Юрий Сафронов - Внуки наших внуков
- Подойдите, оцените труд художника, - сказал Виктор.
Я взглянул на холст: там уже был готов мой портрет, написанный масляными красками. Изображение повторяло оригинал с поразительной скрупулезностью: каждую морщинку, каждый волосок на лице. Только глаза были смазаны и получились несколько тускло.
- Вы моргали, - сказал Виктор. - Ничего не поделаешь, полчаса, не мигая, никакой человек не просидит.
- Да, глаза получились хуже. Зато остальное - точная копия, - сказал я. - Ваш прибор - настоящий художник, надо только подбирать ему подходящую натуру.
- Художник, говорите? - вдруг вмешалась в разговор Елена Николаевна. А ну-ка, Виктор, дайте мне лист бумаги и карандаш.
Она села, взяла бумагу и карандаш и, изредка поглядывая на меня, за пять минут набросала мой портрет и подала нам.
- Ну как, теперь видите разницу между машиной и человеком?
Я взглянул и сразу понял, что хотела этим сказать Елена Николаевна. Машина и она рисовали портрет одного человека, но как различны получились изображения! И совсем не потому, что одно было написано масляными красками, а другое карандашом. В наброске не было такой точности в деталях, как на холсте, он был несколько схематичен, сделан крупными штрихами, в довольно резкой манере, но тем не менее я на нем был более похож на себя, чем на холсте. Елена Николаевна сумела очень тонко схватить характерное выражение моего лица, мою манеру поджимать нижнюю губу и слегка хмурить брови, а на холсте это совершенно терялось во множестве совершенно лишних деталей. Да, человек не просто копирует, он мыслит, отбирает и передает не только предмет, но и свое впечатление от предмета. Он творит.
- А вы, оказывается, прекрасно рисуете, - обратился я к Елене Николаевне.
- О, Елена Николаевна - превосходный график, - сказал Виктор Платонов. - Вышло несколько книг с ее иллюстрациями.
Несмотря на то, что прибор Виктора действительно не был художником, он отлично отвечал своему назначению копииста, и я заинтересовался им и с того вечера принялся помогать Виктору.
Незаметно прошло еще полтора месяца. Я окончательно привык к новому миру, к новому укладу жизни, научился обращаться с новой техникой и перестал, наконец, походить на любопытного ребенка, приехавшего из глухой деревни в большой индустриальный город. Привык я и к смешанному языку, на котором объяснялись мои новые друзья, и, уже не замечая, сам вставлял в свою речь слова и фразы не только на английском языке, который я знал раньше, но и на других языках.
После неудачного опыта в подземной лаборатории вся наша дальнейшая работа зависела от результатов расчета четвертой пульсации. Нам важно было выяснить, совпадут или нет экспериментальные данные с теоретическими. Расчеты производил Чжу Фанши в Филадельфии, где только что установили новую вычислительную машину. Мы с нетерпением ждали от него сообщений.
Но Чжу Фанши что-то тянул, хотя, по нашим подсчетам, результат уже давно должен был быть готов. И вот, наконец, на столе Елены Николаевны зазвонил телефон. На экране появилось лицо Чжу Фанши.
- Наконец-то, Чжу! Говорите скорее, что там у вас получилось? заторопила его Елена Николаевна.
Чжу Фанши чуть улыбнулся и, немного коверкая русский язык, сказал:
- Здравствуйте, Елена Николаевна! Как у вас дела?
- Все по-старому. Здравствуйте! Что у вас сегодня за невыносимая вежливость?
- Нет, Елена Николаевна, я всегда такой.
- Чжу! - взмолилась Елена Николаевна. - Ради бога, говорите, получили результат? Кончили считать?
Чжу Фанши ответил не сразу:
- Считать мы кончили. Машина замечательная. Работает как молния. Очень хорошая машина.
- Ну, а результаты?
- Сейчас покажу.
Он поднес к экрану лист бумаги, на котором была проведена кривая, напоминавшая очертания зубьев пилы. Каждый следующий зуб был больше предыдущего. Это были пульсации микросолнца. Четвертый зуб, изображавший долгожданную пульсацию, был нанесен только наполовину: у него не хватало острия. Здесь кривая пульсаций делала несколько зигзагов и обрывалась.
- Ничего не понимаю. Вы же говорили, что кончили считать. Где же конец четвертой пульсации? Да что же вы молчите? Чжу! Что с вами сегодня?
- Елена Николаевна, - медленно проговорил Чжу Фанши, - я установил, что расчетным путем четвертую пульсацию микросолнца получить нельзя.
- Как так?
- При расчетах четвертой пульсации получается математическая неопределенность типа ноль, деленный на ноль...
- А вы не пробовали раскрыть эту неопределенность?
- Пробовал, вместе с математиками здешнего института. Ничего не получается.
- Что же теперь делать? А может быть, машина неисправна? Вы проверяли расчеты?
- Конечно; Три раза. Расчеты совпадают цифра в цифру.
- Что же вы предлагаете, Чжу?
- Давайте подумаем вместе, - предложил Чжу Фанши. - Можем ли мы в ближайшее время повторить опыт в подземной лаборатории?
- Нет, - решительно возразила Елена Николаевна. - На это потребуется год, а может быть, и больше. Кто знает, с какими еще трудностями можем мы встретиться на этом пути...
- Значит, экспериментальный путь отпадает, - подытожил Чжу Фанши. Теперь о теории. Здесь я скажу. Трудность чисто математического характера. Детерминант нашей сложной системы весьма близок к нулю. С такими системами очень неприятно иметь дело. От них всегда можно ожидать разных фокусов. А обойти трудности пока не удалось ни мне, ни тем специалистам-математикам, с которыми я советовался.
- Следовательно, вы считаете... - начала Елена Николаевна.
- Я считаю, - перебил ее Чжу Фанши, - что и на этот теоретический метод исследования нельзя делать ставку в нашей дальнейшей работе.
После его слов наступила долгая пауза. Все с надеждой смотрели на Елену Николаевну, ожидая ее решения.
- Теперь я понимаю и даже до некоторой степени оправдываю уход Джемса Конта из нашей лаборатории, - задумчиво сказала она. - Все мы знали об этих трудностях, но верили, что их удастся обойти. И вот мы зашли в тупик как в экспериментальных, так и в теоретических исследованиях. Другого пути, кроме проведения испытания настоящего микросолнца, я не вижу.
- Правильно, - поддержал ее Чжу Фанши. - Надо создавать настоящее микросолнце и проводить его испытания.
- Да, но для этого потребуется специальное разрешение президиума Всемирной академии наук, так как наш опыт будет чрезвычайно опасным.
- Надо убедить президиум дать такое разрешение, - сказал Виктор Платонов.
- Ну, а если президиум откажет?
- Попробуем еще раз провести теоретический анализ, обратимся ко всем математикам мира за помощью и будем просить разрешения на опытный взрыв! горячо отозвался Чжу Фанши.
