Георгий Попов - За тридевять планет
Мне приятно было болтать со старухой, которую я узнавал и не узнавал, а скорее все-таки не узнавал.
Вместе с тем и завидки брали. Черт возьми, думал я, здесь даже тетка Соня на курортах загорает. Да тамошней, так сказать, земной тетке Соне эти курорты и во сне не снились.
- Я гляжу, Эдя, на тебя не угодишь! - Тетка Соня слегка толкнула меня в грудь.- Ой, бедовая твоя головушка! И не поправился нисколечко. За девками бегал? Ведь там, небось, и француженки, и англичанки... А?
- Было дело, тетя Соня,- уклончиво ответил я, а про себя подумал: "Выходит, здешний-то Эдька Свистун порядочный донжуан!" Но я не осуждал его за донжуанство, наоборот, эта его черта, вернее, склонность, мне даже нравилась.
- Я так и знала,- сказала тетка Соня. Подойдя к столику в углу, на котором стоял телефонный аппарат, она сняла трубку ("Гляди ты!" - подумал я), набрала какой-то номер и быстро затараторила: - Клавдюха, здорово! Слушай, завтрак кончился? Ах, досада какая... Что, что! Эдька приехал... Что?.. Самой, говоришь? Да уж придется.- Она положила трубку и, сунув в руки плетеную корзину, добавила: - Нарви-ка огурчиков и помидорчиков... Я тебе салат сделаю.
Вообще-то мне лучше было отказаться, сославшись хотя бы на то, что я уже завтракал, ну, скажем, в райцентре, однако я сразу не нашелся, а потом поздно было - тетка Соня хлопнула дверью и была такова. После я узнал, что она прямиком направилась в погреб, единственный на всю улицу, в котором хранились всякие вкусные вещи.
Мне ничего не оставалось, как шагать с корзиной за огурчиками и помидорчиками, что я и сделал.
Заросший травой-муравой двор был обсажен по краям березами. Несколько поодаль от избы стоял сарай.
Тоже кирпичный и тоже крытый шифером. Я заглянул в ворота и увидел только четырех кур и петушка, довольно бойкого, он так и норовил клюнуть меня в голые коленки.
- Что, дурень, не узнаешь? - Я погрозил петушку пальцем и потопал дальше.
Для любителей-огородников, а также для членов огородных бригад совхозов и колхозов я когда-нибудь подробно расскажу, какие овощные культуры и в каком порядке были посеяны и посажены на этом огороде, Сейчас же, чтобы не утомлять читателя, ограничусь самыми беглыми штрихами. Ближе к улице росла картошка, потом тянулись грядки с огурцами и помидорами, а дальше грелись на солнце арбузы и дыни, достигавшие порядочной величины. И, наконец, у самой рощи, почти на меже, пестрела и благоухала всякая мелочь вроде лука, чеснока, бобов, укропа, петрушки.
Огород был как огород, дай бог каждому, но чего-то на нем и не хватало. Для полноты картины не хватало.
Я пригледелся - и меня осенило. Не хватает, подумал я, подсолнухов, тех самых глупых желтолицых подсолнухов, которыми у нас буквально утыканы все огороды.
Я погоревал-погоревал - жаль все-таки было, что здесь не догадались посадить подсолнухи,- и стал наполнять корзину огурчиками и помидорчиками, как выразилась тетка Соня.
Ну, скажу вам, каждый огурчик был величиной с полено. Читатель, возможно, примет это за гиперболу...
Ничего подобного. Я сорвал три огурца, и все, свободного места в корзине уже не осталось. С трудом я втиснул еще два, поменьше, а помидорчики, величиной с наши арбузики, пришлось уже нести в подоле. По дороге мне попалась дыня, тоже довольно порядочная, примерно с трехмесячного поросенка. Я сорвал и дыню, это не составляло большого труда, и понес ее под мышкой.
