Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты
Изнывавший от безделья охранник в холле Дома изготовился было на долгий допрос, но увидев удостоверение Дана — «личный штат Начальника спецотдела Охраны» — сразу остыл и без лишних слов пропустил его. Вот с таких мелочей начинается ощущение сладости власти, подумал Дан, поднимаясь по лестнице.
Дина открыла сразу, словно ждала за дверью, но увидев Дана, растерялась.
— Ты не впустишь меня? — спросил Дан не менее смущенно.
— Конечно. Извини, — она посторонилась. — Проходи.
В комнате никого не было. Дан присел на тахту и украдкой оглядел помещение. Никаких следов Ники… хотя… Под зеркалом в углу лежал какой-то предмет, Дан мог поклясться, что эта штука из ее косметического набора, то ли тушь, то ли помада… Вошла Дина.
— Где Ника? — спросил Дан без предисловий.
— Ее нет дома.
Это «дома» прозвучало так обыденно… Дану словно стало легче дышать. Впрочем, он тут же вспомнил, что еще раннее утро.
— Она здесь не ночевала, — сказал он полувопросительно, полуутвердительно.
Дина промолчала.
— И где же она? — вопрос дался ему трудно, Дина поняла это и сказала подчеркнуто мягко:
— Я не могу сейчас ответить на твой вопрос, Дан. Но уверяю тебя, это не то, о чем ты думаешь.
— А что же? — спросил Дан с горечью. — Она не приходит ночевать, ее подруга не хочет мне сказать, где она… и с кем… Что же я должен думать?
— Дан! Честное слово…
— Не надо. Я пойду.
— Подожди. Она скоро будет.
— Я не хочу ее видеть.
— Дан! Ты неправ. Вам надо поговорить, ты должен объяснить ей…
— Я?!
— Но ведь это ты ушел, оставив ее одну на улице Варей.
— Ушел не я, а она.
— Она не уходила. Это я виновата, Дан. Во всем виновата я. Когда забрали Лея и все его работы… все, во что он вложил себя, чему посвятил жизнь… я поняла, что не вынесу… я выпила отвар черного корня и… Ты, наверно, не знаешь, у нас самоубийцы вне закона, им никто не смеет помогать, их запрещено лечить, ни один врач, ни одна больница их не принимает… Ника выходила меня, она сидела у моей постели пять или шесть дней…
— Прости, Дина. Но она могла сообщить…
— Но ты же знал, что она пошла ко мне, и знал, что Лея арестовали. Как только я очнулась, мы послали за тобой, но тебя уже не было, ты ушел и не сказал, куда. А потом мы узнали, что ты у Марана, что ты обучаешь его подручных. Ника была взбешена, она сказала, что ты давал клятву не открывать секрета этих приемов, это правда?
— Правда, — признал Дан.
— Вот видишь…
— Вижу. Но все это еще не дает ей права проводить ночи неизвестно с кем! Впрочем, прошу прощенья, она, конечно, имеет право любить, кого вздумает, но при чем тут я?
— Ох, Дан, Ника говорила мне, что ты ревнив до безумия, но я не думала…
Задетый до глубины души Никиной неуместной откровенностью, Дан вскочил и направился к двери, однако дойти до нее не успел, в комнату, чуть не сбив его с ног, влетел возбужденный Поэт. Он швырнул на стол маленькую катушку.
— Спрячь. Здравствуй, Дан.
— Удалось? — спросила Дина, волнуясь.
— Да.
— Где Ника? — вмешался Дан.
— В лавке, перебирает платья, решила купить себе что-нибудь на смену, — бросил Поэт рассеянно. — Скоро придет. Дина, все оказалось правдой, а ты не верила… подонок, негодяй, убийца!.. я всегда это знал, я чувствовал, ах, Дина!.. — он повалился в кресло и азартно стукнул кулаками по подлокотникам.
— Ты будто рад…
— А ты не рада?
— Чему же радоваться? — сказала Дина горько. — Позору нашему?
— А я рад. Я чувствую себя освобожденным… хуже нет, когда внутри, в сердце, чувствуешь истину, видишь ложь и подлость, а вокруг люди, называющие ложь истиной, а подлость благородством… сам начинаешь сомневаться… и вдруг — факты… на этой катушке бесценные факты, Дина! И вот я свободен, восхитительно, пьяняще свободен… да что я — мы все свободны, все! Ты понимаешь, что это значит?
— Тебе остается только сесть и написать гимн свободе, — ледяным голосом сказал Дан, с трудом подавив желание спросить, откуда у Ники взялись деньги на наряды.
Поэт не заметил его иронии.
— Обязательно напишу, — кивнул он. — Не гимн, правда, скорее, нечто совсем иное. Но не сейчас. В данный момент у меня дела поважнее. Что будем делать, Дина?
— Я пойду, — так же холодно продолжил Дан. — Насколько я понимаю, вы не собираетесь делиться со мной своими тайнами.
— Собираемся. И с тобой, и со всем светом. Но не сию минуту. Погоди немного. — Поэт выбрался из кресла, забегал по комнате и вдруг застыл на месте. — Знаешь что, Дина? Я, пожалуй, расскажу все Марану.
— Зачем?
— Так. Хочу услышать его мнение.
— Какой тебе толк от мнения Марана? — сказала Дина раздраженно. — Более того! Даже если он сам в этом не замешан…
— Да ты что! — перебил ее Поэт. — Его тогда еще и в Охране не было. Он, наверно, ничего не знает.
— Маран, и не знает?
— Не такой он всеведущий!
— Допустим. Ну а если он тебя выдаст?
— Маран? Меня? Чушь! — сказал Поэт уверенно.
— Он — человек Изия!
— Нет!
— Откуда ты это взял?!
— Отсюда! — Поэт ударил себя кулаком в грудь, Дан подумал, что Дину подобный аргумент никак не убедит, но та промолчала, и Поэт повернулся к нему.
— Дан! Я иду с тобой в Крепость.
Дина всплеснула руками.
— Поэт! Ты и вправду сошел с ума. Это все равно, что голым влезть в логово дракона.
— Почему голым? Я оставлю катушку у тебя.
— Это тебя не спасет.
— Маран не разболтает, можешь быть спокойна.
— Все равно, идти в Крепость опасно.
— Великие дела не вершатся без риска.
— Это, извини, уже не риск, а легкомыслие.
— Ладно, ладно, не кипятись. Тогда… Сделай одолжение, Дан, передай Марану, что завтра на заходе Рэты я буду ждать его… и тебя, конечно, если ты захочешь составить ему компанию… у дворца Расти. Не у самого дворца, а в баре, там, где мы встретились в прошлый раз. Передашь?
— Передам.
— Тогда до завтра.
— А ты уверен, что Маран придет? — поинтересовалась Дина.
— Уверен. Дан, скажи ему, что он мне нужен позарез.
Дина иронически сощурилась.
— Ты полагаешь, что этого достаточно?
— Да. Полагаю.
Знакомый охранник у ворот Крепости непривычно долго вертел в руках удостоверение Дана, наконец нажал на клавишу и открыл проход через детектор. Сверхчувствительный цербер, как всегда, подленько звякнул на металлические заклепки джинсов Дана, и, как и каждый раз, пришлось объясняться. Хорошо еще, в этой стране одевались кто во что горазд, скверно, но разнообразно, правда, брюки чаще носили несколько иного покроя, однако и такой фасон, как у него, не колол глаза.
