Вениамин Яковлев - Дневники Трюса
Не наш человек - это, к вашему сведению, приговор, равносильный пожизненной ссылке. Мысли Тота, тоталитарные слои, терпят только своих и отличают их по нюху, как дворовых собак. Своим пахнет, значит, от одного котла кормимся (похоть-блат-скопидомство-скудоумство и магазин "Во Имя Живота", где он свой человек к 40 годам).
Поняли, к чему сводилась медицина на Сан Йохо? - кровь и пот. Кровопускание и плач - лучшая гигиена от психической заразы.
Дивная практика на Йохо: платили не за напечатанные, а за сожженные рукописи!!!
- Скажите, ссуженая в вечности, есть ли я?
- Есть, лишь поскольку желаю не быть. На небесах Рене (Декарт) проповедует такими формулами. Смертный имеет право вопрошать: сколько мне ещё не жить осталось? - Вам ещё долго не жить, а мне ещё жить и жить... и встретимся мы не скоро, любимый в вечности. Когда моя пора придет расставаться с Лоном, а вас потянет без вести пропасть, и приведут сюда. Встретимся на полпути. Отель лагеря для Перемещенных Лиц, 135 Флит стрит-квит-брит... - Ой, у меня голова болит, я три ночи не спала. Пока.
Мне давно представляется наша планета маленькой точкой. Под табличкой "Лобное место".
Кончился цикл, испарились духи... Пришел ангел, равнодушно сменил табличку на "Мокрое место"...
Какое преимущество не жить здесь! Мы, стрельцы, можем рассчитывать максимум на отсрочку да помилование батюшки-императора небес.
- Бог небо, спаси мою корону, - взывали к Навуходоносору древние. - Спаси и мою панамку, Бог Небо!
Мы скучились на пятачке Голгофного места, а люди неба толпятся вокруг: сострадают, болеют, слезы льют... О как хорошо затеряться в любопытствующей толпе, как хорошо не быть актером-висельником!..
Надо ещё доказать другим, что ты человек (т.е. сострадателен, с душой). Тело - блестящий слепок для отвода глаз: почем знать, не вурдалак ли ты? не призрак? не от брака ли вонючки сорной с кармою вздорной где-нибудь по-над-уборной? Кому-то придется отказать в человеческой ипостаси. Они распадутся - их нет и не было. Я думаю: таков всякий, в ком нет милосердия.
Засушенные динозавры. О прошлом судят по фактам, вместо памяти, а о настоящем по статусу, а не по живому лицу.
Легко освободиться от остатусованного видения вещей и человеческой психеи. Кто в наш век верит в адекватность социального положения истинной ступеньке человека? Однако характер - тот же статус, статус - невидимая статуя души: надо течь, не держать статуй в невидимых садах, быть текучим.
Вода, вода, вода, водоемы памяти меня относят к Тебе, Господи...
Связный роман позорен в наше время, когда порвалась всяческая связь: с природой, с Богом, с бывшим и с собственной психеей, висящей на волоске. По нашим временам - проступы: стайка слов пронеслась - и ушла в поднебесье.
Однажды (анекдот посеребренной воды), однажды Трюс встретил поэта Пустырника в поселке Недоделкино, где у Пустырника была постоянная прописка в зодиаке - зоне Дубль Ц.
- Простите, какое у нас сегодня тысячелетье на дворе? - Трюс начал, ненавидя. Пустырник игнорировал и шел.
- Простите, а который час? Я старший помощник младшего дворника; теперь вы вправе, как европейская знаменитость, человеку благородному, отрекомендованному, сказать, который час.
- Кто из нас поэт, вы или я?! - в бешенстве привел ржавую машину в действие Пустырник.
- Я!!! - крикнул Трюс и выбросил в астральную помойку половину стихов Пустырника.
Наверное, самое непростительное качество так называемого духа практичность.
- Тов. Матерщиннер, академик Матерщинников, - обращался к только что вытащенному из круговорота научной мысли директор тюрьмы. - Пожалуйста, возьмите под свой надзор эту козявку Трюса. Совсем парню делать нечего. Как куда? Ну хотя бы в отдел научного мата.
- Что вы умеете? - первым делом спросил растерягу-Трюса академик Матерщиннер: - Вы умеете развлекать дам? Так, не умеете. Вы умеете писать стихи научным матом? Не умеете. Что же вы умеете? У вас голова или вывернутый наизнанку унитаз? Ирочка, уколи его в позвоночник. Начальник тюрьмы просил меня устроить вас по блату...
О еврейская интонация, еврейский волосатый эллиптически-структурный животик! Я погружаюсь в тепло еврейской речи, как в теплый коровий навоз... домой от технократов.
Даже пятки Трюса вопрошали: сколько, сколько же ещё, Господи, мне ждать?
- Жить, ничего не ждать - не жить.
- Сколько! Я не хиромант, Трюс, я обычный физиогномист. (Энн оказался опять в кольце психиатра) - Мсье змея подколодная, не кусайте меня в пятку, у меня ноги болят, по лицу видно, сколько вам не жить осталось, т.е. сколько вы ещё, милая Джульетта, будете в летаргическом сне. Какие у вас тропы заметенные, лисьи. Вы, должно быть, мастер по части кражи мыслей - кур из заспанных сараев? До вас не добраться, ищешь дна, - и проваливается рука, и тело с ней вместе.
И в самом деле, вопрос сколько жить осталось, написанный на лицах людей, бодрствующих смертных, следует признать, читатель, риторическим. И отчасти праздным.
Фиксация на конкретном, бытописательство сужает перспективу, слепнешь, становишься близоруким. Тогда как задача мыслей - умножать зрение вдаль.
Поэзия пастернаковской традиции - сущая химера. От всех этих кабинетных образов только набивается пыль в глаза.
Материалисты хотят "правды" и думают, что вся правда мира зарыта в земляных червях.
Смысл истории постигается не в фактах через хрестоматии и учебники, а в лицах, духовно. Но лица перелицовываются. Не успеет остыть факт, как перелицевалось лицо, свершившее его. И, таким образом, обращаясь с фактами, имеем дело с застывшей маской, засушенной маскировкой.
Но в тонком мире видится всё и запечатляется - духовная память фиксирует все события. Научные факты закрывают нам информацию откровения, а только через нее можно постичь мир, приблизиться к пониманию мира.
Литература прошлого построена на рабской зависимости от предмета. Бытописательство имело тайной целью сделать ум слепым, узколобым.
От чтения поэтов лишь ухудшается зрение - близорукая растерянность и фокусирование внимания на "реальности" близлежащего: погружаешься в домашнюю бытовую теплично-дождевую среду, в утробу. Еврейская интонация и интонация поэтическая - как они сродни, не оттого ли мандельштамо-пастернаковская Москва ходит слушать кантора в синагогу да "Господи помилуй" к раскольникам?..
В своем тайном трактате о тантре мадам Помпа писала: "Все мужчины - дети, особенно в постели. Любовное ложе удивительно напоминает человеку утробу матери, и практичная женщина знает, как извлечь пользу из такой лже-идентификации. Если вы хотите сделать мужчину эмбрионом, уложите его в постель".
В день Святой Беспричастности Миру Трюс, или Энн, получил через тетю Нюру записку от Блудоватого: "Прошу быть завтра в деканате Инквизиторской в 16.00. Ваш проф. Доконаев".
