Елена Федина - Завещание Малого Льва
— Ой, дядя… извините, я, кажется, не вовремя?
— Да нет, — хмуро сказал он, — вовремя. Я уже ухожу.
И Гева вдруг заметила удивительную метаморфозу: Скирни из растерянной, взволнованной девочки, ее пациентки, мгновенно превратилась в доктора. Она тоже поняла, что с сердцем у правителя не всё в порядке, и сразу обеспокоилась.
— Дядя, тебе нужно ко мне зайти, — сказала она наставительно.
— Считаешь? — усмехнулся он.
— Да. И не откладывая.
— Ладно, доктор. Как-нибудь загляну. Только я тебе теперь не дядя. И Льюис твой — не племянник.
Скирни застыла, снова растерявшись, и так и стояла, пока он не ушел.
— Бедный… он так выглядел, когда Риция умерла. Помнишь, Гева?
— Это было давно.
— Да. Я зашла к нему в кабинет, а он сидит такой с бутылкой…
— Мужчины слабые, — вздохнула Гева, — гораздо слабее нас, женщин. Думаешь, Герде сейчас легко?
— Не думаю, — покачала головой Скирни, — я вообще не знаю, что у них случилось. Это… это из-за ребенка?
— Возможно. Этот ребенок, мне кажется, способен разрушить не одну семью. Еще только родился, а уже столько проблем от него.
— Ну что ты, Гева, — Скирни даже прослезилась от жалости, — как ты можешь так говорить? Он ни в чем не виноват. Его самого бросили, маленького, беспомощного. Это мы, взрослые, так запутались в своих отношениях, что детям нет житья.
— Хорошо, — сказала Гева, — может, ты и права. Давай будем распутывать. Ты ведь за этим пришла?
Скирни села на диван и тяжело вздохнула. У нее были совершенно детские глаза — небольшие, темные как смородины, быстрые, в густых щеточках коротких ресниц, а родинка на щеке довершала этот очаровательный образ.
— Да. Льюис сказал, ты можешь помочь.
— Думаю, что смогу.
— Мне даже неловко… я сама врач…
— Тут не врач нужен, а жрица Термиры.
— Ты сможешь стереть мою память?
— Я могу и это, — сказала Гева, — но сначала я просто хочу понять. Так что у вас происходит, Скирни?
Скирни взглянула своими детскими глазами, щеточки ресниц были влажные от слез.
— Мое тело меня не слушается, — призналась она, — оно просто деревенеет… я даже представить не могу себя раздетой. Вот что происходит.
— Ты стесняешься своего тела?
— Нет. Но ты ведь знаешь мое прошлое? Знаешь, что чувствует девочка-рабыня, которой не положено отказывать ни одному охраннику? Я люблю Льюиса, но мое тело почему-то считает, что это опять насилие надо мной. Я не хочу об этом помнить, не хочу, не хочу… но всё сразу всплывает…
Гева смотрела на нее внимательно и с чисто женским сочувствием.
— Да, это ужасно, я понимаю. Но ведь сначала у тебя не было такой реакции? Всё было хорошо?
— Да, — кивнула Скирни, — всё было как в сказке: шоколадное озеро, изумрудный песок, прекрасный, добрый принц из оазиса Пьелла… наверно, такое бывает только раз в жизни.
— Что же случилось потом?
— Сама знаешь. Он пропал.
— Да, но что случилось с тобой? Почему ты так изменилась?
— Потому что попала в другой мир. Я просто стала многое понимать. И как бы увидела себя со стороны, и мне стало так мерзко…
— Не можешь себя простить, — сказала Гева.
— Не могу, — согласилась Скирни и добавила с отвращением, — и не хочу.
Что-то тут было Геве непонятно, хотя, на первый взгляд, логика была. Это «не хочу» прозвучало слишком упрямо.
— За что ты себя так ненавидишь, Скирни?
— Я? Нет… что ты, я к себе неплохо отношусь. Я даже очень хорошо к себе отношусь.
— Да?
— Конечно. У меня нет комплекса неполноценности. Я о себе высокого мнения, Гева. А почему бы нет? Я хороший врач, я всем помогаю, я делаю только добро. Я хороший человек… даже если это звучит нескромно.
— Кто же спорит? Это так и есть. Ты замечательная, Скирни. И при этом ты себя не прощаешь.
— Прошлое нельзя изменить, Гева. Его можно только забыть.
— Ты не всё мне говоришь, — сказала Гева твердо.
— Не всё? — Скирни выпрямилась и как будто даже испугалась.
— Конечно. Ты никого не предавала, ты не была продажной, ты не была порочной. Тебя просто насиловали. К сожалению, это бывает в рабовладельческих обществах, многие женщины обречены на это, и это не причина так себя презирать. Что еще, девочка? Что там было?
Скирни испуганно округлила глаза.
— Ничего не было.
— Не ври мне ради бога… раз уж ты решилась прийти. Давай будем полностью откровенны. Ты врач, в конце концов.
— Я не вру, Гева.
— Может, тебе это нравилось?
Скирни даже покраснела.
— Ты что, Гева… нет, конечно. Это было больно, унизительно… потом уже безразлично. Я просто привыкла. Как это может нравиться!
— Значит, что-то еще случилось там, или уже потом на Земле. Что-то с тобой случилось, Скирни.
— Я же говорю: я просто стала осознавать.
— Знаешь, — Гева даже встала, — свои проблемы мы выбираем себе сами. Я бы поняла, если бы ты создала себе этот психоз, чтобы дождаться Льюиса. Но Льюис уже год как вернулся. И я никогда не поверю, что он с тобой груб и хоть чем-то напоминает тех охранников. Дело не в нем. Ты что-то скрываешь, дорогая, причем не только от меня, но и от себя.
— Клянусь тебе, ничего я не скрываю!
— Да ты и сама этого не знаешь, — вздохнула Гева, — или не помнишь. Наша память так странно устроена!
— И что же теперь делать?
— Не волнуйся. Эту занозу мы всё равно с тобой вытащим. Ты согласна на гипноз?
Скирни посмотрела совсем уж с ужасом.
— А… о чем ты будешь спрашивать?
— Не бойся, только по делу. И без подробностей, обещаю. И я ничего пока не буду тебе внушать. Я только хочу узнать правду. Ты ведь тоже этого хочешь?
Скирни опустила лицо, короткие реснички дрожали.
— Да.
Ее было жалко как ребенка. В ней действительно было столько детской чистоты и доброты, что просто представить было невозможно, как какие-то скоты над ней издеваются. Сколько Гева повидала на своем долгом веку мерзких, порочных баб! Почему же такая участь выпала вот этому ангелу?
