Роман Суржиков - Без помощи вашей
– Из-за мора? Много смертей повидал?
– Много… – морщины глубже врезались в лицо Давида. – Мор собрал большую жатву. Но и после него кое-что случилось.
– Плохое? Что произошло?
Священник поколебался.
– Знаешь Максимиановский монастырь в окрестностях Лабелина?
Хармон вздрогнул.
– Знаю. А что?
– Он сгорел.
– Как же так?! – Хармон привстал от удивления. – Пожар случился?
– Если бы пожар… На обитель напали неизвестные. Перерезали братию, вынесли все ценное, что было в монастыре, а затем подожгли его.
Торговец даже присвистнул.
– Вот так новость!.. Кто же это сделал? Солдаты герцога?
– С чего бы герцогу творить такое злодейство? – Давид глянул на Хармона с некоторой подозрительностью. – Нет, напротив, его светлость велел своим вассалам любой ценой разыскать преступников, обещал по пятьсот эфесов за каждую голову. Весь Южный Путь сейчас безумствует: рыцарские отряды рыщут по степям и лесам, допрашивают всякого, кто вызовет подозрение. Крестьяне напуганы, устраивают ополченские отряды. Мещане прячутся по домам.
– Какая жуть!.. – выдохнул Хармон, всеми силами стараясь не выдать облегчения. Подумать только! Сгорело проклятое логово, злодеи отправились на Звезду, можно больше не бояться преследования! Святая Янмэй, благослови тех, кто это сделал, кем бы они ни были!
– Да, страшное дело, – покачал головой Давид.
Хармон спросил с затаенной надеждой:
– Все ли монахи погибли?
– К сожалению, очень многие. Спаслись трое служек, монастырский лекарь и брат Эндрю. И еще брат Людвиг.
При последнем имени Хармон моргнул, и, похоже, отец Давид это заметил. Чтобы скрыть оплошность, торговец сказал:
– Ужасное дело! Мне, отче, довелось побывать в том монастыре. Святое место, благостные люди. Как жаль, что они погибли…
– Воистину, жаль… – отец Давид смерил торговца долгим, долгим и грустным взглядом. – Послушай, Хармон Паула… ты бы отдал Предмет.
Торговец схватился с места. Правая рука дернулась к кинжалу на поясе, левая – к груди, к свертку за пазухой. Отец Давид не шелохнулся – глядел на него снизу вверх все с той же грустью.
– Ка… какой Предмет? – выдавил Хармон.
– Светлую Сферу. Ту, что ты прячешь на груди.
– С чего ты… О чем ты говоришь? Нет у меня никакого!..
– Садись, друг мой, прошу тебя. Давай побеседуем. Я лишь поговорить с тобой хочу, ничего больше.
Хармон сел и тупо повторил:
– У меня нет никакого Предмета.
– Как скажешь, – Давид миролюбиво развел руки ладонями вверх. – Нет – значит, нет. Я тебе верю.
– Нет Предмета! – процедил Хармон. – Откуда у меня ему взяться?
– Неоткуда, – кивнул отец Давид.
После паузы священник неторопливо заговорил:
– После атаки на обитель я повидал брата Людвига. Ему сказочно повезло: он сломал кость в одной неприятной истории, и был доставлен в госпиталь Лабелина – туда оказалось ближе, чем до монастыря. Людвиг имел при себе письмо его светлости с требованием вернуть Светлую Сферу. Он показал бумагу мне. Это было очень хорошо составленное послание. Брат Людвиг сознался, что поверил. И аббат Август, да упокоится его душа, поверил письму. И я бы поверил… если бы не знал твоего почерка, друг Хармон.
Хармон со вздохом уронил голову на грудь.
– Ты сказал Людвигу, где меня искать?..
– Как видишь, здесь я, а не он.
– Но ты с ними заодно?
– С ними?.. – переспросил Давид.
В груди Хармона вспыхнула злость:
– Да, с ними. Со святотатцами, грабителями, душегубами! С теми, кто пытал меня и морил голодом, и заживо бросил гнить в могиле! Ты заодно с ними, друг Давид?
Священник медленно кивнул:
– Да, Хармон, я – один из них.
– Тогда какой из тебя святой отец?! Ты тоже грабил, тоже убивал и пытал?
– Нет. У меня иные задачи. Но я знаю, что такие вещи делались нашим именем. Я причастен к ним, они на моей совести. Я знал об этом и позволял этому происходить.
Хармон метнул в Давида огненный взгляд.
– Не верю. Быть не может! Я знаю тебя столько лет! Ты – злодей? Как это возможно?
– Я не злодей.
Торговец фыркнул:
– Не злодей, но пособник? Это имеешь в виду?
Отец Давид впервые приложился к вину.
