Алексей Корепанов - Время Черной Луны
Совсем недавно (или бесконечно давно?) я был прикован к стене в мире, где властвовал Хруфр, но тогда у меня было замечательное оружие, был врученный мне чудесный пистолет.
И вот теперь я был связан, беспомощен и не имел никакой возможности что-либо изменить. простая частица, которая не в состоянии повлиять на окружающее. Судьба прежних лазутчиков, пытавшихся проникнуть в Тола-Уо, была мне неизвестна, но вряд ли имелся повод для мажорных мыслей. Хотя оставалась надежда - ведь мы видели Олдана, живого и на вид невредимого Олдана, сумевшего выжить... Вот только какой ценой?
Сопровождаемые конвоем, мы с Донге прошли через зал храма Уо конечной цели нашего путешествия (неужели он окажется и последним пунктом?) - и человек, идущий впереди, открыл дверь, спрятанную в стене между статуями. За дверью оказался коридор, потолок его был выложен светящимися камнями, и я смог разглядеть тех, кто взял нас в плен.
Их было шестеро, все они были высокими, на голову выше Донге и на полголовы выше меня, широкоплечими и, по-моему, довольно молодыми, хотя аккуратно подстриженные короткие бородки делали их старше. В их одежде не было ничего экзотического: обыкновенные темные свитера под горло, на манер тех, что во времена моей молодости почему-то называли "водолазками", узкие брюки, заправленные в невысокие сапоги. Длинные волосы и бородки придавали конвоирам вид группы рок-музыкантов. Я невесело подумал о том, что встреча с этими "рок-музыкантами" действительно может оказаться роковой для меня и Донге. Впрочем, их лица не выражали никакой угрозы или кровожадности, лица были самыми обыкновенными, но я понимал, что решать нашу судьбу будут не эти простые исполнители, а люди, находящиеся на вершине городского управления. Какой-нибудь совет или комитет. Или триумвират. Только бы не "тройка"... Совет хранителей - так, кажется, это называлось в рассказе беджа.
Коридор сделал несколько поворотов, уходя все дальше в глубины храма. Оглянувшись, я увидел Донге - она шла между двух сопровождающих, держа руки за спиной, тоже, наверняка, связанная, и на лице ее не было страха, хотя особой радости я тоже не заметил. Бородач, замыкающий наше шествие, нес ее суму и подобранный у входной двери плащ. Донге ободряюще кивнула мне и сказала:
- Все в порядке, Легис. Наши уже закладывают заряды.
Ничего, кроме усмешек, это заявление у конвоиров не вызвало. Они были уверены в неуязвимости Тола-Уо. И все-таки я подыграл девушке, слабо надеясь на что-то - вероятно, способность не терять надежду в самых безнадежных ситуациях заложена в природе человеческой.
- Планы не меняются, - внушительно сказал я. - Если и суждено взлететь, так вместе с городом.
- Люблю весельчаков, - бесцветным голосом произнес человек, идущий первым, и, не оборачиваясь, вполне миролюбиво добавил: Потерпите немного, сейчас придем - и наговоритесь досыта.
В его голосе тоже не было никакой угрозы; он знал, что мы влипли всерьез, никуда не денемся и поэтому можно и не угрожать.
Интересно, чем же заслужил прощение Олдан? Стал работать на оборону города? Выклянчил помилование? А смогу ли я умолять о помиловании? Донге не сможет, это ясно. А я?.. Жаль, что мне ничего не известно о способах казни лазутчиков, проникающих в Тола-Уо. Вешают ли их или варят в кипятке? Сжигают на костре или отрубают голову? Морят голодом или сбрасывают в пропасть... Лично меня не устраивала перспектива быть сваренным в кипятке. Впрочем, никакой другой вид казни меня тоже не устраивал.
Невеселые мои размышления прервались у двери, которой кончался коридор. Возглавляющий нашу колонну бородач распахнул ее и сделал приглашающий жест. Мы с Донге вошли, и вслед за нами вошли сопровождающие, и расположились за нашими спинами. Каков-то он, здешний следователь?
Помещение, в котором мы оказались, было просторным и светлым. Напротив нас, в дальней стене, находились два распахнутых настежь окна, выходящих на поросшую цветами площадь. Уже наступил рассвет, и дома, окружающие площадь, были хорошо видны; они казались сказочными со своими облицованными светлым мрамором стенами и красными крышами. На каменном полу лежал роскошный ковер. Стены комнаты, вернее, не комнаты даже, а круглого зала, тоже украшали ковры. Вдоль стен стояли низкие удобные диваны, а перед ними - черные мраморные столики с цветочными вазами. Справа от меня располагался большой камин, окруженный креслами, а чуть сбоку от камина растопырил массивные лапы заваленный бумагами и книгами стол размером с бильярдный. В кресле за столом сидел седеющий человек с бледным морщинистым лицом, одетый в свободный искристый желто-зеленый халат. Человек внимательно смотрел на нас, и я понял, что это и есть следователь. По особо важным делам.
- Садитесь, - сказал человек негромким надтреснутым голосом и указал на кресла рядом со столом.
Мы с Донге опустились в них. Человек встал, обогнул стол и тоже расположился в кресле напротив нас. Некоторое время мы молча рассматривали друг друга и я заметил, что у него такие же, как у Донге, зеленые глаза, и нет в них ничего хищного. Человек сделал жест - и один из конвоиров подошел к стене у камина, открыл незаметную дверцу и выкатил столик на колесах. Подвез к нам и вернулся на свое место у входа. При виде наполненных разнообразной и аппетитной на вид снедью тарелок, тарелочек, блюдец, вазочек, розеток и прочей посуды я почувствовал голод. Вкусные запахи напомнили мне, что мы с Донге не только еще не завтракали, но даже и не ужинали вчерашним вечером. Я взглянул на девушку: она сидела очень прямо, словно окаменев, и лицо ее не выражало никаких эмоций.
Человек улыбнулся и сказал:
- Если бы я хотел вас отравить, то сделал бы это гораздо проще. Он внезапно сдвинул брови и приказал: - Посмотрите на меня.
Он поднял согнутые в локтях руки, повернув их ладонями к нам. Мне показалось, что пальцы его начали багроветь, и в следующее мгновение понял, что это не показалось, и что действительно пальцы человека охвачены огнем. Вот уже запылали все ладони, я почувствовал жар, струящийся от его рук, по-прежнему направленных на нас, - и почти тут же мной овладело оцепенение. Зеленые глаза на бледном морщинистом лице засверкали, расширились, расплылись, слились в изумрудный круг, источающий сияние, и в этом сиянии растворился человек напротив, растворился зал, растворились домики за окнами...
Не знаю, долго ли это продолжалось, но, очнувшись, я обнаружил, что человек сидит на прежнем месте, и что тело мое превратилось в какой-то кисель. Долгим, невероятно замедленным движением я сумел вытянуть ногу, попробовал повернуть голову и понял, что, наверное, смогу, приложив определенные усилия, это сделать, но мне не хочется. Мне просто лень было пошевелиться. Я казался самому себе парящим в вышине, в невесомости, я представлялся себе одним из персонажей телевизионных повторов во время футбольных матчей, когда мяч бесконечно медленно катится в сетку ворот, вратарь неспешно плывет над изрытой бутсами землей, а форвард, радуясь забитому мячу, воздевает руки с таким трудом, словно к ним привязаны пудовые гири. Я чувствовал себя Армстронгом, плавно и замедленно передвигающимся по поверхности Луны.
