Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика
— Не потому ли коммодор топил почти целые суда с грузом, не сделав попытки спасти их? — съязвил Арлекин.
— С какой стати ему переживать из-за тоннажа? — О’Греди пожал плечами. — Его кошелек не страдает. Доходы... контр-адмирала — в нефтяных скважинах Персии.
— Контр-адмирала? — переспросил, думая, что О’Греди ошибся.
— Да. Вчера коммодору Маскему присвоено очередное звание, — невозмутимо подтвердил лейтенант-коммандер.
— О, господи, — вздохнул Арлекин, — пути твои неисповедимы!
— Если первый лорд Адмиралтейства вытащил из отставки эту бездарь да еще и повысил в чине, значит, дела у господа идут из рук вон! — ворчал О’Греди. — Придется мне поинтересоваться здоровьем всевышнего у капеллана: вдруг зацепило отца небесного шальным осколком?
Арлекин рассмеялся, с интересом взглянул на ирландца. Пожалуй, лейтенант-коммандер — черная кость. Начинал, скорее всего, матросом — дослужился до офицера. Для таких и словечко придумано: «хозпайп». Hawsepipe officer... Воюет, судя по всему, не за страх, а за совесть, потому и фрегат О’Греди — «versatile combatant vessel» — боевой корабль, способный выполнить любые (... точнее, посильные его классу) задачи; а его командир — «versatile line officer» — как говорится, всесторонне подготовленный строевой офицер. Всесторонне — это уж точно, потому что начинал с матросов. Да, именно так: hawsepipe officer[5]...
Добрались до кормы.
О’Греди, потерявший к экскурсии всякий интерес, прошел к стеллажу с глубинными бомбами, оперся и принялся разглядывать тусклый кильватерный след. Владимир замер в стороне и уставился на олушей, что держались за кормой и сварливо переругивались какими-то не птичьими, ржавыми голосами: «Р-раб! Р-ра-аб!» Говорят, только поморник может испугать олуша и заставить отрыгнуть проглоченную рыбеху. О’Греди чем-то похож на олуша. Вот только вряд ли выпустит добычу. Не из пугливых, словом. И, как видно, простецкий. Хотя, возможно, в рубке будет вести себя иначе и выглядеть тоже. Нужно сразу определить дистанцию в отношениях и придерживаться ее без отступлений...
— Ну, что ж... Арлекин, теперь вы имеете представление о фрегате. Отдыхайте — ваша первая вахта с ноля.
— Слушаюсь, сэр!
— Ну-ну, мистер Арлекин, ведь мы в неофициальной обстановке. Или я похож на контр-адмирала Маскема?
В рубку он п р и б ы л, а не явился. Вошел по-хозяйски, но не развязно. С достоинством. Сейчас он, конечно, рулевой — не больше, но пусть бритты видят и знают: все-таки перед ними капитан.
О’Греди встретил добродушным кивком, вахтенный офицер предложил осмотреться, привыкнуть к незнакомой рубке и обстановке. Словом, на руль пока не ставили.
Как предложили, так и поступил.
Первым делом обследовал «веранду». С наступлением ночи к «эрликонам» были вызваны расчеты и удвоено количество сигнальщиков. Обогнув рубку и оказавшись на правом борту, увидел О’Греди. Командир курил в приоткрытой двери. Пропустив нового рулевого, снова поставил ногу на комингс, замер. Через некоторое время шумно вздохнул.
— К рулю вам, пожалуй, вставать сегодня нет смысла, — решил он. — Не будем ломать эту вахту. — И пригласил «волонтера» к себе в каюту...
— На море тихо, на море спокойно, а мне вот — не по себе... — О’Греди рывком снял фуражку, дернул себя за рыжую прядь, но тут же пригладил вихры и вдавил кнопку звонка. — Поскорей бы добраться до Ливерпуля. Не люблю подобной тишины, а тут еще проклятая трясучка мотает нервы. Да-да! Это скверно! Это очень плохо: издерганный человек не выложится сполна в нужную минуту. В определенном смысле корабль — тот же человек, и корабль мой болен. А я привык к здоровому организму и боюсь при нынешних обстоятельствах допустить промах, ошибку. Знаю — да-да-да! — подобные мысли опасны для командира — рождают неуверенность, но что прикажете делать?
— Вы откровенны.
— Пустое! Своим не скажешь, а вы... Вы лицо как бы нейтральное, да и расстанемся скоро. — О’Греди предложил гостю устраиваться на диване, сам опустился в креслице возле стола. — Простите, вы на самом деле русский?
— Стопроцентный!
— Но ведь... Арлекин — это псевдоним?
— Нет, так меня звали друзья. Была причина.
— Простите!.. Говорят, вы — капитан. Это, значит, тоже не выдумка? Полагаю, я не обидел вас расспросами. Да? Надеюсь, что так. Да-да-да!
— Полагаю, что нет! — улыбнулся Владимир. — А мое капитанство... И это — истинная правда. Клянусь собором святого Павла!
— Бывали в Лондоне? — заинтересовался О’Греди.
— Только однажды, да и то в качестве практиканта... — пояснил Владимир. — Кончал институт водного транспорта.
— Значит, вы из «купцов»... — разочарованно протянул лейтенант-коммандер.
— У меня звание капитан-лейтенанта, — пожал плечами гость. — Но вы правы — я офицер военного времени.
Вестовой принес чай, разлил в чашки, снял салфетку с горки сандвичей и бесшумно исчез. О’Греди закурил, извинился и предложил гостю сахар. Дождавшись, когда тот сделает первый глоток, сам отхлебнул из чашки и снова взялся за сигарету.
— На суше воевали? — Командир фрегата походил сейчас на любопытного мальчишку, и это был новый О’Греди. Он виновато улыбнулся. — Для меня не морские бои — тайна за семью печатями. А уж в России тем более... Послушать наших мудрецов — Советы выдохлись и вот-вот начнут агонизировать.
— Все зависит от источника информации, — Арлекин с наслаждением прихлебывал чай: давненько не пробовал, ей-ей!
— То есть? — не понял О’Греди.
— Видимо, предпочитают Геббельса. Нам было очень трудно. Очень. И сейчас нелегко, но вашим «мудрецам» не хочется глянуть в корень. Проще слушать берлинские барабаны. — И задумался. Сказал устало: — Да, я воевал и на суше...
Меньше всего ему хотелось что-то вспоминать, о чем-то рассказывать даже этому обаятельному офицеру. Можно, конечно, отделаться общими фразами, но если рыжий лейтенант-коммандер искренен, а это видимо так в желании что-нибудь узнать о н а ш е й войне, то представляется единственная возможность хоть как-то отблагодарить хозяина за спасение и ответить искренностью тоже. Только не сфальшивить, найти точные и честные слова, чтобы О’Греди все у в и д е л и понял.
Начал сбивчиво, но постепенно разговорился.
Пережитое оживало в неожиданных деталях, которые, оказывается, с готовностью подсовывала память, сохранившая, черт возьми, все в мельчайших, даже страшных подробностях, которые, в сущности, хотелось забыть. Два с лишним года идет война... В далекой Атлантике, на борту чужого фрегата, он, быть может, впервые понял и осознал истинную величину жертв, выпавших на долю его народа, цену крови, пролитой не только во имя России, но для спасения этих людей.
