скверу мимо туристического агентства к лавке, предлагавшей гомазские изделия из резной кости. Поравнявшись со входом в полутемную лавку, Хетцель быстро, бочком, нырнул внутрь. Ни в чем нельзя было быть уверенным, но ему показалось, что темная фигура только что скрылась в роще акаций, занимавшей центральную часть сквера.
Приблизился хозяин лавки — тщедушный старик в белом халате, с толстыми линзами, вставленными в глазницы: «Что могло бы вас заинтересовать, сударь?»
«Эти чаши — сколько они стоят?»
«Ага! Это черепа взрослых зоумов, с ободками из палладия, на ножках из палладия. Прекрасная работа, как видите. Материал тверд, как камень — и, само собой, тщательно очищен и стерилизован. Представьте, какой разговор можно завязать, предлагая гостям бульон в этих чашах! Сервиз из дюжины чаш обойдется всего лишь в полтораста СЕРСов».
«Дороговато, на мой взгляд, — поморщился Хетцель. — Неужели я не могу надругаться над лучшими чувствами гостей, не разорившись?»
«Никаких проблем, это вполне возможно. Вот эти черпаки изготовлены из черепов детенышей-вуляшей. Как вам, наверное, известно, их потешные войны не менее смертоносны, чем боевые подвиги их родителей».
Из рощи акаций никто не выходил. Хетцель ненавидел подобную неопределенность. Возможно, нездоровая атмосфера Окраины возбудила в нем чрезмерную чувствительность.
«Палочки для чесания спины из голяшек и ножных когтей молодняка — хитроумные и необычные сувениры…» — продолжал лопотать лавочник.
«Благодарю вас. Я учту ваши рекомендации», — Хетцель в последний раз проверил, не появился ли «хвост», вышел из лавки и направился в контору туристического агентства.
За прилавком стояла та самая девушка, с которой он говорил раньше. Сегодня на ней были бриджи из бежевого вельвета, подвязанные ниже колен, и темно-коричневая блуза с нашивками из золотистой парчи; окружавшая голову тонкая золотистая лента не позволяла распуститься ее черным волосам. Хетцелю показалось, что она его узнала, но девушка обратилась к нему «учрежденческим» вежливым тоном: «Чем я могла бы вам помочь, сударь?»
«У вас, случайно, нет под рукой астрономического альманаха?»
«Астрономического альманаха?»
«Какой-нибудь информации о перемещении по орбитам Маза, его солнца и его луны было бы достаточно».
«На этом маленьком календаре показаны фазы луны. Это вас устроит?»
«Боюсь, что нет, — Хетцель мельком взглянул на календарь. — Подождите-ка, дайте сообразить. Плоскость орбиты луны, по всей видимости, перпендикулярна плоскости орбиты Маза».
«Да — я слышала, что это необычное сочетание».
«Значит, — размышлял вслух Хетцель, — луна становится полной, когда пересекает плоскость орбиты Маза, находясь непосредственно за Мазом по отношению к солнцу». Просмотрев календарь, Хетцель отметил дату такого пересечения орбит. В эту ночь Гидион Дерби сидел на дереве посреди острова на болоте и видел, что луна поднялась примерно до половины южной части небосклона. Так как в этот момет лупа должна была максимально приблизиться к плоскости орбиты Маза, болотный остров должен был находиться примерно в полосе 45° северной широты, не учитывая, конечно, угол наклона плоскости эклиптики.
«У вас, случайно, не найдется какой-нибудь справочник, содержащий общую информацию о Мазе?» — спросил Хетцель.
Девушка достала брошюру: «Если бы вы объяснили, что именно вас интересует, возможно, я могла бы ответить на ваш вопрос».
«Возможно, — отозвался Хетцель, — хотя маловероятно. Посмотрим, однако. Год на Мазе состоит из 441 дня, а продолжительность местных суток в стандартных часах равна 21,74. Плоскость вращения планеты наклонена на двенадцать градусов по отношению к эклиптике…» Хетцель вернулся к календарю: «Что здесь считается серединой лета и серединой зимы?»
