Константин Волков - Звезда утренняя
Небо окрасилось розовым сиянием. Впереди и внизу разгоралась заря, а выше стояла густая синева, на темном фоне которой сверкала одинокая звезда. То была Венера! Царица утренней и вечерней зари, она сияла и манила. Как зачарованный, молодой пилот смотрел на далекое светило.
«Неужели, — думал Владимир, — пройдет еще несколько лет и тайна загадочной планеты будет раскрыта человеческим гением?» Мечта претворялась в действительность.
Алые краски зари поднимались все выше и выше и захватили уже половину небосклона. Далеко впереди вдруг вспыхнул ослепительный свет. Это всходило солнце.
Настала пора снижаться. Но прежде чем идти на посадку, Одинцов вызвал радиста и продиктовал ему короткий текст радиограммы:
— «Москва, Большая Калужская, 95, квартира 612, академику Яхонтову. Принял сообщение организации полета Венеру под вашим руководством. Поздравляю. Настаиваю праве пилотировать корабль.
Владимир Одинцов». * * *Когда передавали «Последние известия», Михаил Андреевич Шаповалов готовился отойти ко сну. Он находился в ванной комнате, сверкавшей белизной кафелей, и собирался чистить зубы. Ежедневно и аккуратно он делал гимнастику, соблюдал все правила гигиены, всячески ухаживал за собой. Зубная щетка застыла неподвижно в его руке, едва из спальни донеслись приглушенные звуки радио. Он так и прослушал сообщение об экспедиции на Венеру, не донеся щетку до зубов.
Оказывается, сумасбродные проекты академика Яхонтова рассматривались правительством как важное и своевременное мероприятие и получили признание. Этого Михаил Андреевич никак не ожидал.
У профессора на минуту создалось впечатление, будто он отстает от жизни, плетется позади, в то время как другие, более смелые и решительные, стремятся вперед, достигают почета, славы, всеобщего признания.
Экспедиция на Венеру! Профессор понимал, что это значит. Участие в таком предприятии становилось весьма почетным. Если правительство решило, значит, вся страна, весь народ окружат экспедицию величайшим вниманием. Люди, которые побывают на Венере, будут считаться героями. Но он, профессор Московского института геофизики и доктор физико-математических наук, известный астроном, еще имеет возможность войти в состав участников экспедиции. Яхонтов продолжает оставаться с ним в прекрасных отношениях. Предложение, хотя и неожиданное, было сделано… Правда, он ответил на него уклончиво, почти отказом, но ведь «почти» не означает «совсем». Еще есть время прийти и сказать: «Виктор Петрович, я просил дать несколько дней на размышление. Я все обдумал, и теперь я с вами!» Разумеется, академик будет рад. Такие астрономы, как Шаповалов, на улице не валяются. Вообще, в космический полет нужно отправляться людям, которые еще прежде были связаны чем-то большим, нежели обычные служебные отношения. Но, с другой стороны, риск был огромный. Брр!.. Покинуть Москву, привычную обстановку, спокойную работу, великолепную обсерваторию, письменный стол, семью, кафельную ванну и лететь сломя голову куда-то на Венеру, сквозь пустоту и холод мирового пространства. Ему вспомнился горбуновский анекдот: «От хорошей жизни не полетишь». Вот именно. Зачем ему лететь в неведомую даль! Может быть, еще и погибнуть ужасной смертью на далекой планете!
Нет, все это было слишком фантастично для него. Однако приходилось задуматься. Михаил Андреевич, почти не отдавая себе отчета, как автомат, выдавил немного пасты на щетку, провел ею несколько раз сверху вниз, чтобы не повредить эмаль, прополоскал рот зубным эликсиром, умылся душистым мылом, запах которого напоминал французскую лаванду, но так и не смог принять какое-либо решение.
Едва он принялся растирать мохнатым полотенцем грудь и шею, как из соседней комнаты послышалось:
— Мишель, ты скоро?
— Сейчас, Мари, сейчас! — отозвался Михаил Андреевич и поспешил в спальню, оставляя за собой волну одеколонной свежести.
Мария Сергеевна, супруга профессора, была хорошо сохранившаяся, миловидная брюнетка. Она уже лежала в постели и, видимо, готовилась почитать перед сном, так как на ночном столике и на одеяле лежали последние номера «Огонька» и несколько иллюстрированных иностранных журналов. Комната оставалась в полумраке, и только неяркий свет ночной лампы, приспособленной для чтения в постели, озарял ее пышные плечи и кружево ночной рубашки. Но яркоцветные заграничные картинки были забыты в эту минуту. Марию Сергеевну занимали другие заботы.
— Ты слышал, Мишель? — спросила она с явной тревогой и озабоченностью в голосе.
— Ну, слышал, — мрачно отозвался муж.
— Правительство…
— Да, да! Решило направить научную экспедицию на Венеру! — не без раздражения прервал ее профессор.
— И твой друг, разумеется, на первом месте. Всюду этот Яхонтов. Ему поручили разработать проект, хотя есть и другие, которые могли бы заняться этим делом. Теперь ему поручают руководство экспедицией. Знаешь, мне кажется… Насколько я уловила, полету придается большое значение в сферах. Тебе следует подумать…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что я хочу сказать? Нельзя упускать такой случай! Как всегда, ты близорук и непрактичен. Неужели, Мишель, мы вечно будем где-то на задворках, в то время как всякие Яхонтовы будут пожинать лавры? Ты слышал: «другие известные ученые»? Известные! Нельзя же вечно сидеть на профессорском месте! Да еще на кафедре далеко не ведущего вуза. Мужчина должен стремиться вперед, пробивать себе дорогу! Мысленно я всегда вижу тебя академиком. При твоих способностях и знаниях это совершенно естественно. Но цели достигают только те, кто умеет бороться, а не ждут у моря погоды. Надо уметь вовремя показать себя!
— Короче говоря, ты хочешь, чтобы я полетел на Венеру?
— Мишель, ты же знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в твои дела…
Профессор, застегивая пижаму, подумал: «Хорошо — не вмешиваешься!» Но ничего не сказал.
— Ты же знаешь, — продолжала Мария Сергеевна, — что я… Одним словом, если хочешь знать мое мнение…
— Ну?
— Изволь. Мне кажется, что надо использовать дружбу с Яхонтовым. Он немного витает в воздухе. Но такими людьми не стоит пренебрегать…
— Это мой большой друг, Мари!
— Тем лучше. Многие сочли бы за счастье принять участие в экспедиции. А тебе оно само дается в руки.
— А опасность?
— Что — опасность?
— Тебе не будет грустно, если я попросту сверну себе шею? И расставаться на такой срок?
— Милый, конечно, я буду безумно тосковать. Но ведь до разлуки еще далеко. Около трех лет займут приготовления. Мало ли что может произойти за эти три года! А уже один факт, что ты значишься в числе участников экспедиции, выдвигает тебя в ряды самых прославленных ученых… В конце концов, всякая умная жена должна пренебречь своими личными переживаниями для блага семьи!