Александр Щёголев - Львиная охота
Я, конечно, расписался в графе «ознакомлен», не стал капризничать. После чего вернулся к окошку. Там уже стоял посетитель, брезгливо обмахиваясь точно такой же подписанной грамотой. Он проворчал, легко распознав во мне товарища по несчастью:
— Они тут сумасшедшие.
— Я обратил внимание, — нейтрально сказал я.
— Ввели свои деньги, — воодушевился он. — Какого черта? Вот раньше, до заварушки — плати, чем хочешь. Вы бывали здесь раньше? Хоть драхмами плати, хоть крузадо. Райское было местечко. Но теперь мне выбирать не приходится, полиартрит совсем замучил, засыпаю, вы не поверите, только с излучателем в люстре. А здесь, говорят, просто чудеса творятся. Ни одного чуда, правда, я пока не видел, если не считать того, что доллары наши им почему-то не нравятся…
— Рубли тоже, — вставил я.
Он изменился в лице.
— Вы русский?
— Если в роддоме не наврали.
Он отвернулся.
— Кругом русские, куда ни плюнь, — сказал он как бы сам себе, но так, чтобы все услышали. — Что ж они всюду лезут? Уже превратили свой Верховный Совет во Вселенский, и опять мало. Мир спасают, просто мания какая-то, от них бы кто спас. Такое место изгадили… — Он сунулся головой в окошко и спросил у операторши: — Вы не обидитесь, мэм? Я пережду где-нибудь в уголке, пока помещение не очистится от свиней.
Некоторое время этот несчастный, переполненный злостью человек пребывал в сладком ожидании ответных чувств с моей стороны. Когда он удалился, со скрипом волоча свои плохо гнущиеся мощи, я обратился к барышне по ту сторону стекла:
— Просветите новичка, добрая фея. Почему на улицах нельзя расплачиваться долларами или рублями, если в ваших магических правилах нет на это запрета?
— Пожалуйста, расплачивайтесь, — ослепили меня улыбкой. — Если кто-то согласится, никаких проблем. Ваш паспорт и гостевую карту, пожалуйста…
Если кто-то согласится, мысленно повторил я. Поистине, их Национальный Банк сотворил чудо, и не видно ни одного разумного объяснения, каким образом это сделано. Правильно подметил мой разговорчивый русофоб: здешние финансы нынче — совсем не то убожество, которое было раньше. И во главе всего — Стас-Бляха, служивший когда-то простым бухгалтером при Академии. Встретиться бы нам, озабоченно подумал я. Не упустить бы случай, а то когда еще занесет меня на эту благословенную землю, изгаженную вездесущими русскими волонтерами…
Формальности не отняли много времени. У кассира народ уже рассосался, и я сменил одно окошко на другое. Девчушка, только что отошедшая от кассы, бегом торопилась к выходу, открыто целуя зажатую в пальцах купюру.
— У детей тихий час, — отчетливо произнес кто-то.
Очевидно, это было весьма остроумно, потому что компания из трех молодых людей (два парня и девушка), вошедшая в банк со стороны площади, хором засмеялась, дав бегунье дорогу.
— Смотри под ноги, хрустяшка! — послали ей вслед.
— Совсем стыда не осталось, — сердито сказал пожилой охранник, прогуливающийся вдоль стоек. — Хрусташи, отбросы помойные. Скоро начнут прямо под дверями укладываться.
Я быстро получил свою порцию денежных знаков и сунул пачку в карман, не пересчитывая. В этот момент телефон запищал у меня в ухе.
Звонил Вивьен Дрда.
— Подожди, мичман, — сказал я ему. — Сейчас на улицу выйду…
Возле охранника я ненадолго притормозил.
— У вас что, не получается? — спросил я со значением.
Тот вдруг застыл. Не найдя, что ответить, он нервно сморгнул; тогда я предположил сочувственно:
— Может, не так питаетесь?.. Да не с тобой я говорю, мичман, спокойно.
Не люблю, когда детей обижают, есть у меня такое уязвимое место. Собственными детьми за полвека не обзавелся, оттого, наверно, и переживаю за чужих. Я пошел себе дальше — к солнцу, к пальмам, к открытому настежь городу, — а задетый мною старый дурак послал мне в спину с неожиданной тоской:
— Не говорите ерунду! Ну причем здесь питание-то?
Двери вывели меня, по счастью, с противоположной от площади стороны, подальше от скамейки с голым Жиловым. Здесь было море — наконец-то я его увидел. Город спускался к морю широкими террасами, лежал под ногами, как макет, и казалось, достаточно шагнуть, чтобы раздавить гигантской сандалией этот игрушечный мир. Отель стоял в изумительно красивом месте, как раз на границе равнинной и прибрежной частей… Оказавшись снаружи, вне зоны действия любопытных ушей, я сказал Вивьену напрямик:
— У меня алиби, имей в виду. В момент нападения на камеры хранения я гулял с тобой по проспекту Ленина.
— Остришь, — неодобрительно сказал полицейский начальник. — Рад за тебя. Bleskovy hovor, Maks.[6]
— Samó pozornost.[7]
— Забыл ты язык, ай-ай-ай. Тебе знакомо имя Рэй?
— Кто это?
— Значит, опять я напрасно на тебя понадеялся… Странная история, системотехник. Мне передали анкету. Ту, которую при въезде в страну заполняют, помнишь? Она пришла не совсем обычным путем, ее подбросили. Украли где-то бланк строгой отчетности… но это не важно. Там было написано имя: Рэй. В графе «профессия» значилось: шпион Службы Контроля, а цель приезда указана следующая: перестать лгать. И приписка: «Надо с чего-то начинать, не так ли, агент Жилов?» Про агента Жилова — это не мои слова, это было в анкете.
— В вашей уютной стране есть сумасшедшие, — сдержанно отозвался я. — Ты не замечал? Почему-то их особенно много среди поклонников литератора Жилова. Не знаю, что тебе ответить, Виви. У тебя в городе такие дела творятся, а ты, по-моему, из-за явной шалости переполох поднял.
Я не знал, что ответить, поскольку имя Рэй и вправду было мне знакомо. Если, конечно, речь шла о том человеке, о котором я подумал. Начальник полиции помолчал.
— Никаких «дел» у меня больше нет, — устало сообщил он. — Раскрою тебе служебную тайну, Макс. Из упавшего в бухту вертолета мы вытащили кое-какие документы, но даже не успели их восстановить. Матка подсуетилась, дело опечатано и увезено представителями Управления внутренних расследований. Зеленые галстуки все изъяли, подчистую. Так что шалость с анкетой не кажется мне смешной и, тем более, случайной. И вот еще что…
Дрда был очень зол. Не мог просто взять и утереться.
— Знаешь, что означает буква «L» на борту? — сменил он тему.
— «Light Forces», — сказал я. — Их татуировочка.
— Я думал, это легенды.
— Может, провокация? — спросил я с сомнением. — Кто-то привидением наряжается, чтоб вы все «мама» закричали.
— «Мама» закричали… — сказал он. — Сразу видно, что ты писатель.
