Юрий Нестеренко - Приговор
знакомую калитку.
— Я — дядя Катарины, девочки, которую оставил у вас на попечение в
начале января. Я приехал за ней.
— У нас нет никакой девочки, — ответила привратница. Это была не
Клотильда; сквозь узкую смотровую щель я с трудом отличил бы глаза одной
монахини от другой, но голос был незнакомый, визгливый.
— Да, сестра, именно так вы и должны отвечать, — несколько
принужденно улыбнулся я. — Всем, кроме меня. Но я действительно тот, кто
оставил ее здесь. Скажите матери настоятельнице, что я вернулся.
— Говорю вам, сударь, здесь нет никакой девочки по имени Катарина.
— Да как это нет! — я начал терять терпение. — Проводите меня к
аббатисе, она меня узнает! В смысле, по голосу…
— Мужчина не может входить…
— Да знаю, знаю! У вас тут в башне слева — от вас справа — такая
ниша, в ней дверь, за дверью коридор в стене, потом он сворачивает под
землю, там этот… как это по-вашему… оссуарий, дальше выход наверх…
могу и кабинет настоятельницы описать! Вы все еще не верите, что я здесь
был и с ней разговаривал?
— Мне не ведомо, кто из сестер рассказал вам это, но…
Я выдохнул. Если ей так твердо вбили отвечать, что девочки нет, то
и призывы рассказать обо мне аббатисе бесполезны. Она закроет окошко,
подождет две минуты, а потом откроет и скажет, что настоятельница
говорит то же самое. Вот уж воистину — заставь дурака богу молиться…
— Позовите сюда сестру Клотильду. Этого вам устав не запрещает?
— Хорошо, если вы так настаиваете, — недовольно ответила
привратница, — но она скажет вам то же самое.
— Давайте все же спросим у нее, — произнес я с ангельской
кротостью.
Хлопнуло окошко. Я принялся ждать, повернувшись спиной к ветру. Они
тут что, меня измором взять надеются? Вот недаром же я не люблю всю эту
чернорясную братию… и сестрию, хотя и нет такого слова… почему,
кстати, нет?
Наконец окошко вновь открылось.
— Что вам угодно?
— Сестра Клотильда! — я был почти что рад ее видеть. — Вы меня
узнаете? В январе я был с бородой. Я приехал за своей племянницей, а
ваша… э… — с языка чуть не сорвалось "коллега", но я поправился, -
…сестра принялась твердить, что ее здесь нет!
— Здесь нет вашей племянницы, сударь, — холодно ответила Клотильда.
— Что?! — я приблизил лицо к окошку с такой скоростью, что она
невольно отпрянула. — Вы что, осмелитесь заявить мне в глаза, что меня
не знаете? Поклянетесь в этом спасением вашей души?
Последний аргумент, кажется, сработал. Она отвела взгляд.
— Я знаю вас, сударь.
— В таком случае, где Катарина?
— Ее здесь нет, сударь, — твердо повторила Клотильда.
— Куда, ч-ч… во имя всего святого, вы ее дели?!
— Она… она умерла.
Я почувствовал себя так, словно провалился под лед. Живот обожгло
холодом, дыхание на миг пресеклось. Так же было и когда я узнал о смерти
учителя… но тогда, по крайней мере, я готовился к худшему заранее.
Сейчас же удар обрушился неожиданно, когда я ощущал себя уже на вершине
триумфа… Нет, нет, нет, не может быть!!!
Должно быть, Клотильда видела, как изменилось мое лицо, поскольку
сочла необходимым забормотать какую-то свою утешительную чушь на тему "с
Господом ей будет лучше". Я еле сдержался, чтобы не рявкнуть, чтобы она
заткнулась.
Нет, Эвьет, нет! Только не ты, только не сейчас! Ты же была уже
почти здорова! Я бы ни за что не оставил тебя, если бы была хоть
какая-то опасность…
— Что вы с ней сделали?! — вновь накинулся я на монахиню. — Как вы
умудрились ее уморить?!
— Укротите свой гнев, сударь, — строго сказала она. — Мы сделали
для нее все, что могли. Но все в руках Господа нашего.
А разве не сам я говорил, что человек может умереть от любого
пустяка? И никакие высшие силы для этого не требуются (Спаситель, ага!),
есть куча вполне материальных причин. Какое-нибудь внезапное осложнение
после пневмонии… Она права насчет гнева. Ты должен прекратить
истерику, Дольф. Отрицать реальность — удел слабых. Ты должен признать
свершившийся факт.
Я повернулся и шагнул прочь от ворот. Механически поставил ногу в
стремя, взялся за луку седла. Посмотрел на второго коня и притороченный
к его седлу мягкий тюк с новой одеждой. То и другое я купил для Эвьет…
Стоп! А с каких это пор то, что говорят религиозники, стало фактом?
Да еще принимаемым учеными без доказательств?
Я повернулся и бросился обратно к двери. Окошко уже захлопнулось. Я
замолотил по дереву кулаками.
— Сестра Клотильда! Вернитесь!
— В чем дело, сударь? — ее глаза вновь появились в щели. Теперь они
смотрели с выражением оскорбленной добродетели.
— Как именно она умерла? День, час, все детали.
— Ну… она была так слаба… — пробормотала монахиня.
— Подробнее! Мне нужно знать все симптомы. Я врач и смогу
реконструировать течение болезни.
Упоминание о моих медицинских познаниях, кажется, смутило ее еще
больше.
— Я не знаю подробно… я при этом не была…
Юлит, все более убеждался я. Монастырь — это не город на тысячу
человек. Смерть каждого обитателя здесь — событие.
— Однако вы поклянетесь на Библии, что она действительно умерла?
Ее глаза на миг дрогнули в сторону, но затем вновь твердо взглянули
на меня:
— Да.
— В таком случае, я должен увидеть ее могилу.
Если Эвьет действительно умерла, мне это ни к чему. Никогда не
понимал обычая посещения могил. Мне нужен мой друг, а не косная
разлагающаюся плоть и не место, где ее зарыли. Но если мне лгут…
— Это на территории монастыря, сударь. Если хотите, я принесу вам
горсть земли оттуда…
Сказал бы я ей, куда она может засунуть эту землю!
— Только не надо опять этой бодяги, что я не могу войти! -
прикрикнул я вместо этого. — Эвь… Катарина, между прочим, мирянка! С
какой стати ее похоронили на территории, недоступной для посещения?
Это против всех правил!
— Я… — совсем растерялась Клотильда. — Я могла спутать… Я
спрошу мать настоятельницу…
Я уже ничуть не сомневался, что ее слова — сплошное вранье. Но
торжествовать рано. Допустим, мне даже предъявят некий холмик с
воткнутым крестом. Что дальше? Требовать эксгумации? Проще уж сразу
прийти к местным инквизиторам с проповедью атеизма. Действовать силой,
размахивать огнебоем, кидаться коробочками с порошком? Монастырь — это