"Ну, Эдя, тебе определенно повезло!" - подумал я, радуясь, вернее продолжая радоваться и восхищаться, что попал на эту, а не на какую-нибудь третью планету. Что бы я делал на Луне, где и травинки не сыщешь, или, скажем, на Венере, где жарища - спасу нет... А здесь и люди обходительные, можно сказать, вполне гуманные люди, и в пище у них, видать, не бывает недостатка. Все так и прет, ешь - не хочу.
Мне пришло в голову чем-то отблагодарить тетку Соню, что называется, умаслить ее. Огурчики и помидорчики - это хорошо, думал я, но что бы еще, что бы придумать этакое земное, необыкновенное?.. И вдруг - точно током пронзило всего: а что, если врезать в дверь замок?.. Как же, думаю, без замка, только чересчур наивные люди вроде тетки Сони (здешней тетки Сони, разумеется) не запирают своих сундуков и квартир...
У нас на Земле они (не сундуки и квартиры, а наивные люди) еще при царе Горохе перевелись.
А надо сказать, замки - мое хобби, моя страсть.
Еще в детстве я любил разбирать и собирать их, все подряд, какие попадались... Со временем я так наловчился, что и сам стал кумекать, то есть изобретать - и каждый раз все новые и новые, с фокусами и секретными пружинами. Открыть такой замок - ого, попробуй-ка!
Сказано - сделано. Не тратя времени даром, я метнулся в свою комнату-боковушку и, опустившись на четвереньки, заглянул под кровать - там у меня стоял ящичек с разными инструментами. Увы! Это там, на Земле, он стоял, а здесь никакого ящичка под кроватью не оказалось. Как будто его и не было никогда.
- Ладно, как-нибудь потом... Не уйдет,- сказал я, но мне все же не терпелось. Вот так не терпелось. Выйдя на кухню, я заглянул под печь, в буфет, на полати (здесь тоже есть полати) - черта с два,- как в воду канул. Тогда я вышел, приставил лестницу к стене (кстати, лестница была деревянная) и залез на чердак. Туда, сюда - нет ящичка. Меня даже зло взяло. Хотел сделать доброе дело, и на тебе!
Для любителей замечу, что чердаки на этой планете не представляют собой ничего особенного. Какое-то тряпье в углу, старые школьные тетради. Я взял одну тетрадку, раскрыл ее... "Папа, мама..." Должно быть, еще тетка Соня писала, когда ходила в школу... Сверху свисает паутина. Довольно липкая паутина. Я понюхал, но запаха не почувствовал, из чего заключил, что она и не пахнет.
V
Тем временем воротилась и тетка Соня. Вместе с нею пришла женщина, тоже старуха, в которой я узнал Пелагею, мать Фроси и капитана Соколова.
Они явились в тот самый момент, когда я разложил на столе дары здешней природы и снова вышел во двор.
- Полюбуйся на красавца! - сказала тетка Соня, кивая в мою сторону.
- Да уж куда хуже! Можно подумать, Эдя, что ты не на курорте, а в космосе побывал,- буркнула Пелагея. Ее слова меня задели, но не слишком. Ведь и там, на Земле, она недолюбливала меня, хоть и втихомолку, а недолюбливала, это точно. Бывало, здравствуй да прощай, вот и весь разговор.
Тетка Соня поднялась на крыльцо и переступила через порог. Пелагея следом. Я немного задержался, так, самую малость, а когда вошел, то увидел заключительную сцену из комедии Гоголя "Ревизор", то есть совершенно немую сцену,- я запомнил ее со школьной скамьи.
Тетка Соня сидела у окна на лавке, сцепив на груди руки. Ее лицо выражало и страдание, и недоумение, и сожаление. Казалось, у нее разболелся зуб или засосало под ложечкой. Пелагея стояла ко мне спиной. Я не видел ее лица. Но по сжавшейся и отпрянувшей назад фигуре, по тому, как старуха развела, вернее - растопырила руки да так и забыла их опустить, нетрудно было догадаться о ее душевном состоянии.
