Стивен Кинг - Истории Хейвена
Они должны были и сделали это. Маккосланд получила 407 голосов, Мамфри 9. В числе этих девяти голосов, надо думать, были голоса его жены, брата, 23-летнего сына и его самого. Оставшиеся пять голосов были незначительны. Никто, конечно, не сознался бы, но сама Рут подозревала, что у мистера Морана там, в южной части города, друзей на четыре человека больше, чем она думала. Три недели спустя после выборов Мамфри и его жена уехали из Хэвена. Его сын, достаточно приятный молодой человек по имени Джон, решил остаться, хотя он все еще, после пятнадцати лет жизни в городе оставался новичком: Этот новичок, Мамфри, заходил постричься сегодня утром; помнишь, как его папаша выступал против Рут и был побит? И с тех пор у Рут не было больше противников.
Горожане рассматривали выдвижение ее кандидатуры как официальное объявление об окончании траура. Одной из вещей (одной из многих), которую не удалось понять несчастному Мамфри, было то, что такое одностороннее голосование было способом жителей Хэвена выкрикнуть приветствие: Ура, Рут! Возвращайся!
Смерть Ральфа была внезапной и шокирующий, и была близка к тому чертовски близка! — чтобы убить часть ее, мягкую и чарующую. Эта часть смягчала и украшала доминирующую сторону ее личности, как она чувствовала. Эта ее личностная доминанта была умной, осторожной, логичной и, — хотя она очень не любила это признавать, но знала, что это была правда, — иногда злой.
Она пришла к пониманию того, что, если она утратит эту чувствительную и податливую часть своей натуры, это будет все равно что убить Ральфа второй раз. И поэтому она вернулась к Хэвену, вернулась к службе.
В маленьком городке даже одна подобная личность способна решающим образом повлиять на ход вещей и на то, что любители жаргонных словечек назвали бы "качеством жизни"; эта личность может стать настоящим сердцем города. Рут стала на правильный путь, став таким человеком для города, когда умер ее муж. Спустя два года — которые по прошествии казались ей долгим и мрачным временем, проведенным в аду, — она вновь обнаружила, что необходима, так же как человек обнаруживает в темном углу чердака часть карнавального костюма или изогнутое деревянное кресло-качалку, которые еще вполне пригодны в быту. Она извлекла это на свет божий, убедилась в его целости, стерла пыль, отполировала и вернула к жизни. Должность городского констебля была только первым шагом. Она не могла бы сказать, почему это казалось ей таким правильным, но это было так — это было прекрасной работой, позволяющей помнить Ральфа и в то же время продолжать оставаться самой собой. Она думала, что найдет работу, которая была бы и скучной и неприятной… но это в равной мере можно было сказать и о сборах для Онкологического общества, и о службе в Комитете по отбору школьных учебников. Утомительность и неприятность работы не означали ее бесплодности факт, о котором, кажется, многие люди не знают или охотно игнорируют его. Она также сказала себе, что если работа ей действительно не понравится, то нет такого закона, который заставил бы ее остаться на второй срок в этой должности. Она хотела работать, а не мучить себя. Если она возненавидит это дело, она уступит место Мамфри или кому-нибудь вроде него.
Но Рут поняла, что работа ей нравится. Среди всего прочего, она давала Рут возможность положить конец некоторым безобразиям, которым старый Джон Харли позволял проистекать и… развиваться.
Дел Каллум, например. Каллумы жили в Хэвене с незапамятных времен, и Делберт — бровастый механик, работавший у Элта Баркера на станции, был, возможно, не первым из Каллумов, вступившим в половую связь со своими дочерьми. Линия Каллумов была невероятно закручена и перекрещена; было по меньшей мере двое катастрофически отсталых в развитии Каллумов в Пайнленде, которых знала Рут (если верить городским сплетням, один из них родился с перепонками между пальцами рук и ног).
Инцест — это одна из освященных веками традиций, о которой нередко пишут романтические поэты. Его традиционность могла быть причиной, по которой Джон Хартли никогда не пытался всерьез с ним покончить, но «традиционность» такого гротескного предмета не имела значения для Рут. Она поехала к Каллумам. Там было много крика. Альвион Турлоу мог это ясно слышать, хотя Альвион и жил на четверть мили ниже по дороге и был глухим на одно ухо. За криками последовал звук заводящейся цепной пилы, потом — выстрел и крик. Потом цепная пила остановилась, и Альвион, вышедший на середину дороги и загородивший рукой глаза от солнца, глядя в сторону дома Каллумов, услышал девичьи голоса (у Делберта была чертова пропасть дочерей — целых шесть; и они действительно были его проклятием, равно как и он — их), срывавшиеся на крики о помощи.
Позднее, в "Хэвен Ланче", пересказывая свою историю перед очарованной аудиторией, старый Альвион сказал, что подумал было пойти домой и позвонить констеблю… но тут же понял, что, вероятно, констебль и стрелял.
Альвион остался стоять как столб, ожидая развития событий. Примерно через пять минут после того, как умолкла цепная пила, Рут Маккосланд проехала назад в город. Пять минут спустя после этого проехал Дел Каллум в своем пикапе. Его вымытая жена сидела на сиденье рядом с дробовиком. Матрац и картонные ящики, набитые вещами и посудой, торчали из багажника. Делберта и Мэгги Каллум больше не видели в Хэвене. Три дочери Каллума старше 18 лет поехали работать в Дерри и Бангор. Три младшие были помещены в приюты. Большинство жителей Хэвена были рады тому, что семья Каллум покинула город. Там, в конце Ридж Роуд, они отравляли все, как ядовитая россыпь поганок, растущих в темном подвале. Люди толковали о том, что сделала Рут и как она это сделала, но сама Рут никогда об этом не говорила.
Каллумы были не единственными людьми, кого Рут Маккосланд, седеющая, подтянутая, пяти футов и пяти дюймов роста и 125 фунтов веса, выдворила из города или посадила на несколько лет. Например, компания хиппи-наркоманов, которая поселилась в пяти милях к востоку от фермы старого Фрэнка Гаррика. Эти недостойные, истасканные человеческие отбросы пробыли там всего около месяца и ушли они, подгоняемые пинками изящного ботинка Рут 5-го размера. Племянница Фрэнка, которая писала свои книги, вероятно, покуривала травку время от времени, как считали горожане (они считали, что все писатели должны курить наркотики, очень много пить или проводить ночи в сексуальных извращениях), но не продавала ее, в то время как хиппи в полумиле от нее занимались как раз этим.
Еще были Йоргенсоны на Болотной Миллер Роуд. Бенни Йоргенсон умер от удара, и через три года Айва снова вышла замуж и стала Айвой Хейни. После этого ее семилетнего сына и пятилетнюю дочь стали преследовать дома разные беды. Мальчик выпал из ванны, а девочка обожгла руку о печь. Потом мальчик поскользнулся на мокром кухонном полу и сломал руку, а девочка наступила на грабли, засыпанные листьями, и их рукоятка попала ей прямо по макушке. Последним, но отнюдь не наименьшим злоключением было падение мальчика с лестницы, ведущей в подвал, куда он спускался за растопкой; он упал и раскроил себе череп. Некоторое время казалось, что он не выживет. Это была целая череда бед.
