Тесс Герритсен - Игра с огнем (сборник)
– Спасать их поздно. Твоя семья в списке. Они, вероятно, уже направляются к твоему дому.
– Моей сестре всего пятнадцать! Я не могу ее оставить!
Лоренцо высвободил руку и бросился прочь из комнаты.
– Лоренцо, постой! – крикнула Лаура, пускаясь за ним по лестнице.
У входной двери она успела схватить его за руку, остановить:
– Пожалуйста, послушай папу!
– Я должен их предупредить. Ты же знаешь, я должен.
– Поговори с ним, – взмолилась Лаура, обращаясь к отцу, который тоже спустился к двери. – Скажи ему, что это слишком опасно.
Бальбони печально покачал головой:
– Думаю, он сделал свой выбор и нам его не переубедить. – Он посмотрел на Лоренцо. – Держись темных улиц, мальчик. Если тебе удастся вывести семью из Каннареджо, направляйтесь в монастырь в Падуе. Они дадут вам убежище, пока не найдется кто-нибудь, кто перевел бы вас через границу.
Он обнял Лоренцо за плечи.
– Когда все это кончится, когда Италия выздоровеет от безумия, мы будем ждать тебя здесь. И отпразднуем нашу встречу.
Лоренцо посмотрел на Лауру. Она прижимала руку ко рту, пытаясь сдержать слезы. Он обнял ее, почувствовал, как содрогается ее тело в попытках сдержать рыдания.
– Всегда верь в нас, – прошептал он.
– Я буду верить. Всегда.
– Наше будущее наступит. – Он прижал свои губы к губам Лауры, вкушая ее в последний раз. – Мы сделаем так, чтобы оно наступило.
13
Лоренцо пошел в ночь. Он закутал лицо в шарф, прячась от недружеского взгляда. Сирены воздушной тревоги выли непрерывно, словно само небо возопило в отчаянии. На Кампо-делла-Карита собралась небольшая толпа людей, покинувших ночью свои дома в поисках новостей. Если бы налет был настоящий, они стали бы жертвами собственного любопытства – смерть нашла бы их на открытом пространстве. Но, как и в другие ночи, ни одна бомба не упала на город, и у тех, кто слишком долго оставался на улице, лишь замерзли руки и ноги, да утром, глядя на мир сонными глазами, они сожалели, что так поздно улеглись спать.
Никто не обратил внимания на молодого человека, который, держась в тени, проходил мимо.
В эту ночь тумана и хаоса Лоренцо незамеченным прошагал по мосту и по району Сан-Поло. Самая трудная часть пути ждала его впереди. Как вывести из города семью до рассвета? Сможет ли мама дойти пешком до Падуи? Не послать ли им вперед Марко и Пию? Если семья разделится, как и где им воссоединиться?
Он услышал крики, звон стекла и метнулся в тень. Выглянув из-за угла, он увидел людей, которые вытащили из дома мужчину и женщину и поставили их на колени на улице. Посуда сыпалась из верхних окон, следом, словно раненые птицы, полетели книги и бумаги, образуя растущую кучу. Женщина, стоявшая на коленях, рыдала и умоляла солдат сжалиться, но ревущие сирены заглушали ее крики.
В темноте вспыхнула спичка. Ее швырнули в груду бумаги, и пламя быстро расцвело, превратив улицу в ад.
Лоренцо попятился от яркого костра и метнулся в обход на север, по Санта-Кроче. Перебежав по мосту в Каннареджо, он увидел впереди дьявольское мерцание другого пожара.
«Моя улица. Мой дом!»
Он ринулся за угол на Калле-дель-Форно и в ужасе уставился на костер, ревущий посреди улицы – поглощающий груду книг. Книг дедушки. Море битого стекла на брусчатке, осколки, словно маленькие лужицы огня, отражают пламя.
Дверь расколочена и распахнута. Не нужно было заходить внутрь, чтобы оценить хаос: битая посуда, порванные занавески.
– Их увели, Лоренцо, – раздался девичий голос.
Он повернулся и увидел двенадцатилетнюю соседку Изабеллу – она одиноко стояла по другую сторону улицы и смотрела на него.
– Их забрала полиция. Потом пришли чернорубашечники и все подожгли. Они вели себя как сумасшедшие. Зачем им понадобилось бить посуду? Папа сказал, чтобы я не выходила из дома, но я все видела из окна. Все-все.
– Где они? Где моя семья?
– Они в Марко Фоскарини. Всех туда отводят.
– Почему их увели в школу?
– Полицейский сказал, их отправят в трудовой лагерь. Сказал папе, чтобы он о них не беспокоился, потому что это ненадолго. Когда все успокоится, им позволят вернуться. Он сказал, у них будет что-то вроде отпуска. Папа говорит, мы ничего не можем изменить. Так и должно быть.
Лоренцо посмотрел на пепел – все, что осталось от ценнейшей музыкальной библиотеки его деда Альберто. Упавший в тень томик спасся от огня. Он подошел и поднял его – от опаленных страниц пахло дымом. Томик цыганских мелодий, известных Лоренцо с колыбели. Эти же мелодии напевала по вечерам Пия, расчесывая волосы. Он стоял с драгоценными нотами в руках, мучимый мыслями о сестре. Думал о том, как она, вероятно, испугана. Вспомнил о матери, у которой больные колени и слабые легкие. Как она перенесет суровые условия трудового лагеря?
