Вениамин Яковлев - Дневники Трюса
Обзор книги Вениамин Яковлев - Дневники Трюса
Яковлев Вениамин
Дневники Трюса
Вениамин Яковлев
Дневники Трюса
Однажды один недалёкий инопланетянин спутал круги, по которым ему следовало вращаться согласно закону Кармы, и оказался на планете Мезо-Зойя. Пока пришвартовывался к земле его корабль, будущему человеку являлись мерцающие в воздухе таблички: "парфюмерная", "дворовая", "сортирная-сортировочная", "инквизиторская". "Я, наверное, попался, и здесь сделают из меня котлету в сортирной-сортировочной..." Тонкая душа был инопланетянин, светлая ему память.
Приземлился - никого. "А... я забыл включить клапан плоти". Дух воплотился и... буква Бога "Й"-краткая... Его подхватили за руки и в такси, и в карцер, а оттуда в тюрьму.
"Пахнет не так", - решил местный медик. Фамилии у медика не было, потому что он был никому не нужен, а только делал клистиры и уколы и для вида выслушивал людей.
"Земля - на ремонте. Осадное положение. Комендантский час. Тюремный режим. Снимай портки и быстро в сортировочную!" - командовал инспектор Гнутый. "Там тебя опишут-запишут-пригвоздят, куда следует приметят и поместят... Сиди и молчи, главное, не мешай работать".
Пристала сумасшедшая: "Святой-гений-герой ты мой"... "Эй, парень, иди ноги мой!" - орала банщица в мужском отсеке, неудачная сексуальная подруга кочегара тюрьмы.
Одели-переодели - души не задели. Пришёл местный духовник Йохан Упырь, причастил, освятил, и поместили Энного для начала в самое бренное на свете место, в камеру "дворовая". Людей там было видимо-невидимо, и все воры, хамы, сволочь, бандиты; дрались, матом крыли и побили чуть не до смерти Энного, почуя в нём голубую кровь. Энный было хотел им объяснить на своём плохом тюремном языке, что у него аура голубая, а не кровь, что он хочет быть как все, простым смертным... "А ты кто по матери-то?" - спросил не в бровь, а в глаз Главный Преисподний Володя Барабас. "Пошли его по матушке, нет у него матушки, от духа родился, вурдалаков сучий сын".
Выбросили, короче, сутяжные люди Энного вон из камеры прямо на руки спящей охране.
Так Энн провёл вечность в дворовой.
"Какое счастье, что меня распределили в парфюмерную", - подумал иностранец всему свету белу, когда его одевали в магическую Рубаху и повели к поэтам, богеме, психопатам и буржуа. Но до чего мерзко было в парфюмерной! Запахи лучше, но фальшивые какие-то, смрадные, комодные. Богема сидела вкруг, курила Марию Хуану и пересказывала свои бредовые видения. Каждый там был за себя, от себя, занят собой. "Здесь ещё хуже, чем в Преисподней, в дворовой... Там хоть люди проще, но честней и отзывчивей, а здесь одни поэты, одни гады." "Гады? услышал мысль инородца-выродка Серёжа Осинин. - Пойдём, я тебя пристрелю на дуэли, как паршивую собаку." И Серёжа Осинин, поэт в Исподнем, пристрелил бы Энного как паршивую собаку, если бы по дороге не наткнулся на колючку и не покончил с собой со страху получить столбняк.
У поэтов очень развитое воображение.
Энн вернулся в парфюмерную, содрал с себя Рубаху Магов. "Что ты делаешь! Ты предаёшь закон тюрьмы! Надень рубаху." (А рубаха была специальная: волшебная ночная рубашка. Не то что из вискозы, как сейчас, или с блохами, как раньше. Оденешь - и сны такие мерещатся, нимфы, аполлоны, хороводы, вся эллинская мифология прокрутится в голове от сотворения мира...)
