Филип Дик - Предпоследняя правда
В это утро он отправился из своего дома в Петалуме в Уэст-Марино, чтобы доставить в магазинчик в Пойнт-Рейс-Стейшн партию импортных английских, вересковых трубок. Вообще-то он торговал дорогими спиртными напитками — в особенности винами — и табачными изделиями, всем необходимым для серьезных курильщиков, включая маленькие никелированные приспособления для чистки трубок и трамбовки табака. И сейчас его сверлила одна мысль: как там его магазин, затронули ли взрывы район Петалумы.
«Наверное, лучше бы мне вернуться, и посмотреть как там дела, — сказал он себе, а потом снова вспомнил невысокую рыжеволосую женщину в джинсах, которую то ли он затащил в машину, то ли она сама затащила его туда — сейчас он уж не был уверен, как именно все произошло — и вдруг сообразил, что, наверное, следовало бы вернуться и посмотреть, все ли с ней в порядке. Скорее всего, она живет где-то поблизости. Но как ее найти? Ему уже хотелось снова увидеть ее, до сих пор ему еще никогда не приходилось иметь дело с такими красивыми женщинами. „Интересно, она отдалась мне от потрясения? — подумал он. — Да и вообще, может, она в тот момент была не в себе? Делала ли она такое когда-нибудь раньше… а самое главное, сделает ли она такое снова?“
Тем не менее, он продолжал гнать вперед, лежащие на руле руки совершенно онемели. Он страшно устал. «Наверняка будут еще бомбы или взрывы, — подумал он. — Одна попала в район Залива, но будут и другие. В небе над головой он заметил серию вспышек, а через некоторое время где-то раздался грохот, машина подпрыгнула и клюнула носом. Должно быть, это снова взрывы, решил он. Возможно, это наши ПВО. Но все равно, часть наверняка угодит в цель…»
Кроме того, не следовало забывать и о радиации.
Ползущие по небу темные облака того, что было, как он знал, смертоносной радиоактивной пылью, уходили на север и, вроде бы, были достаточно высоко, чтобы не угрожать всему живому на земле, его собственной жизни, деревьям и кустам, растущим вдоль дороги. «А может мы начнем чахнуть, и через несколько дней умрем, — подумал он. — Может, это всего лишь вопрос времени. Имеет ли смысл искать убежища? Не стоит ли рвануть на север, попытаться вырваться отсюда? С другой стороны, ведь и облака плывут на север. Нет, лучше уж я останусь, — сказал он себе, — и попытаюсь найти укрытие где-нибудь здесь, в окрестностях. По-моему, я где-то читал, что это довольно безопасное место: ветры обычно минуют Уэст-Марино и уносятся вглубь материка в сторону Сакраменто».
До сих пор на дороге не встретилось ни души. Только та девушка — единственная, кого он видел с момента большого взрыва и осознания того, что он означает. Ни машин. Ни пешеходов. Ничего, скоро они начнут выбираться из своих укрытий, прикинул он. Тысячами. И тут же гибнуть. Потянутся беженцы. Надо быть готовым к тому, что им потребуется помощь. Но все, что у него было, это старенький «Фольксваген», груженный трубками, банками табака и калифорнийским вином, произведенным на небольших местных винокурнях. Но у него не было ни медикаментов, ни опыта оказания первой помощи. Да и вообще, ему уже пятьдесят, у него больное сердце, какая-то пароксизмальная тахикардия. Удивительно даже, что занимаясь любовью с той девицей он не заработал сердечный приступ.
«Как там моя жена и дети, — подумал он. — Может, они уже мертвы. Нет, все-таки надо было вернуться в Петалуму. Позвонить? Нет, абсурд. Телефоны наверняка не работают». Однако, он продолжал гнать машину вперед, хотя и совершенно не представлял, куда едет, и зачем. Не представляя, подвергается ли он опасности, и какой, закончилось вражеское нападение, или это только начало. «Да ведь я могу погибнуть в любую секунду, — наконец осознал он.
Но в своем родном «Фольксвагене», купленном шесть лет назад, он пока чувствовал себя в безопасности. Машина ничуть не пострадала, была по-прежнему крепка и надежна, в то время как остальной мир — он это чувствовал — все окружающее претерпело радикальную, ужасную метаморфозу.
Ему даже не хотелось смотреть по сторонам.
«А что, если Барбара и ребятишки погибли? — спросил он себя. Как ни странно, но при этой мысли ему вдруг стало легче дышать. — Впереди новая жизнь, предвестницей которой стала встреча с той девушкой. Отныне все будет иначе, табак и вина станут на вес золота. Скорее всего, сейчас у меня в машине целое состояние. Больше никогда не придется возвращаться в Петалуму; теперь я могу просто исчезнуть, и Барбаре ни за что меня не найти». От этих мыслей настроение у него поднялось, стало веселее.
Но ведь это означает — Боже ты мой! — что ему придется проститься с магазином, а даже сама мысль об этом приводила его в ужас, лишь усиливающийся ощущением опасности и одиночеством. «Нет, не могу я его бросить, — наконец решил он. Магазин был результатом двадцатилетней работы по созданию постоянной клиентуры, изучению потребностей покупателей и умения удовлетворять их запросы.
«С другой стороны, — думал он, — возможно, эти люди уже мертвы, как и моя семья. Я должен смириться с этим: все изменилось, не только то, на что мне наплевать».
Сбавив скорость, он принялся размышлять над тем, как события могут развиваться дальше, но чем больше думал, тем к более неутешительным выводам приходил. «Нет, вряд ли кто из нас выживет, — наконец вынужден был заключить он. — Скорее всего, все мы облучены, так что приключение с той девушкой, скорее всего, последнее примечательное событие в моей жизни, да и в ее тоже — она, наверняка, тоже обречена.
Господи, — в отчаянии подумал он. — А ведь во всем этом виноват какой-нибудь дуб из Пентагона. Нас должны были предупредить за два или за три часа, а вместо этого у нас оказалось всего пять минут. А то и меньше!»
Теперь он уже не испытывал ненависти к врагу. Единственное, что он чувствовал, так это стыд, испытывал ощущение, что его предали. Эти военные чинуши в Вашингтоне, скорее всего, и в ус не дуют в своих бетонных бункерах, как Адольф Гитлер в конце войны. А нас оставили умирать. От этой мысли ему стало не по себе, она была сама по себе ужасна.
Внезапно он заметил, что на сидении возле него лежит пара стареньких стоптанных кроссовок. Это той девушки. Он вздохнул, внезапно почувствовав, как наваливается усталость. Сувенир на память, мрачно подумал он.
Но потом его вдруг охватило возбуждение. «Никакой это не сувенир, это же знак! Знак, что я должен остаться здесь, в Уэст-Марино, и начать все сначала. Если я останусь здесь, то рано или поздно снова встречусь с ней. Это точно, я уверен. Именно поэтому она и оставила кроссовки, она заранее предвидела, что я начну новую жизнь здесь, что после всего происшедшего я не захочу — не смогу — уехать. К черту магазин. К черту жену и детей, оставшихся в Петалуме».