Тесс Герритсен - Игра с огнем (сборник)
Разорвавший тишину одинокий голос прозвучал тем более пугающе:
– Лоренцо! Я здесь!
Сначала он увидел только отблеск солнца на светлых волосах и толпу, расступающуюся перед ней. А Лаура протискивалась с криком:
– Пропустите меня! Мне нужно пройти!
И вдруг она оказалась перед ним, обняла его, прижалась губами к его губам. И он ощутил вкус соли и слез.
– Я тебя люблю, – сказал Лоренцо. – Жди меня.
– Обещаю. А ты должен пообещать, что вернешься.
– Эй, девушка! – пролаял охранник. – Прочь отсюда!
Лауру выхватили из объятий Лоренцо, а его затолкнули в двигающееся стадо, которое понесло его вперед, вперед.
– Обещай мне! – услышал он ее крик.
Лоренцо повернулся – так отчаянно хотелось ему еще раз увидеть возлюбленную, но ее лицо уже затерялось в толпе. Он увидел только бледную руку, поднятую в прощальном жесте.
– Они слепы, они все слепы, – сказал Марко. – Закрывают глаза и не хотят видеть происходящего.
Их родители и сестра задремали рядом с ними, убаюканные ритмичным постукиванием колес на стыках, а братья тихо разговаривали.
– Эти письма домой ничего не значат. Они дали их написать, чтобы мы не волновались. Чтобы нас отвлечь. – Он посмотрел на Лоренцо. – Ты ведь написал Лауре?
– Хочешь сказать, мое письмо не доставят?
– Возможно, она его и получит. Но как ты думаешь – почему?
– Я не понимаю твоего вопроса.
– Ты такой же слепец, как и все остальные, братишка! – фыркнул Марко. – Ты плывешь по жизни на облаке, мечтаешь только о своей музыке, веришь, что все будет хорошо-прекрасно! Ты женишься на Лауре Бальбони, у вас родятся идеальные детишки, и вы заживете счастливо, поигрывая прекрасную музыку.
– По крайней мере, я не стану таким ожесточенным и сердитым, как ты.
– А ты знаешь, почему я ожесточенный? Просто я вижу правду. Твое письмо доставят. Как и письма Пии и мамы. – Он посмотрел на спящих родителей, которые, сплетя руки, прижались друг к другу. – Ты видел ту чушь, которую написала мама? «В нашем поезде удобные сиденья третьего класса. Нам обещают, что условия проживания в лагере также будут приемлемыми». Мы словно едем на какой-то курорт на Комо![15] Наши друзья и соседи посчитают: все в порядке, они путешествуют в поезде, точно туристы, а потому не будут и беспокоиться. Как отказывается беспокоиться папа. Он всю жизнь работал руками, и если чего не видит, если не может потрогать, то и не верит. Ему не хватает воображения, чтобы представить худший вариант. И вот почему никто никогда не оказывает сопротивления – мы все хотим верить в лучшее. Потому что представлять последствия страшновато.
Марко уставился Лоренцо в глаза:
– Ты обратил внимание, в каком направлении мы едем?
– Откуда мне знать? Шторки на всех окнах опущены.
– Они не хотят, чтобы мы знали, куда нас везут. Но даже и сквозь шторки понятно, с какой стороны светит солнце.
– Сказали, нас повезут в лагерь для интернированных в Фоссоли. Они всех туда отправляют.
– Так они говорят. Но ты посмотри на свет, Лоренцо. Видишь, с какой стороны солнце? Мы едем не в Фоссоли. – Марко мрачно вперился перед собой и тихо сказал: – Поезд идет на север.
Джулия
14
Роб ужасно зол на меня. Я понимаю это по громкому хлопку входной двери и по его возбужденным шагам, приближающимся к кухне.
– Почему ты отменила встречу с доктором Роуз? – спрашивает он.
Я не поворачиваюсь к нему, продолжаю нарезать морковку и картошку к обеду. Сегодня у нас в меню жареная курица, натертая оливковым маслом и лимоном, приправленная розмарином и морской солью. Мы будем есть вдвоем, потому что Лили все еще у Вэл. Ее нет в доме, где теперь так тихо, и он уже не то, чем должен быть. Ощущение такое, будто я соскользнула в какую-то грустную параллельную вселенную, а настоящий дом, где обитаю настоящая я, находится где-то в другом месте. Дом, где все мы снова счастливы, где моя дочь любит меня, а муж не стоит на кухне, поедая меня сердитым взглядом.
– Я была не в настроении встречаться с ней, – говорю я ему.
– Не в настроении? Ты представляешь, с каким трудом она втиснула тебя в расписание в столь срочном порядке?
– Обратиться к психиатру – твоя идея, не моя.
– Да, она предупреждала, что ты будешь упорствовать, – раздраженно усмехается Роб. – Она сказала: одна из твоих проблем – отрицание.