– Сложно, друг Хармон. Ты был прав: сложно говорить. Я знаю, ты пережил такое, что никакие слова не изменят твоих чувств. Что ни скажи, все покажется лицемерным и лживым. Но все же я здесь именно для того, чтобы сказать тебе кое-что. Не могу этого не сделать.
– Ну и?..
– В Ниаре сизый мор взял две тысячи триста человек, еще пятьсот в окрестных селах и четыреста – в Излучине. Вообрази себе Предмет, который мог бы остановить хворь.
– Светлая Сфера может исцелять? Поэтому монахи бились за нее? Ты лжешь! Я двадцать лет торговал, знаю, когда люди лгут! Ты и сам говорил: Предметы молчат, никто не умеет повелевать ими.
– Возможно, лгу, – покорно склонил голову Давид. – А возможно, нет. Я не знаю, способна ли Сфера исцелять. Она молчит, как и прочие Предметы, и я не умею говорить с ними.
– Тогда что же ты…
– Я мечтаю научиться. Я и остальные – мы посвятили жизнь тому, чтобы узнать речь Предметов. Грешно надеяться, что знание откроется именно мне. Но я верю: когда-нибудь один мой собрат или мой ученик, или ученик моего ученика найдет нужные слова, прочтет верную молитву – и Предметы ответят ему. Вообрази себе жизнь, какая наступит после этого.
Торговец хмуро покачал головой.
– Даже если ты не лжешь, и ваша цель такая распрекрасная, то все равно непонятно, зачем вам понадобилась Сфера. Ты признаешь, что сейчас Предметы неподвластны вам. Зачем еще один молчаливый Предмет в копилку других молчаливых Предметов?
– Они нужны, чтобы изучить их речь. Поймешь ли ты меня?.. Невозможно обучиться грамоте, имея перед собой только одну букву алфавита. Каждый Предмет несет в себе крупицу божественного знания. Не все знание, нет, но лишь крохотную крупицу! Ты не познаешь кузнечного дела, имея в руках гвоздь. Не поймешь этого ремесла, даже если получишь кованый меч вдобавок ко гвоздю. Но если тебе достанется меч, латы, гвоздь, подкова, молот, шипцы и жаровня, наковальня и бадья ледяной воды, и еще груда железных самородков – вот тогда, если ты умен и настойчив, сможешь разгадать, что делает кузнец со всеми этими вещами.
– Хочешь сказать, Предметы для богов – все равно, что для нас гвоздь или молот, или подкова?
– Да, мой друг.
На миг эта безумная смена масштаба зачаровала Хармона. Если Светлая Сфера – всего лишь гвоздь, то как выглядит божественный замок?!
Он приложился к кубку, и благоговение прошло, вернулась злоба.
– Ты намекаешь, Давид, что эта ваша наука оправдывает грабежи и убийства?
– Нет, я так не считаю. Я боролся за то, чтобы отказаться от подобных методов. Большинство братьев меня не поддержали, и, к стыду своему, я могу их понять. Ты сам прекрасно знаешь, как неохотно феодалы расстаются с Предметами, а если и расстаются, то просят за них несусветную цену. Нам же нужен не один и не два, а сотни!
– Прекрати лицемерить. Церковь и так владеет сотнями Предметов.
– Мы, друг мой, не Церковь, а лишь крошечная ее часть. Большинство священников боятся как мора того дня, когда Предметы заговорят с людьми. Церковь станет тогда попросту не нужна!
Хармон покачал головой:
– И все же, это не оправдание. Как вы можете жить, взяв на душу убийства?
Давид пожал плечами с невеслой улыбкой:
– Так же, как и ты, друг Хармон. Скажи, сколько бы ты заплатил за Предмет, способный вынуть стрелу из груди той девушки и заставить ее сердце снова забиться?
Хармон ахнул, Давид кивнул:
– Да, я знаю и об этом… Скажи еще одно. Что, если именно Светлая Сфера, которую ты держал в руках, способна была вернуть девушку к жизни? Что, если бы ты умел говорить с нею? Дорого бы ты за это дал?
Хармон сглотнул комок, подступивший к горлу.
– Я – грешник, отче… Мне нет прощения. Я злодей и подлец. Когда стрелял, я знал, что могу убить ее… Не хотел этого, надеялся, что так не будет, но знал. Этот арбалет… я видел, как он прошибает нагрудные латы… мастер показывал, у которого купил. Будь я проклят… Святая Янмэй помогала мне столько раз… я понадеялся, что поможет снова…
Слова застряли в горле. Отец Давид положил ему руку на плечо.
– Я верю, что ты не хотел. Говорят, боги оценивают намерения, а не поступки. Надеюсь, что это так.
– Правда?..
– Не могу судить о мыслях богов. Никто не может. Но я надеюсь, надейся и ты. Если важен поступок, а не намерение, то моя душа черна, как зола.
Отец Давид наполнил чашу и протянул торговцу:
– Выпей.
Хармон выпил. Горькая тоска начала отступать.
