Роман Суржиков - Без помощи вашей
– Умри! – заорал Эрвин, вонзая кинжал. Удары выходили слабыми, неглубокими. – Умри! Умри!
Палец Бена лег на глазное яблоко. Эрвин мотнул головой, наткнулся зубами на плоть, укусил. Выпустил правую руку врага, тот ударил ножом. Резкая боль ожгла плечо. Левой ладонью Бен снова вцепился ему в лицо. Желтые ногти прямо перед глазами.
– Да умри же! – хрипел Эрвин и вгонял клинок под ребра врагу. Снова, снова… ты бессмертный, что ли?!
Вдруг хватка ослабла, и Бен обмяк. Эрвин вырвался, встал на колени у тела, раз за разом продолжая колоть его кинжалом.
– Сдохни, наконец! Сдохни…
Лишь когда живот и бока Бена превратились в багровую кашу, Эрвин осознал, что враг мертв.
Поднялся – колени тряслись. Стер с лица кровь и грязь, перешагнул корягу.
Второй человек Пауля – тот, с волосатой грудью, – валялся на земле, зажимая ладонью рану. Удар пришелся в печень. Рана обильно кровоточила, лицо человека было полотняным. Он держал нож, но не пытался подняться, лишь беспомощно повернул острие в сторону Эрвина. Лорд прижал ногой к земле кисть врага, наступил каблуком на пальцы, надавил с проворотом. Раздался хруст, раненый завопил от боли.
Эрвин присел рядом с ним.
– Уйди во тьму… – простонал раненый.
– Я немного соврал, уж прости, – сказал Эрвин. – Я не из новобранцев. Меня зовут Эрвин София Джессика рода Агаты, наследный герцог Ориджин.
При последнем слове злоба на лице человека стала отчетливей, он выплюнул грязное ругательство. Эрвин уперся кинжалом в ладонь волосатого – ту, что зажимала рану. Вогнал клинок меж косточек, отодвинул руку в сторону, открыв дыру в боку.
– Кому вы служите?
– Провались к чертям!
Лорд ввел кончик клинка в рану, вдавил на полдюйма. Тело раненого судорожно сжалось.
– Аааа!.. Тварь, скотина!..
– Кому вы служите? – повторил Эрвин.
– Ничего не получишь… щенок!..
– Да неужели?..
Эрвин погрузил клинок еще на дюйм. Волосатый захлебнулся криком:
– Аааах!..
Глядя ему в глаза, Эрвин медленно повернул кинжал в ране. Слезы потекли по щекам мужчины. Спазм сдавил горло, крик боли превратился в бульканье.
– По странному стечению обстоятельств я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – произнес Эрвин, ввинчивая клинок в плоть. – Итак, кому вы служите?
– Убей меня, гад! Просто убей…
– Мечты. Какие светлые мечты!
Эрвин с проворотом вытащил кинжал. Волосатый скорчился, всем телом закрывая рану. Эрвин вновь опрокинул его на спину и прижал клинок к паху.
– Пять… четыре… три… – с каждым счетом он давил все сильнее. Из-под острия потекла кровь.
– Вла… владыке! – выкрикнул раненый.
– Владыке Адриану?
– Да!.. Мы служим императору!..
– Ты – уже нет.
Лорд Ориджин прикончил его ударом меча.
* * *Когда Эрвин вошел в воду, чтобы отмыться, его трясло от холода. Сияло солнце, стояла августовская жара, и все же озноб сотрясал тело. Шрам на груди сочился сукровицей, на плече зияла свежая рана. Эрвин промыл ее и с трудом сумел перевязать. Сел в лучах заката, обхватил колени руками, пытаясь согреться. Вспомнил про одежду покойников, надел кожаную куртку, а поверх – вторую. Спустя время пришло тепло, дрожь унялась. Эрвин смотрел на бегущую воду, тело оттаивало, в душе утихала буря.
Чувство было такое, как Тем Самым Утром. Не столь сильное, но почти.
Потом всхрапнул и напомнил о себе Дождь. Эрвин понял с усталостью и досадой: Реку придется переплыть сегодня. Сил едва хватает, чтобы встать на ноги, но ночевать на этом берегу смертельно опасно. Придется плыть.
Возможно, пища придаст сил?.. Он оглянулся. Рядом с кусками мяса и хлеба лежал мертвец, стоял густой запах крови. Картина не вызвала аппетита.
Он собрал продовольствие и все ценное, что нашел среди вещей покойников. Искровые копья привязал к подпругам Дождя, а очи на всякий случай вынул. Не хотелось бы, чтобы конь задел жало острия и убил себя искрой.
Эрвин поискал выпивку – глоток орджа сейчас бы не повредил. Орджа не нашлось, как и другого пойла. Имперская дисциплина… Эрвин уложил трофеи в два мешка и приторочил к седлам коней. Приласкал Дождя. Жеребец играл копытом и подсовывал морду под ладонь.
Но конь Бена наотрез отказался идти в воду. Он тянулся к мертвому хозяину и тревожно ржал. Когда Эрвин потянул его к воде, конь чуть не укусил за руку. Лорд оставил его в покое. Взял поводья Дождя и рыжей кобылы, на которой путешествовал от Ложа, и вошел в воду.
