Валерий Заворотный - Кухтик, или История одной аномалии
Теперь, месяц спустя, он, конечно, набрался опыта, кое-что узнал и кое-что понял. Теперь он не стал бы так запросто подходить к койке, на которой лежит, закинув нога на ногу, такой же, как он (так ему, дураку, тогда показалось), солдат. Правда, лежит почему-то в форме и в сапогах, чего он, салага, даже представить себе не смог бы... Теперь-то он знает, что такое "дембель". Знает священное слово "дед". Он знает, как надлежит обращаться к "деду", и знает, что почистить дедовские сапоги - вовсе не кара и не наказание. Это - честь для тебя. Это - честь и это - твой долг.
Он принял присягу на асфальтовом плацу, бубня про себя заранее выученные слова и боясь перепутать текст. Но до этого он уже дважды принял её в казарме, кукарекая на тумбочке под хохот "дедов" и отсчитывая удары большим черпаком по собственному голому пузу.
Он знает, как быстро и точно надо выполнять любое распоряжение любого "деда". Он познал всю глубину своего невежества, осмелясь как-то подойти к столу, за которым обедали "деды", и как-то однажды случайно потревожить их сон. И он познал неотвратимость кары за это. Никогда больше не придет ему в голову дурацкая мысль усомниться в справедливости установленных "дедами" порядков, о которых знают и которые одобряют все - от командира роты до самого генерала (которого, правда, он ещё ни разу не видел).
Он, Кухтик, ещё салага, и ему предстоит ещё многому научиться. Но он научится. И когда-нибудь он сам станет "дедом". Потому что надпись, выведенная углем на белой стене за его спиной, гласит: "Дембель неизбежен, как мировая революция".
А картошка... Да хрен с ней, с картошкой. Мало ли он её перечистил...
Кухтик спит.
Летит, вращаясь вокруг яркой звезды, маленький город Лукичевск. Летит к созвездию Лиры огромный, сплюснутый с двух полюсов голубой шар. Летит неведомо куда само далекое созвездие, мерцая за темным окном и постепенно растворяясь в зыбком свете наступившего утра...
Кухтик спит.
Уже скоро, совсем скоро он проснется. Но перед этим успеет ещё заново прожить во сне три долгих года. Он даже успеет увидеть самого себя, лежащего на другой, двухъярусной железной кровати и смотрящего другие, трехлетней давности сны...
Тогда, три года назад, Кухтику с каждым месяцем службы все реже вспоминались прежняя, доармейская жизнь, тесная мастерская и чокнутый директор аномального института.
Последний раз академик явился ему во время политзанятий.
Кухтик сидел на узкой скамейке и слушал, как маленький, злой, с опухшим лицом замполит-лейтенант нудно читал очередную главу из книги о военных подвигах Предводителя. Как всегда, на самом интересном месте глаза Кухтика сомкнулись, и перед ним удивительно ясно возник образ смешного старика в огромных очках. "Где-то он сейчас? - подумал Кухтик. - Все, поди, аномалии свои ищет. Все помойку эту мерит небось?.."
* * *
Кухтик снова ошибся.
К тому моменту академик Иванов-Бермудянский уже почти не вспоминал ни о таинственной помойке, ни даже о самих пространственных аномалиях. Уже третий месяц проводил он в столице, тщетно пытаясь угадать, что же будет с ним дальше.
Жил он в старой академической гостинице на краю города. Номер у академика был маленький, но зато одноместный. В номере был телефон и почти не было тараканов. Вода имелась. Правда, только холодная. Но зато имелся туалет и даже душ, который иногда работал. В общем, условия были нормальные, если не сказать - отличные. Единственно, что портило эти условия, - постоянный, непроходящий страх перед горничной.
Каждый раз, поднимаясь на свой этаж, академик осторожно заглядывал в длинный коридор, куда выходили двери его и соседних с ним номеров. Если хоть одна дверь была открыта, это могло означать, что там горничная делает уборку. Появляться в это время в коридоре не стоило. Он торопливо отступал за угол и, переминаясь с ноги на ногу, выжидал на лестничной площадке, пока минует угроза. До слуха его доносился громкий раздраженный голос: "Понаехали черт знает кто... Профессоры... Убирай тут за ними..." Далее следовали фразы, значение которых академик понимал слабо. Он родился и вырос в интеллигентной столичной семье и страх перед сильными мира сего уборщицами, гардеробщиками, вахтерами - унаследовал с детства.
Когда уборка заканчивалась, коридорная власть удалялась, гремя пустым ведром. Академик на цыпочках добирался до своего номера и старался как можно быстрее юркнуть за дверь.
Но в остальном жизнь была вполне сносной. (В буфете, к примеру, всегда продавалась сметана, а изредка даже и вполне приличная колбаса.) Однако никакие бытовые удобства не радовали академика, потому что мысли о будущем ежечасно терзали его душу. Все попытки дозвониться до высокого начальства и как-то прояснить это будущее кончались безрезультатно. Каждый раз либо начальства не было на месте, либо ему отвечали, что оно - начальство - "на минуточку вышло и будет неизвестно когда". В общем-то, все это было в порядке вещей. Но постоянное ожидание и неопределенность сильно измотали его.
Наконец однажды, набрав выученный наизусть номер, он услышал, что его готовы принять. "Завтра, в десять утра", - произнес в трубке голос, показавшийся ему ангельским.
Всю ночь академик проворочался в постели и за час до назначенного срока уже стоял возле массивных дверей, за которыми должна была решиться его судьба.
Накрапывал мелкий дождь. "Хорошая примета", - подумал Иванов-Бермудянский. И в ту же секунду откуда-то сзади к подъезду стремительно подкатили две длинные черные машины. Резко затормозив, они остановились у входа. Дверца одной из машин открылась. Оттуда, пыхтя, выбрался человек, лицо которого академик сразу узнал. Это был Пятый Помощник Третьего Заместителя.
Помощник уже поравнялся со стоящим у дверей охранником, когда академик, сам не ожидая от себя такой прыти, успел протиснуться между ним и дверью.
- Простите, простите, - зачастил он в лицо оторопевшему Помощнику, - я как раз к вам. Извините... Мне назначено. Из Лукичевска я... Иванов, если помните... Насчет аномалий...
Пятый Помощник Третьего Заместителя глянул на него совершенно обалдевшими глазами. Несколько секунд оба молча смотрели друг на друга. Потом Помощник схватил его за рукав и прокричал:
- Вы что, с ума сошли? Какие аномалии? Вы соображаете, что говорите?
Иванов-Бермудянский застыл на месте, лихорадочно пытаясь понять причину такой реакции.
- Да отойдите вы, черт подери! - крикнул Помощник.
- Я... Но, простите... Что же мне делать? - забормотал академик, отпрянув в сторону.
Однако Пятый Помощник уже влетал в услужливо распахнутую дверь. На ходу он обернулся и бросил:
- Да езжайте вы в свой Лукичевск!.. У вас голова есть? Вы понимаете, что сейчас начнется?!
