Орсон Кард - Ксеноцид
— Куда он направился?
— Никто не знает.
— Мятеж?
— Никто не знает.
— Весь флот?
— Все корабли до единого.
— Ты сказал, они исчезли. Что ты имеешь в виду?
Отец с улыбкой взглянул на нее:
— Молодец, Цин-чжао. Ты задала правильный вопрос. Никто их и раньше не видел — они находились в глубоком космосе. Поэтому они исчезли не в физическом плане. Насколько мы можем предполагать, они все еще движутся к своей цели. Они исчезли только в том смысле, что мы потеряли контакт с ними.
— Анзибли?
— Молчат. Все произошло за три минуты. Никаких передач в то время не велось. Отключился один, затем другой — и все остальные.
— Все связи кораблей со всеми планетами, все до одной? Это невозможно. Даже если предположить вероятность взрыва — если вообще может случиться катастрофа подобных размеров, — все равно одновременно произойти это просто не могло, корабли слишком широко рассредоточены вокруг Лузитании.
— Такое могло случиться, Цин-чжао. Но только в случае, если солнце Лузитании превратилось в сверхновую. Пройдут десятилетия, прежде чем мы зарегистрируем вспышку на ближайших к Лузитании мирах. Вся беда в том, что это была бы самая странная сверхновая за всю историю. Не невозможно, но вряд ли возможно.
— Ведь кто-то должен был заметить хоть какие-то признаки будущего взрыва. Изменения в звезде. Неужели судовые приборы не засекли ничего необычного?
— Нет. Потому-то мы считаем, что виной всему не астрономический феномен. Во всяком случае, не из известных нам. Ученые не могут найти никакого объяснения происшедшему. Мы предположили возможность саботажа. Исследовали случаи проникновения в компьютеры-анзибли. Мы прочесали все досье команд каждого судна в поисках следов хоть какого-нибудь заговора. Был произведен криптоанализ каждой связи с каждым кораблем для обнаружения зашифрованных посланий, которыми могли обмениваться заговорщики. Военные и правительство проанализировали все возможности, какие только можно было проанализировать. Полиция на всех планетах навела подробнейшие справки: мы проверили прошлое каждого оператора, связанного с анзиблями.
— Пусть передачи не проходят, но анзибли все еще соединены друг с другом?
— Что ты хочешь сказать?
Цин-чжао залилась краской:
— Конечно же, соединены. Даже если флот использовал Молекулярный Дезинтегратор, ведь анзибли связаны расщепленными субатомными частицами. Связь останется, даже если весь корабль разнесет в пыль.
— Не стоит расстраиваться, Цин-чжао. Человек слывет мудрецом не потому, что он не совершает ошибок. Он мудр потому, что исправляет ошибку, как только ее замечает.
Однако теперь Цин-чжао краснела уже по другой причине. Горячая кровь прилила к ее щекам, потому что только сейчас до нее дошло, какое задание собирается поручить ей отец. Нет, это невозможно. Он не может поручить ей задачу, разгадать которую не смогли тысячи более мудрых, более опытных людей, чем она.
— Отец, — еле слышно прошептала она. — Что я должна сделать?
Она все еще продолжала надеяться, что существует какая-то небольшая проблема, связанная с исчезновением флота, и ее надо будет решить. Но еще раньше, чем он заговорил, Цин-чжао поняла, что ее надежде сбыться не суждено.
— Ты должна будешь представить все возможные причины исчезновения флота, — сказал он, — и рассчитать вероятность каждой из них. Звездный Конгресс должен суметь объяснить, что произошло и как сделать так, чтобы подобного не случилось вновь.
— Но, отец, — взмолилась Цин-чжао, — мне всего шестнадцать. Ведь есть во Вселенной куда более мудрые люди, чем я!
— Может быть, они слишком мудры, чтобы достойно справиться с этой задачей, — покачал головой Хань Фэй-цзы. — А ты достаточно молода, чтобы не мнить себя умнее других. И ты достаточно молода, чтобы представить невероятное и доказать, что оно имеет право на существование. Более того, боги с необычайной ясностью говорят с тобой, мое прекрасное дитя, моя Во Славе Блистательная.
Именно этого она страшилась больше всего: отец считает, что у нее все получится, потому что боги благоволят к ней. Он не понимает, каким низменным существом является она богам, как равнодушны они к ней.
И существовала еще одна проблема.
— А что, если я все-таки найду ответ на этот вопрос? Что, если я выясню местоположение флота на Лузитанию и восстановлю связь? Тогда, если флот уничтожит планету, вся вина ляжет на меня.