Я спокойно кладу нож и поворачиваюсь к параллельной вселенной, где обитает Роб. В отличие от моего спокойного мужа в накрахмаленной рубашке, у человека, которого я вижу перед собой, раскрасневшееся лицо и возбужденный вид, а галстук сбился набок.
– Ты с ней уже встречался? Вы уже говорите обо мне?
– Конечно говорим! Я в отчаянии. Я должен хоть с кем-то говорить.
– И что ты ей сказал?
– Что ты одержима какой-то треклятой музыкальной вещицей и не хочешь думать о реальной проблеме. Отдалилась от Лили. И от меня.
– Если бы тебя кто-то пырнул ножом, ты бы тоже отдалился.
– Я знаю, ты считаешь, проблема в Лили, но доктор Роуз три часа наблюдала за ней. Она увидела совершенно нормального очаровательного трехлетнего ребенка. Никакой склонности к насилию, никаких признаков патологии.
Я смотрю на мужа, ошарашенная его словами.
– Ты водил мою дочь к психиатру и даже не потрудился поставить меня в известность?
– Думаешь, для Лили все так просто? Она больше времени проводит у Вэл, чем здесь. Она совсем не понимает происходящего. А ты тем временем каждый день звонишь в Рим. Я видел телефонные счета. Несчастный владелец антикварного магазина, наверно, понять не может, почему эта сумасшедшая дама никак не оставит его в покое!
Слово «сумасшедшая» бьет меня, как пощечина. Он впервые произносит его мне в лицо, но я знаю, оно уже давно сидит у него в голове. Я – его сумасшедшая жена, дочь другой сумасшедшей женщины.
– Боже мой, Джулия, извини, бога ради. – Он вздыхает и тихо произносит: – Прошу тебя, покажись доктору Роуз.
– Но и что будет проку? Похоже, вы на пару уже поставили мне диагноз. Заочно.
– Она хороший психиатр. С ней легко говорить, и я думаю, она очень внимательна к своим пациентам. Лили она сразу понравилась. Я думаю, тебе она тоже понравится.
Я снова поворачиваюсь к разделочной доске и беру нож, затем медленно и методично нарезаю морковку. Даже когда он подходит ко мне сзади и обнимает за талию, я продолжаю нарезать морковку, лезвие ножа стучит по доске.
– Я делаю это для нас, – шепчет он и целует меня в шею.
От жара его дыхания меня пробирает дрожь – я словно оказалась в объятиях чужого человека. Не мужа, которым я восхищалась, не мужчины, которого любила больше десяти лет.
– Ведь я люблю вас обеих. Тебя и Лили. Двух моих лучших в мире девочек.
Когда Роб засыпает, я вылезаю из кровати, тихонько спускаюсь по лестнице к его компьютеру и нахожу в Интернете доктора Диану Роуз. Роб прав, я целиком погрузилась в поиски автора «Incendio» и не обращала внимания на происходящее в собственном доме. Мне нужно узнать больше о женщине, которая уже диагностировала меня как «упорствующую в отрицании». Она умело протиснулась в мою семью, очаровала мою дочь, произвела впечатление на мужа, а я про нее ничего не знаю.
«Гугл» выкидывает с десяток ссылок на доктора Диану Роуз из Бостона. Ее профессиональный веб-сайт называет ее специализацию (психиатрия), дает сведения о практике (адрес в центре Бостона, многочисленные связи с больницами) и образовании (Бостонский университет и Гарвард). Но мое внимание приковывает ее фотография.
Роб пел ей дифирамбы, но забыл сообщить: доктор Роуз поразительно красивая брюнетка. Нажимаю на следующую гугловскую ссылку. Сообщение из Вустера, штат Массачусетс, о судебном деле, в котором доктор Роуз участвовала в качестве эксперта. Она подтвердила, что некая миссис Лиза Вердон представляет опасность для собственных детей. На основании ее показаний суд назначил отца опекуном детей.
Страх узлом завязывается у меня в животе.
Я иду по следующей ссылке. Еще одно судебное дело, я читаю слова «слушания о дееспособности». Доктор Роуз дает показания от имени штата Массачусетс и рекомендует принудительную госпитализацию для некоего мистера Лестера Хейста, потому что он опасен для себя самого.
И еще в десятке найденных ссылок я неизменно встречаю слово «дееспособность». Экспертиза доктора Роуз. Она определяет, опасен ли пациент для себя или других. Следуют ли запереть его в психушку, как заперли мою мать.
Я закрываю браузер, смотрю на экран компьютера и тут обращаю внимание на новые обои рабочего стола. Когда Роб их заменил? Всего неделю назад тут была наша семейная фотография на фоне нашего сада. Теперь на фото одна Лили, ее волосы ярко светятся в солнечном нимбе. Накатывает чувство, будто меня стерли из нашей семьи, и если я опущу взгляд, то увижу, как исчезают мои руки. Сколько должно пройти времени, чтобы на рабочем столе появилась фотография другой женщины? Большеглазой брюнетки, которая считает мою дочь абсолютно нормальной очаровательной малышкой?
