Дональд Уэстлейк - Дурак умер, да здравствует дурак !
- Здравствуйте. Я - Фредерик Фитч. Э... не зайдете ли в дом?
- Если вы уверены, что я не нарушу...
- Ни в малейшей степени, сэр.
Когда я закрывал дверь, преподобный Маркуэнд заметил лампу. Я издал глупый смешок и объяснил:
- Вот, как раз чинил, когда вы пришли.
Водрузив купидонов обратно на телевизор, я предложил преподобному присесть.
- Ваш дядя был замечательным человеком, - начал он. - Такая утрата!
- Вы были близко знакомы?
- Боюсь, что только по телефону. Мы немного поболтали, когда он позвонил в институт, чтобы заказать библию, - преподобный похлопал по лежавшему на диване бурому конверту.
- Это она и есть?
- Не желаете ли взглянуть? Это наше лучшее издание, просто красота. Мы все очень им гордимся.
Сняв обертки, он показал мне книгу. Она и впрямь производила внушительное впечатление, почти такое же, как лампа с купидонами, и была выдержана в той же цветовой гамме. Переплет из белого дерматина, затейливое золотое распятие, золотая же вязь на корешке. Обрез тоже был золотой, а закладками служили красные ленточки. Книга изобиловала старательно выведенными буквицами и была щедро снабжена иллюстрациями на толстой бумаге, а большинство диалогов было набрано красным шрифтом. На фронтисписе красовалось посвящение, начертанное золотым курсивом: "Дражайшей Герти Дивайн со всею моею любовью навсегда. Но куда ты пойдешь, туда и я пойду.
Руфь 1: 16. Мэтью Грирсон".
М-да, странно. Я еще мог представить себе, что дядюшка Мэтт на склоне лет пристрастился к богословию, тем более, зная, что болен неизлечимой формой рака. Но едва ли ему, да и кому-нибудь другому, пришло бы в голову дарить Герти Дивайн (несмотря на ее ангельскую душу) библию в переплете из белого кожзаменителя с золотым тиснением. В это как-то не верилось. Стало быть, книга содержит в себе еще что-то, незаметное с первого взгляда.
Я понял. Это была какая-то весточка. Ключ, который сумеет распознать Герти.
Ключ к чему?
Может быть, триста тысяч долларов - это еще не все? В конце концов, дядя Мэтт сколотил свое состояние в Бразилии, а Бразилия - огромная молодая страна, богатая еще почти не тронутыми запасами сырья. Может быть, денег больше, гораздо больше, а триста тысяч - лишь верхушка айсберга. И указатель пути к главному кладу - как раз в этой библии?
Ну конечно! Зачем еще дарить триста тысяч совсем чужому человеку, даже если по бумагам он - твой родственник? Да затем, что это - крохи для цыплят, а настоящая кубышка запрятана где-то еще.
Вот почему дядя Мэтт подослал ко мне Герти. Он предоставил ей самой решать, рассказать мне об остальных деньгах или нет. Триста тысяч - это просто испытание, чтобы узнать, стоит ли отдавать мне все. А Герти похитили люди, которые хотят вытянуть из нее сведения о кладе.
- Вы разносите эти штуки? - спросил я.
- Э... - священник растерянно улыбнулся. - Возникает вопрос оплаты.
Ваш дядя должен был прислать нам чек, но, к сожалению, кончина помешала ему...
- Сколько это стоит? - спросил я.
- Тридцать семь долларов пятьдесят центов.
- Я выпишу вам чек, - сказал я, доставая чековую книжку, которую прихватил из дома, поскольку не знал, как долго буду в бегах. Но пока мне не выдавалось случая воспользоваться ею.
Преподобный Маркуэнд снабдил меня ручкой и сказал:
- Выпишите на Институт любящих сердец.
Я передал преподобному чек, и Маркуэнд, казалось, опять собрался сесть, чтобы уже в качестве священнослужителя, а не рассыльного, обсудить со мной мои собственные богословские воззрения, но я сумел отбояриться от него, заявив, что должен немного поработать. Преподобный выказал полное понимание и тотчас ушел, а я приступил к штудированию священного писания.
Проведя за этим занятием почти час, я так ничего и не вычитал. Вроде, библия ничем не отличалась от любой другой. Во всяком случае, я никаких особенностей не обнаружил. Но ведь сообщение было адресовано Герти, которая, несомненно, поймет все с первого взгляда.
В конце концов мне пришлось забросить богословие. Я засунул библию в духовку, от глаз подальше, и, забыв о ней, возобновил размышления, прерванные приходом преподобного Маркуэнда. Собственно, они сводились к тому, что единственный факт, в котором я мог быть уверен, - убийство дядюшки Мэтта. Начав с этого факта, я, если очень повезет, сумею раскопать еще несколько достоверных фактов.
Что ж, прекрасно. На тот случай, если Герти удастся убежать от похитителей, я оставил ей записку, в которой обещал время от времени позванивать, и отправился в библиотеку, чтобы просмотреть газетные сообщения об убийствах.
Одинокий искатель вышел на след.
Глава 15
"Дейли-ньюс" сочла моего дядюшку Мэтта скучной личностью, но всячески избегала говорить об этом прямо. В конце концов газета выставила его полузагадочным полумиллионером полупреклонных лет, составившим полоумное завещание, имевшим полупонятную биографию и полуголую стриптизерку в качестве полусиделки-полулежалки. Дабы покончить с этой половинчатостью и довершить дело, судьба, в придачу ко всему, ополовинила его земной срок, сделав дядьку жертвой убийства, которое произошло в его роскошной полуторной квартире на Южной Сентрал-Парк-авеню, причем убийца до сих пор не был найден. Было совершенно очевидно, что "Ньюс" надеялась сорвать большой куш на дядюшке Мэтте, но не смогла по-настоящему взять его в оборот и сделала дело только наполовину. Все статьи, посвященные убийству дядьки, где-то с середины начинали повествовать о чем-нибудь совсем другом, например, о братьях Коллиер, с которыми дядюшка, по-моему, не имел ничего общего, за исключением того обстоятельства, что они тоже умерли, были богаты и принадлежали к белой расе.
И все же "Дейли-ньюс" оказалась единственным пригодным к использованию источником сведений. "Таймс" ограничилась сухой бессодержательной заметкой, напечатанной на другой день после убийства, остальные газеты были немногим лучше, и только "Ньюс" разродилась выводком статей. Что ж, положение обязывает.
Ну, ладно. В мешанине многочисленных ссылок на Браунинга и Джека Лондона (не спрашивайте меня, как они это сделали) я отыскал, наконец, голые факты и старательно занес их в записную книжку, приобретенную специально для этой цели.
Дядюшку Мэтта убили в понедельник вечером, восьмого мая, семнадцать дней назад. Тем вечером Герти отправилась в кино в обществе своего приятеля по имени Гас Рикович и вернулась в дядькину квартиру только в половине второго ночи. Обнаружив труп, она тотчас позвонила в полицию. По свидетельству врача, смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера в результате удара по затылку тупым предметом, которого не нашли ни на месте преступления, ни в ходе дальнейших следственных действий. Признаков насильственного вторжения в квартиру обнаружено не было, равно как и следов борьбы. Насколько было известно Герти (во всяком случае, так она заявила полицейским и пишущей братии), дядя Мэтт не ждал никаких гостей или посетителей.
