Ганс Доминик - Лучи смерти
Там ничто не шевелилось. Комендант Больтон прервал молчание.
— Что здесь горит? У вас пожар? — крикнул он в машинное отделение.
Ответ был излишен. Рядом с ним распаялась массивная металлическая стена Р.Ф.С.II. Металл раскалился сначала докрасна, потом добела и превратился в пар, даже не успев растаять. Внутренняя деревянная обшивка вспыхнула на короткое мгновение, но и она исчезла, не успев разгореться как следует. Остался только запах гари.
Обращенная к новому аэроплану боковая стена Р.Ф.С.II исчезла на несколько квадратных метров.
Комендант Больтон видел, как аэроплан на его глазах превращается в пар, в ничто. Со сжатыми кулаками бросился он к образовавшемуся отверстию.
…И попал в палящую полосу луча. В одно мгновение вспыхнула его одежда. Он хотел вернуться, но был уж мертв, сожжен, превратился в тлеющий уголь и золу.
Пламя лучеиспускателя пожирало дальше: теперь разлетелась стена машиннаго отделения.
Инженер Вимблингтон не хотел допускать гибели своих машин. Его правая рука опустилась в карман.
С шумом ударились пули о бока Р.Ф.С.I.
Первая… вторая… третья…. четвертая не достигла цели, потому что огненный луч нащупал инженера, сожрал оружие в его руке, сожрал руку и его самого прежде, чем он сумел прицелиться в пятый раз.
Подняв руки, монтеры выскочили в отверстие.
Один из них разлетелся на кусочки в момент прыжка. Второго луч настиг в десятую долю секунды, когда он висел в воздухе. Немножко беловатой золы упало на поляну.
Доктор Глоссин не видел катастрофы в машинном отделении. Напрягая все силы, он в течение этих секунд отодвинул замки на двери, ведущей на бакборт[12] аэроплана.
Одним прыжком подскочил он к Яне и рванул ее к себе. Оружие снова очутилось в его руке.
Оно было в упор направлено на Сильвестра.
Раненый застонал, но толчок его связанных рук все же пошатнул доктора. Он упал бы, если бы в последний момент не выронил оружия и не схватился за дверь.
Лишь теперь обнаружилась сила, таившаяся в этом изуродованном теле.
Держа на руках Яну, все еще находившуюся в обмороке, Глоссин соскользнул с аэроплана со стороны бакборта и побежал к лесу; в то же мгновение Атма покинул Р.Ф.С.I и большими прыжками бросился к Р.Ф.С.II. Когда Глоссин коснулся земли со стороны бакборта, Атма с другой стороны вскочил в аэроплан.
Увидев Сильвестра связанным, он с быстротой молнии перерезал связывавшие его веревки. Потом вложил ему в руки лучеиспускатель, соскользнул с аэроплана с другой стороны и бросился к лесу.
Он поспел во время. Белое платье Яны уже неясно мелькало среди стволов. Доктор Глоссин выиграл время, и вечерние тени сгущались с каждой секундой. Но Глоссин был стар, Атма молод, Глоссин нес на плече тяжесть, Атма же был налегке.
Преимущества Глоссина уменьшались с минуты на минуту. Пришедшая в себя от толчков и тряски бега, Яна всеми силами сопротивлялась. Откидываясь назад, она мешала Глоссину.
Он уже слышал за собой тяжелое дыхание индуса. Его охватил смертельный страх. Судьба следовала за ним по пятам. Только бы спастись!
Пред ним показалась небольшая пропасть. Опустив Яну наземь, он спрыгнул вниз и побежал вдоль обрыва. Здесь был уже полный мрак. В своей темной одежде он был невидим здесь. Осторожно крался он от дерева к дереву, стараясь не производить ни малейшего шороха.
Атма остановился возле Яны, осторожно поднял ее и, то неся, то ведя ее, добрался с ней до каюты Р.Ф.С.I и направился к Сильвестру.
Тот лежал без сознания. Лучеиспускатель выпал из его рук, из раны струилась кровь.
Атма поспел во время. Тем же ножом, которым он недавно перерезал путы, он теперь распорол одежду, обнажив пораненное место. Была задета артерия.
Прошло довольно много времени, пока Атме удалось остановить кровь. Края раны, наконец, закрылись. Атма осторожно перенес товарища своих детских лет на другой аэроплан и с бесконечной заботливостью уложил его.
Теперь Атма знал, что его друг и девушка в безопасности. Его фигура напрягалась, и с лучеиспускателем в руке повернулся он к лесу. При последнем свете умирающего дня виднелась там руина Р.Ф.С.II.
Аппарат заработал. Теперь индусу не нужно было так осторожно целиться. С грохотом взорвались десять тысяч киловатт среди обломков. В мгновение ока весь корпус вспыхнул… Потом жар превратился в белое каление. Загорелся алюминий. Горящая масса во все стороны разбрасывала миллионы искр и звездочек. Потом она превратилась в лужу растаявшей глины; это было все, что осталось от прекрасного образца человеческого гения.
Атма оставил лучеиспускатель. Но пылающая масса шлака продолжала гореть. Пламя перекинулось на лес.
Загорелась сухая трава, некоторые близлежащие деревья.
Атма смотрел на это зрелище, ничего не предпринимая для ликвидации.
Быстро пустил он в ход турбины Р.Ф.С.I. Аэроплан взвился ввысь. Далеко под ним лежал горящий лес. Атма улыбнулся.
— Если будет хороший ветер, Глоссин, ты еще этой ночью…
Остальное пропало в шуме машин.
Атма взялся за рычаг и направил аэроплан на север. Путь через полюс был самым безопасным.
Р.Ф.С.I легко и почти без сотрясения спустился на поляну перед труворским домом в Линнее. Своими сильными руками Эрик Трувор перенес в дом раненого друга; Яна следовала об руку с Атмой.
Настали горестные дни. Рана Сильвестра не была смертельной, пуля Глоссина скользнула мимо ребра и задела только мясо; но опасна была лихорадка. Старый Линнейский врач беспомощно качал головой. Не было заражения крови, рана затягивалась, и все же лихорадка истощала больного. Искусство врача и его латынь не могли помочь.
Долгие дни и короткие светлые ночи проводила Яна у постели Сильвестра, чередуясь с Атмой. Последний, умерявший самый дикий бред Сильвестра, прикосновением руки ко лбу, сказал Эрику Трувору:
— На пятую ночь наступит кризис.
Как ни тихо были произнесены эти слова, Яна услышала их.
Сегодня была пятая ночь. Она сидела в полутемной комнате, у постели Сильвестра, наблюдая за каждым движением больного.
Было далеко за полночь, и неверный свет проникал в комнату. Со страхом и радостью заметила Яна перемену в чертах Сильвестра. Что-то задрожало в них, опущенные веки, казалось, хотели подняться. Тело зашевелилось.
Была ли то смерть или пробуждение к новой жизни?
Горе охватило Яну. Она хотела позвать Атму, но голос не повиновался ей. Безудержно отдалась она обуревавшим ее чувствам. Обвив руками шею Сильвестра, она стала шептать ему нежные слова и прижалась губами к его лбу. Все предписания врача, все указания Атмы были забыты в этот момент.
