Анастасия Парфенова - Посланник
Посланник не ответил. Только бросил: «Нам пора» и первым шагнул вперед.
* * *– Виктория.
Голос вторгся в ее спутанные кошмары, пронзил насквозь, до боли, до ломоты в костях, грубо выдернул на поверхность.
Вика подняла тяжелые непослушные веки, попыталась пошевелиться – и не смогла. Перед глазами все расплывалось, холодный, какой-то стерильный свет бил прямо в зрачки, наверху размытыми тенями двигались какие-то фигуры.
Неожиданно все сдвинулось, над головой проплыло что-то похожее на дверной проем, и Вика поняла, что ее везут куда-то на... носилках? Или как там называются эти штуковины в больнице...
В больнице! Как только пришла эта мысль, Вика поняла, где она находится. А эти фигуры – в масках и белых халатах. Наверно, ее опять подобрала «скорая» на улице. Но почему ее привязали?
Глаза наконец приспособились к свету, и девушка смогла взглянуть на окружающее. Сердце тревожно екнуло и забилось где-то в горле. Есть что-то примитивно-атавистическое в том, что заставляет людей до дрожи в коленях бояться операционных комнат. Огромное, заставленное непонятным и громоздким оборудованием помещение, стерильное и безликое, как морг. Знакомая по фильмам гигантская, круглая, вмещающая несколько ламп штуковина над операционным столом. Сам операционный стол... с какими-то железными штуками, здорово напоминающими оковы. Какие-то мониторы. И эти ужасные, бесплотные, безликие, холодные врачи.
За последние годы Вика привыкла к галлюцинациям. У нее они бывали самые причудливые, порой откровенно жуткие. И тем не менее сейчас, при виде в принципе знакомой и вполне понятной сцены, ей стало действительно страшно.
– Что происходит? – Голос прозвучал хриплым карканьем.
Никакой реакции. Медики будто забыли о ее существовании, занятые каким-то таинственными медицинскими делами. Даже в ее голове эта мысль прозвучала пугающе.
– Что вы хотите со мной делать?
Тишина.
Два огромных урода в белых халатах и масках подошли к ней, отдернули простыню. Сквозняк прошелся по коже, вызывая мурашки, и Вика вдруг поняла, что здесь далеко не жарко. Девушка съежилась, не то от страха, не то от холода, но уж конечно не от смущения. Разве она умеет смущаться? Кажется, умеет...
Амбалы наклонились, что-то делая с ее руками и ногами. В тот момент, когда девушка открыла было рот для нового протеста, подняли простыню, на которой лежала беспомощная жертва, и одним легким, отработанным движением переместили Вику на операционный стол. Прямо под свет этой огромной пугающей прабабушки всех ламп.
– Что вы делаете?
Теперь ее голос был тонким и писклявым – от паники. Девушка попыталась дернуться, страшные металлические штуковины звонко защелкнулись на ее запястьях и лодыжках.
Ужас вскипел одуряющим варевом. Эти двое... Они не смотрели на нее как на человеческое существо или уж тем более как на молодую женщину. Нет, они смотрели как на... мясо.
В голове мгновенно всплыли все рассказываемые шепотом истории о незаконной пересадке органов, о донорах, из которых эти ценные внутренности вырезали. Сама не понимая почему, Вика начала беззвучно плакать. Две соленые дорожки пробежали по ее лицу, оросили губы горечью.
– Что вы делаете? – тонко, безнадежно спросил детский голосок.
– Ничего, о чем бы вам следовало волноваться, юная дама. – Холодный, безразличный голос. Как раз такой, как бывает у сумасшедших хирургов из фильмов ужасов. – На самом деле мы оказываем вам огромную услугу.
Стоявший у ее изголовья был, как и все, в маске и в белом халате, но что-то в том, как он держался и двигался, яснее ясного говорило, что это – самый главный и самый сумасшедший из всех хирургов. Он держал перед собой руки в перчатках, стараясь ни к чему не прикасаться («чтобы не занести микробов» – смутно припомнилось Вике), и его глаза были бледные, какие-то водянистые, как у настоящего маньяка. Почему-то слова этого охотника за органами Вику совсем не успокоили.
Она рванулась, и тело отозвалось на резкое движение болью.
– Вы... вы не можете! Вы не имеете права! – Она сорвалась на крик. – ЭТО МОИ ОРГАНЫ!
Удивительно, как такой тощий организм мог произвести такой выдающийся вопль. Горло точно кипятком обожгло.
– Мое дорогое дитя, никто и не собирается покушаться на ваши органы. – Кажется, его насмешило это предположение. – Внутренности наркоманки и алкоголички со стажем в несколько лет? Помилуйте, да кому же нужна эта больная рухлядь?
Логичность этого аргумента дошла почти мгновенно. Вика знала, что больна, это было трудно не заметить, даже проводя большую часть времени в состоянии опьянения или страдая от ломки. Но сейчас у нее ничего не болело. И сейчас ей совсем не хотелось расставаться ни с чем из внутренностей, как бы испорчены они ни были!
Вообще, сейчас она чувствовала себя лучше, чем когда-либо за последние несколько... лет? Это было странно. Странно и неправильно. В ее венах не было ничего, кроме ее собственной крови, и ей ничего не хотелось туда добавить. Задумайся она об этом, тело наверняка начало бы ломать, а рот бы пересох, требуя очередную дозу, но в настоящий момент Вика была слишком занята, чтобы еще и думать.
– Тогда зачем вы меня сюда притащили? – сорванный криком голос отозвался болью и каким-то странным шипением.
– А-аа... Видите ли, юная дама, вам выпала возможность поучаствовать в уникальном эксперименте на благо всего человечества!
Это было даже хуже, чем самые худшие опасения. Вика закрыла глаза, пытаясь притвориться, что всего этого нет. Просто очередная глюка. Еще одна глюка. Глю-ка... Никогда, никогда, никогда она больше... Впрочем, время показало, что, как бы яростно она ни давала себе подобные обещания, сдержать их не удавалось.
– Тысячелетиями человечество страдало от ужасов наркомании. И вот теперь у нас появился шанс положить этому конец!
Глаза Вики распахнулись так резко, что свет снова больно ударил по зрачкам. Она не обратила на это никакого внимания.
– Что ты ска-зал? – медленно, по слогам спросила она.
– Моя дорогая, мы собираемся избавить вас от наркотической зависимости.
Гад. Да за такие шутки...
– От зависимости нельзя избавиться. – Собственный голос в ушах Вики звучал хрипло, злобно, старо. – На то она и зависимость!
– Из десяти лабораторных крыс, на которых я пробовал свой новый революционный метод, четыре выжили и стали совершенно свободны от пагубных привычек! Из людей, правда, еще никто не смог выдержать, но то были ужасные экземпляры: старые и совсем никуда не годные. А вы совсем еще молоды. У вас как минимум один шанс из десяти!
Тишина.
– Я не даю на это согласия.
– А тебя никто и не спрашивает, моя дорогая. Тебя потому и выбрали, что никому нет дела до твоего согласия.