"Мне опротивела ваша рубаха, сидеть и пересказывать бредни друг другу. Я лучше голый." "Прикрылся хотя бы, нет совсем стыда у человека", - ворчала всеобщая любимица буфетчица Камеры Смелых Аня Сквозная. "Прикрылся хотя бы", вторил ей всеобщий любовник Коля. "Хоть бы мужчин постеснялся." "Да вы поглядите, у него и пола нет, он не мужчина... Вон его отсюда!" И - выбросили Энного, ангела-андрогина прямо охранникам на спящие животы. Так кончилась вторая вечность Энного на земле. И начался последний круг его в инквизиторской.
Ползи, душа, от сортира к камину, от толпы к поэтам, а от поэтов к святым. Нет иного пути на земле. Конечная остановка - станция Голгофа. С собой взять крест, плавки и вора, чтобы было не скучно висеть.
Дворовая-парфюмерная-инквизиторская, и опять: дворовая-парфюмерная-инквизиторская - бредилось Энну в периоды блаженного отдыха между воплощениями, когда он мог читать газету в одиноком комфортабельном сортире. Тоска, никаких новостей - надо съездить навестить друзей - и опять сдуру воплощался.
Всё тянула его земля-крыса, всё чем-то гипнотизировала адская женщина. А потом ждала у забора с новым любовником, а у любовника - топор за пазухой.
- Я себе палец иголкой наколола. - Сестра Пигмалион превратилась в статую. - Я себе палец наколола!
- Инквизиторская работает с 9 до 9. - Как, 24 часа в сутки? - Нет, между сутками. - А...
Сказывалось отсутствие элементарного образования у мистера Соло инопланетянина-первопроходца. Не в ладах был с арифмометрами, Царствие ему небесное, превосходительство его.
Что же было в инквизиторской? А как обычно: сверло, нож, лупа (гнать микробов с кожи), щипцы, дыба, огонь - жгли пятки, пытали: "Кто такой, в какого вора веришь, в Кающегося на кресте или Кощунствующего?" - "Я верю в Христа Спасителя". И опять пытали: "В какого вора веришь?.." Сирая голгофа пустела к ночи. Марина Магдалина-Цветаева приносила мандарины (такая у гениев скотская доля, и порой они помогают друг другу; не Богема, а настоящий дар). Это, конечно, не рубашка с нимфами. Одели Энному смирительную рубаху, пригвоздили к стене, прибили крестом: "Виси, пока не снимем, и когда снимем всё равно виси. Будешь висеть, пока не выбьем из тебя гордыню, пока не признаешь, что вор, как всяк человек".
В дворовой - просто дурно пахло, как на всяком дворе. В парфюмерной брили бороды да мозги чистили. Там были разные удивительные лаборатории - о них будет потом подробная речь; в инквизиторской куда-то готовили, а потом стоп-кнопка, и опять пошла писать машина (дворовая, парфюмерная, инквизиторская; инквизиторская, дворовая, парфюмерная...)
"Сортир не занимать больше, чем положено!" - кричал надзиратель Гнутый, то ли туда, то ли своим подопечным, слишком любителям государственных новостей (а мудрый руководитель тюрьмы разрешал читать газеты исключительно в уборной). Поэты ходили в свою - артистическую уборную, которая была почище, и там была, помимо "Правды", "Дэйли Вельд", "Файненшл Таймс", и самая популярная в галактике газета - "Тоска Вселенская".
"Проходной двор", - сетовал N. "Конечно, проходной двор; вся земля проходной двор между адом и небом. Давай ползи в инквизиторскую на карачках, а то выкину отсюда", - зло выкаблучивалась, музицировала Аня Сквозная; ей было главное в человеке - человек, в мужчине - мужчина. И поддала Энному пинком в зад, чтобы не забывался.
Что же дальше было? Не кончать же роман на 4 странице, хотя бы написал такой роман: сортировочная - дворовая - сортировочная - сортирная парфюмерная - инквизиторская - камера смертников - всё. И это был бы самый полный на свете роман. Полное собрание сочинений всех миров и времён.