Эрик Рассел - Против странного устройства
– Я не в бегах.
– Сейчас, возможно, нет. Нет, с тех пор как вы попались мне. Но до этого вы были в бегах.
– Нет, просто это ваши догадки.
– Давайте раскинем мозгами вместе. Если будем продолжать сталкиваться лбами, мы ничего, кроме синяков не получим. Я хочу вам напомнить то, что вы, как специалист, как мне кажется, забыли, что сейчас идет война. Еще не стреляют, но все равно это война. Иначе зачем бы вам и вашим коллегам так усиленно работать над еще более новым и более мощным оружием?
– Ну?
– Потому что холодная война превращается в горячую. И война без стрельбы ведется своими способами. Каждая сторона старается украсть лучшие головы другой стороны, купить их, или же просто уничтожить. Мы теряем людей, лаборатории, головы. И они покупают наши. Вы понимаете, о чем я говорю? Мы покупаем кое-какие их головы. Они тоже.
– Конечно. Старая песня.
– Ну, хоть и старая песня, а действует все также, – согласился Рирдон, – он наклонился к Брансому и прищурил глаза. – Оружие в этой войне – подкуп, шантаж, воровство, соблазнение, убийство, все, что помогает достичь цели, это происходит с обеими сторонами. Главная цель в этой борьбе – как можно больше отнять у противника и как можно меньше потерять самим. Первая часть также важна, как и вторая. Я специализируюсь на второй. Это моя работа. Это задача нашего отдела – отбить вражеские атаки на наши умы.
– Вы сказали мне ничего нового или удивительного, – посетовал Брансом. – И это чертовски обидно, что человек не может взять отпуск, не будучи заподозрен в попытке продать свои рабочие секреты.
– Вы слишком упрощенно понимаете ситуацию, – возразил Рирдон. – В основном есть два способа ослабить противника: первое – это попытаться использовать умы противника для своих целей. Второе – не дать противнику использовать его собственные, если невозможно первое. Это политика собаки на сене: ни себе, ни людям. Понятно? А теперь представим, что вы слишком лояльны, чтобы продать секреты, что тогда?
– Ну и что тогда?
– Враг выводит из строя вашу голову, раз он не может ею воспользоваться, то пусть и не пользуются другие.
– Чушь?! Я не стою такой заботы.
– Это все равно, что сказать, что солдата не стоит посылать на поле битвы. Если конечно, рассматривать его как одного человека, то это верно. Но если они сотни, тысячи, десятки тысяч, то это уже причина поражения или победы – Рирдон сделал паузу, чтобы эти слова уложились в голове Брансома, потом продолжил. – Лично я не стал бы беспокоиться о каком-то там Брансоме, но о сотне, сотнях «Брансомов» заботиться – мое дело.
– Ну, у вас есть хотя бы одно утешение, – улыбнулся Брансом, – моя голова еще крепко держится у меня на плечах.
– Как вы прекрасно понимаете, я говорю образно. Ум, который резко перестал работать для своей страны – потерянная для нее голова. Это уже жертва в необъявленной войне. И в наш технический век очень опасны удары, которые наносит враг по лучшим умам.
– Все это очевидно. И это понятно и дураку, и, не сочтите за хвастовство, но я это знал уже много лет назад. Но как это все можно приложить ко мне в данный момент?
– Я к этому и подхожу, – сказал Рирдон, – определенное число хороших ученых было потеряно за последние два года, не только из вашего института, но и некоторых других. Это число гораздо выше числа потерь в естественных условиях от смерти, болезни. Если мы не найдем способ остановить эти болезни, потери превратятся в полк, полк в армию, – он махнул рукой. – И после этого – БУХ!
– Вы уверены, что потери превосходят естественные? – спросил Брансом, вспоминая возражения, которые он высказывал Бергу.
– Мы вполне уверены. Но что плохо, это то, что мы потеряли очень много времени, прежде чем понять, что происходит что-то необычное. Все, с кем это произошло, были ценные люди и все они заслужили доверие. Все они вдруг потеряли интерес к работе, начали действовать совершенно не в духе своего характера и в конце концов пропали для своей страны. С одним это произошло быстрее, чем с другими. Некоторые исчезли, едва успев крикнуть короткое «Прощай!», другие брали отставку уезжали в отпуск и никогда не возвращались. Некоторые из них переходили границу. Мы знаем, что они сейчас делают. Это ни в коей мере не угрожает интересам страны, но мы не можем вернуть их никакими уговорами. Пока они живут так, как хотят, они ничего не предпринимают. Недавно мы выследили троих, которые все еще остались в стране.
– И что произошло?
– Все трое твердо стояли на позиции, что имеют право жить где хотят и выполнять работу, которую хотят. Та работа, которой они занимаются сейчас, немного хуже той, которую они оставили, но они уверяют, что это их больше устраивает и не хотят объяснять причины. По мнению агентов, которые с ними разговаривали, они все чем-то напуганы и совершенно не хотят отвечать ни на какие вопросы.
– Я не осуждаю их, – сказал Брансом. – Мне тоже не нравится, когда за мной идет хвост, куда бы я ни пошел. Я ударил вас по зубам не просто так. Я считал, что пришло время научить вас жить самому, и дать жить другим.
Не обратив внимания на это замечание, Рирдон продолжал:
– После этого они пропали снова и находились уже в другом месте, занятые другой работой. Мы решили не спускать с них глаз, но не беспокоить их больше. Мы встали перед фактом, что мозги перестали работать на эту страну и нам надо найти путь исправит эту ситуацию. Их ложь – это слабость нашей добродетели. Другие режимы заставили бы их говорить.
– Итак, вы наклеили на меня ярлык еще одного мятежника из этого списка? – спросил Брансом, вздохнув от того, что истинная причина его бегства осталась им неизвестной.
– Вас, и еще одного, – сообщил Рирдон, – в тот день, когда мы решили взять вас под наблюдение появился еще один парень, который показывал те же симптомы, что и вы.
– Выяснили, что с ним?
– Нет, но думаю, выясним, – продолжал Рирдон. – Вам, конечно, не известно, но мы разослали своих людей по всем научным центрам, которые занимаются оружием. Эти люди собирают информацию о всех, кто вдруг резко бросил работу, кто начал показывать признаки надлома или просто начал странно вести себя. Таким образом мы вышли и на вас.
– Кто навел вас на меня?
– Не будем об этом, – безразлично заметил Рирдон, – это был некто, кто считал, что на данный момент несколько не в себе.
– Могу поспорить, что Каин, – прошипел Брансом, – он всегда считал себя психологом-любителем.
– Я не играю в отгадки, так что не надо меня провоцировать.
– Хорошо. Я понимаю это правило.
– Итак, я продолжаю. Я рассмотрел Все свидетельства о вашем поведении, следовал за вами повсюду, и пришел к выводу, что вы очень нервничаете и готовы бросить все и пуститься в бега. А ведь на такой шаг должно толкнуть что-то серьезное. Бросить хорошую работу, обжитой дом, все, и мы должны знать, что заставило вас сделать это. Если мы поймем причины, мы сможем остановить это.