Переправа оказалась бесконечной.
Тело Эрвина отяжелело, словно мокрая вата. Не хватало сил, левая рука болела в плече и еле двигалась. Он цеплялся за вожжи и вытаскивал голову из воды, прерывисто дышал. Кони волокли вперед. Главное – не упустить поводья, – думал Эрвин. Удержать их, и все будет хорошо, кони дотащат до берега.
Но на середине русла они угодили в водоворот. Пегая кобыла закрутилась, поводья вылетели из рук Эрвина. Лошадь одурела от страха, истошно заржала и поплыла вдоль реки, наперерез Дождю. Животные столкнулись. Пегая исчезла под водой, вынырнула в стороне, кружась с выпученными глазами. Дождь забился, силясь выскочить из водоворота, показался над водой по плечи, рванулся вперед – и Эрвин потерял вторые вожжи.
Он успел хватануть воздуха перед тем, как провалился в глубину. Его закружило, перевернуло, ударило обо что-то – камень или конскую ногу… Эрвин заработал руками, устремился к поверхности из последних сил, но течение вновь опрокинуло его, пальцы воткнулись в дно. Вздрогнул, выдохнул слишком рано, попытался вдохнуть – вода ворвалась в глотку. Это не трясина. Это – не дыра в груди. Это не Предметы, палящие огнем. Это всего лишь чертова Река! Ложбинка с водой, тьма ее сожри! Быть не может, чтобы я не выбрался!
Он взбивал воду руками и ногами, отталкивался, отбрыкивался. Почти лишившись чувств и задыхаясь, вынырнул на поверхность. Жадно глотнул воздуха, закашлялся, выхаркал воду – и снова погрузился с головой. Тело было слишком тяжелым, чтобы удерживаться на плаву. Всех усилий хватало на то, чтобы вынырнуть на миг, вдохнуть и сразу провалиться под воду. До берега оставалось полпути.
Только не паниковать! Ты сможешь доплыть. Рывок – вдох – погружение. Повтори это снова: рывок – вдох – погружение. И снова. И снова. Рывок – вдох. Голова под водой.
Берег не приближался. Далеко впереди маячили над водой конские головы. Небо было красным от заката… или от удушья. Рывок – вдох разинутым ртом. Нырок. Под водой звуки вянут, уши наполняются воском.
Я выживу, – твердил себе Эрвин и делал очередной рывок. Сил уже нет, вряд ли удастся вынырнуть еще раз. Вдохну напоследок, погружусь – и все. Голова уходила под воду, и Эрвин упрямо повторял: я выживу, – и рвался на поверхность. Тело весило больше быка, больше телеги с камнями. Голова появлялась над водой так редко, что он успевал забыть, как выглядит мир. Открываясь, глаза слепли от солнечного света – и тут же вновь все темнело.
Я выживу, – говорил он, приказывая ногам отталкиваться от воды.
Выживу, увижу сестру. Рывок, вдох.
Выживу и вернусь в Первую Зиму. Рывок, вдох.
Выживу и отомщу. О, боги, почему берег все так же далеко!
Я выживу. Рывок. Я увижу сестру. Я вернусь. Вдох. Я отомщу. Вдох.
Я выживу…
Я выживу…
Потом он увидел лошадей – те стояли шагах в двадцати впереди. Не плыли, а стояли по грудь в воде. Спустя несколько рывков он нащупал стопами дно.
Сперва Эрвин не устоял и снова нырнул, лишь со второй попытки сумел встать на ноги. Побрел к лошадям, отталкиваясь ладонями. Если бы вода не поддерживала тело, он бы рухнул, как подкошенный.
Животные глядели на берег и отчего-то не хотели выходить. Течением их снесло значительно ниже того места, где Эрвин надеялся выбраться, но здешний берег тоже выглядел вполне пологим. Он выступал далеко вглубь русла и образовывал мыс, о который разбивалось течение. Низкий берег покрывала какая-то серая масса – кажется, глина или болотная грязь. Выпачкаюсь по уши, пока выберусь, – равнодушно подумал Эрвин. Хорошо бы полежать на этом грязном берегу несколько часов, прежде чем двигаться куда-то.
– Ну, что же вы замерли? Идем, – сказал он лошадям, беря поводья. – Мы спасены. Все худшее осталось за Рекой!
Пегая кобыла всхрапнула, Дождь испуганно отпрянул.
– Вы не хотите на берег? Почему?..
Он присмотрелся и понял, почему.
Волосы зашевелились на голове. Эрвин окаменел от ужаса.
Серое вещество на берегу не было ни глиной, ни грязью. Мыс покрывал ковер из раздувшихся, гниющих человеческих тел.
Он хотел отвести взгляд, но не мог. Хотел броситься бежать или плыть – не мог и этого. Стоял и смотрел. Там были синие распухшие утопленники, были трупы, наполовину изглоданные волками и стервятниками, были скелеты в лохмотьях. Черепа с дырявыми глазницами, оскаленные безгубые челюсти. Конечности. Огромные вздутые животы. Жижа. Гниль. Мухи.
