Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты
— Без драки не отдадут, — согласился Ила.
— Но тогда ты погиб.
— Я давно погиб, Ган.
— Но раз так… — Ган замолчал, словно что-то взвешивая, затем неожиданно шагнул к Марану, сидевшему у стола с отсутствующим видом.
— Я знал об этом, — сказал он отрывисто.
— О чем? — рассеянно спросил Маран.
— О зерне. Ила советовался со мной. Я поддержал его. Арестуй и меня.
— У меня нет ордера на твой арест, — лениво процедил сквозь зубы Маран.
— Ничего, выпишешь его задним числом.
— И чего ты лезешь, зачем тебе это нужно? — сказал Маран неодобрительно.
— И верно, Ган, зачем и тебе пропадать? — вмешался Ила. — Нас и так мало осталось.
— Вот поэтому и нас мало осталось. Потому что каждый раз, когда одного из нас забирали, бесчестили, уничтожали, остальные говорили: зачем и мне пропадать?
В этот миг за окном раздались крики, и грохнул выстрел. Маран сорвался с места, как ошпаренный.
— Эй вы, — закричал он, выскочив на крыльцо, — не стрелять! Не сметь стрелять, я вам говорю!
Выстрелов больше не было, но из-за угла доносились шум голосов, ругань, какие-то причитания. Не колеблясь ни секунды, Маран сбежал с крыльца и решительно направился в ту сторону. Дан последовал за ним.
В большой толпе у сараев не было видно ни одного зеленого комбинезона, но Марана это не остановило, не замедляя шага, он вошел в толпу, и та расступилась перед ним.
На пыльной, плотно утоптанной земле лицом вниз, широко раскинув руки и ноги, неподвижно лежал человек в зеленой форме. Маран наклонился и перевернул труп… вне всякого сомнения это был труп… на спину. Начальник Охраны Вагры. Маран выпрямился и коротко спросил:
— Кто?
Его поняли, но никто не ответил. Оглянувшись, Дан увидел, что толпа снова сомкнулась, окружив их стеной, в которой не было видно ни одного просвета, и стена эта постепенно придвигалась все ближе. Никогда еще Дан не чувствовал себя рядом со смертью — она была здесь, в этих угрюмых, грубоватых лицах. Сражаться, дорого продать свою жизнь? Но… на чьей он стороне? На чьей я стороне, подумал он со страхом, куда меня занесло? Он посмотрел на совершенно спокойное лицо Марана… Неужели я буду его защищать?.. А что еще я могу сделать? Предать?.. Какое это предательство, ведь правда не на его стороне… и все-таки это предательство. Он вспомнил рассказ Поэта и его презрительную реплику: я не люблю предателей ни в своем стане, ни в чужом… оказывается, и я не люблю предателей — ни в своем стане, ни в чужом… а в своем ли я стане?.. Даже если я по ошибке угодил в чужой, сейчас я не могу уйти из него. Дан придвинулся к Марану, стал рядом с ним. И тут кольцо распалось.
— Я слышал, что тебя называют бесстрашным, — сказал Ила Лес, подходя к Марану, — думал, преувеличивают. Оказывается, нет.
— Спасибо, что выручил. — Маран был невозмутим. — Разберись с этим. — Он ткнул пальцем в тело Начальника Охраны.
Ила Лес отшатнулся.
— Пойдем, Дан.
Маран, не оглядываясь, зашагал в сторону дома Илы. Дойдя до крыльца, он вдруг остановился и повернулся к Дану.
— Спасибо.
— За что? — удивился Дан.
— За то, что стал рядом. Думаешь, я не заметил твоих колебаний? Я, брат, все замечаю.
Дан смутился.
— Я не колебался… то есть колебался, ты прав, но не потому что… я колебался… словом, ты неправ.
— То я прав, то я неправ… — Маран улыбнулся, — ну-ну, не обижайся, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но почему я не прав?
— Трудно объяснить. Вы забираете у крестьян весь урожай, который они выращивают…
— Не весь.
— Почти весь — оставляете им ровно столько, чтобы они не умерли с голоду. Вы заставляете их работать на вас…
— На кого — на вас? Разве они работают на меня? Разве я забираю зерно себе? Ты уже целый месяц живешь в Крепости, там, где и я — у меня нет другого дома, ты видел постель, на которой я сплю, стол, за которым я ем, и что я ем, видел тоже. Сегодня на мне форма, она и единственный штатский костюм — вот вся одежда, которая у меня есть. Зерно, которое мне приказано забрать отсюда, пойдет в соседнюю страну в обмен на горючее, металл…
— Мы говорим о разных вещах, Маран. Ты меня не понимаешь. Вот Ила Лес, он бы понял.
— Ила Лес — экономист.
— Как?
— Есть в Лиге такая группировка. Точнее, была.
— А теперь нет? — спросил Дан.
Маран бросил на него хмурый взгляд.
— Нет, — буркнул он. — Кто вышел из Лиги, а кого…
Он замолчал, и Дан спросил:
— Исключили?
— Из Лиги никого исключить нельзя. По Уставу, принятому еще на Учредительном собрании.
— То есть?..
— Куда это запропастился Мит? — озабоченно сказал Маран вместо ответа.
— Маран! Объясни мне…
— Сейчас не время, — оборвал его Маран. — Сначала разберемся со здешними делами.
— А ты не боишься, что Ила Лес сбежит? — полюбопытствовал Дан.
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты знаешь, прав или неправ Ила, а я знаю самого Илу. Вон он идет, видишь?
— Вижу. — Дан замолчал.
Подошел Ила Лес.
— Они отдадут зерно. И пошлют людей в другие деревни предупредить, чтоб и те… Но дай слово не трогать долю.
— Я могу поручиться только за себя и своих людей.
— Это я понимаю. Поручись.
— Слово Марана. А кто стрелял?
Ила замялся.
— Пойми, Ила, раз есть труп, должен быть и убийца. И желательно, один. Коллективное убийство — это политика, это бунт. А один может убить… ну хотя бы из ревности.
Несколько секунд они молча глядели друг на друга. Затем Ила, решившись, отступил в сторону, и перед Мараном возник молодой крестьянин.
— Я стрелял. Он ударил мою жену, грозил мне пистолетом, ну я и вырвал у него оружие. Случайно выстрелил, я не хотел…
Ила смотрел на Марана с мучительной тревогой.
— Ну что ж. Будем считать это самозащитой, — после длинной паузы сказал наконец тот.
Ила Лес облегченно вздохнул.
В Бакну вернулись глубокой ночью. Не в полном составе — Мит остался в деревне один на один с крестьянами, узнав об этом, Дан поежился и подумал, что сотрудники Марана бесстрашием не уступят своему шефу. Правда, перед отъездом Маран отозвал Мита в сторону и тихо, так, чтоб его не слышал никто, кроме своих, сказал:
— Впредь до особого распоряжения не притрагивайся ни к одному зернышку. И распоряжаюсь тобой только я. Это на случай, если сюда кто явится. Все понял?
Мит кивнул и отошел от мобиля с арестованными… Глава Вагринского отдела Лиги Ган все-таки настоял на своем, «вдвоем и в тюрьме веселее и умирать легче», — сказал он Иле, пытавшемуся отговорить его, и поехал с ними, сам себя арестовав.