— Хорошо, что первым делом ты думаешь о милосердии к людям Лузитании. Уверяю тебя. Звездный Конгресс клятвенно пообещал не использовать Дезинтегратор до тех пор, пока это не станет неизбежным, а это столь невероятно, что я даже не верю в возможность подобной ситуации. А если она и возникнет, право решения остается за Конгрессом. Мой духовный прародитель сказал: «Пусть наказания, понесенные мудрецом, окажутся самыми легкими. Не его милосердие тут причиной — когда кара наитягчайша, не судите о нем зло; он просто следует обычаям, свойственным его времени. Обстоятельства изменяются от века к веку, а методы — порождение обстоятельств»[6]. Можешь не сомневаться, Звездный Конгресс справедливо обойдется с Лузитанией. Здесь неприменимы понятия добра и зла, здесь встает вопрос о благе всего человечества. Вот почему мы верно служим правителям: потому что они служат людям, которые служат предкам, которые служат богам.
— Отец, я недостойна богов, как я смела помыслить иначе! — воскликнула Цин-чжао.
Теперь она уже не просто думала о своей никчемности, она всем телом ощущала, как нечиста. Ей необходимо было вымыть руки. Она должна была проследить на полу жилку. Но она сдержалась. Она подождет.
«Каким бы ни был исход, — подумала про себя Цин-чжао, — последствия будут ужасны. Если я не справлюсь, отец потеряет уважение Конгресса и, следовательно, всей планеты Путь. Это убедит многих, что отец не достоин чести после смерти быть избранным богом Пути.
Если же я разрешу проблему, исходом может стать ксеноцид. Решать будет Конгресс, но я-то буду знать, что это я сделала возможным уничтожение целой планеты. Часть ответственности за содеянное ляжет на меня. В любом случае я покрою себя позором и буду недостойной этой жизни».
И тогда отец заговорил с ней, будто боги открыли ему, что гложет ее сердце:
— Да, ты недостойна такой чести, если продолжаешь считать себя никчемным существом.
Цин-чжао покраснела и склонила голову, пристыженная, но вовсе не тем, что отец с легкостью читает ее мысли, а тем, что вообще позволила себе столь неподобающие размышления.
— Но я верю, что боги сочтут тебя достойной, — произнес Хань Фэй-цзы, мягко прикоснувшись к ее плечу. — Звездный Конгресс пользуется расположением небес, но ты также избрана, чтобы проложить свой собственный путь. Ты можешь преуспеть в этом великом начинании. Попытаешься ли ты?
— Да. «И потерплю поражение, но это не удивит никого, и меньше всего — богов, которым известно о моей слабости».
— Все имеющие отношение к делу архивы будут предоставлены в твое распоряжение, от тебя требуется лишь произнести свое имя и набрать пароль. Если тебе понадобится помощь, дай мне знать.
Она с достоинством покинула кабинет отца и буквально силой заставила себя не торопясь спуститься по лестнице. Только когда двери ее покоев захлопнулись за спиной, Цин-чжао кинулась на колени и поползла по полу. Она прослеживала жилки на половицах до тех пор, пока полностью не ослепла от слез. Ее вина была столь велика, что даже тогда она не почувствовала себя достаточно очищенной. Она прошла в ванную комнату и оттирала руки, пока не поняла, что боги удовлетворены ее послушанием. Дважды слуги беспокоили ее: то ли хотели сообщить о готовом обеде, то ли приносили послания — ей было все равно, — но, увидев, что она общается с богами, тут же молча склоняли головы и тихонько удалялись.
Однако даже не мытье рук помогло ей на этот раз. Вдруг ей удалось избавиться от последней тени сомнений, терзавших ее. К Звездному Конгрессу благоволят сами боги. Она должна отбросить в сторону неподобающие мысли. Какие бы планы ни связывал Конгресс с посланным в систему Лузитании флотом, такова была воля богов, и она должна быть исполнена. Следовательно, ее прямой долг — помочь Конгрессу. И если она действительно исполняет волю богов, тогда они откроют ей путь к решению проблемы, поставленной перед ней. Каждый раз, когда ее снова начнут одолевать сомнения, каждый раз, когда снова ей на ум будут приходить слова Демосфена, она должна будет немилосердно выжигать их из памяти. Она повинуется правителям, к которым сами боги благоволят.
К тому времени, как на нее снизошло успокоение, кожа ладоней была содрана почти до мяса, капельки крови сочились из поврежденных пемзой сосудов. «Так снисходит на меня понимание истины, — сказала она себе. — Когда я смываю бесследно частичку моей смертной морали, божья истина в сиянии исторгается на поверхность».