– Ты поедешь с ними, Лоренцо? – спросила Изабелла. – Если поспешишь, то догонишь их, и вы будете вместе. В лагере не так уж плохо. Так сказал полицейский.
Он посмотрел на разбитые окна своего дома. Если он уйдет из города сейчас, то к восходу будет уже на дороге в Падую. Оттуда придется идти на северо-запад в горы, а там – через швейцарскую границу. Так ему и советовал поступить профессор Бальбони: беги, забудь о семье и спасайся.
А когда война закончится, подумал он, как я буду смотреть им в глаза, зная, что бросил их на произвол судьбы в трудовом лагере? Он представил Пию, смотрящую на него как на предателя. Он ни о чем другом не мог думать – только о выражении ее глаз.
– Лоренцо?
– Спасибо, Белла. – Он мягко положил руку на голову девочки. – Береги себя – настанет день, и мы снова встретимся.
– Ты хочешь бежать?
– Нет. – Он засунул книгу нот под пальто. – Я хочу найти свою семью.
Заметила его Пия. За воплями детей и младенцев он услышал, как она выкрикнула его имя, увидел, как она бешено размахивает руками, привлекая его внимание. Столько народа было набито в импровизированный центр временного содержания в школе Марко Фоскарини, что Лоренцо пришлось протискиваться мимо ошеломленных людей, покачивающихся в отчаянии, пришлось перешагивать через семьи, просто грудами рухнувшие на пол от усталости.
Пия так радостно бросилась в его объятия, что его даже отбросило назад.
– А я уж думала, никогда тебя не увижу! Марко сказал, ты дал деру, но я знала – ты бы никогда этого не сделал. Я знала – ты нас не оставишь!
Мать и отец тоже кинулись его обнимать, их руки сплелись тугим клубком. И только когда они наконец отпустили Лоренцо, подошел и его брат Марко и твердо похлопал по спине.
– Мы понятия не имели, куда ты делся, – сказал Марко.
– Я был в доме Бальбони, когда завыли сирены.
– Они завели их для прикрытия, – горько сказал Марко. – Чтобы застать нас врасплох. За этим воем никто не слышал, что происходит. Мы пока ничего не знаем о дедушке. Ходят слухи, они и на дом инвалидов напали.
Марко скосил глаза на мать, которая опустилась на скамью, крепко вцепившись в пальто, и сказал вполголоса:
– Они вытащили ее из кровати. Даже одеться толком не дали. Мы схватили, что успели, прежде чем они вытолкали нас на улицу.
– Я видел дом. Чернорубашечники разбили все окна, сожгли все книги. И так по всему городу.
– У тебя ведь была возможность бежать? Почему ты этого не сделал? Ты мог бы сейчас идти в сторону границы!
– А Пия? А мама? Мы же семья, Марко. Мы должны держаться вместе.
– И сколько, по-твоему, ты протянешь в трудовом лагере? Сколько, ты думаешь, продержатся они?
– Тише. Ты напугаешь Пию.
– Мне теперь не страшно, – сказала Пия. – Ведь мы все вместе.
Она взяла Лоренцо за руку:
– Идем, я тебе покажу кое-что. Тебе очень понравится.
– Что?
– Услышав, как ломятся в дверь, я сразу побежала в твою комнату. Спрятала под пальто, чтобы они не увидели.
Девочка потащила Лоренцо туда, где сидела мать, сунула руку под скамью.
Он посмотрел на вещь в руке Пии и на мгновение потерял дар речи – так тронул его поступок сестры. В футляре в полной сохранности лежала Ла Дианора. Лоренцо прикоснулся к лакированному дереву и даже здесь, в холодном помещении, почувствовал кончиками пальцев живое, как от тела, тепло.
Он сквозь слезы посмотрел на сестру:
– Спасибо. – Он обнял ее. – Спасибо, дорогая Пия.
– Я знала, ты вернешься за ней. Вернешься за нами.
– И вот я здесь.
Там, где и должен быть.
На следующее утро Лоренцо проснулся от детского плача.
Спина после проведенной на полу ночи одеревенела, и он, застонав, сел и потер глаза. Свет, проникавший сквозь грязные окна актового зала, окрашивал все лица в холодный серый цвет. Рядом с ним изможденная женщина пыталась успокоить капризничающего ребенка. Старик сидел, раскачиваясь туда-сюда и бормоча слова, понятные только ему. Куда бы ни посмотрел Лоренцо, он видел сутулые плечи и испуганные лица, многие из которых были ему знакомы. Он видел Перлмуттеров, у которых дочь родилась с заячьей губой, видел Сангвинетти, чей четырнадцатилетний сын когда-то ходил к нему учиться игре на скрипке. Он увидел Полаччо, владевших портновской мастерской, и синьора Бержера, который прежде президентствовал в банке, и старую синьору Равенну, которая каждый раз при встрече с мамой на площади вступала с ней в спор. Молодые ли, старые ли, ученые ли, рабочие ли, они все оказались в одинаково бедственном положении.
