Юрий Никитин - Имаго
Лютовой поморщился, словно ему напомнили о бездействии патриотических организаций, заговорил, сразу накаляясь, как о наболевшем:
– Кто спорит, кто спорит? Да, у ислама больше моральных ценностей, чем у так называемой западной цивилизации!.. Но дело в том, что моя Россия – тоже часть западного мира! Хрен с ними, Юсой и ее сворой – пусть бы ислам их перемолол в порошок, я бы только поаплодировал. Но для ислама нет разницы: Юса, Россия или Китай. Потому я вместе с западным миром и буду бить этих гадов!.. Да, гадов. Мне ислам не подходит, ибо у них моральный уровень в прямой зависимости от степени экстремизма. Самый низкий – у «светского ислама» по-турецки, самый высокий – у ваххабитов и талибов, а для меня исключается учение или вера, что обрубают мне доступ в Интернет!.. И даже к телевизору!
Майданов повернулся ко мне:
– А вы как к исламу, Бравлин?
Я развел руками:
– Увы, сказать нечего. У западного мира – наука и технический прогресс, но моральная деградация, у исламского мира… скажем, все наоборот.
– И что выбираете?
Я покачал головой:
– Ничего.
– Э, нет, – ответил Лютовой. – В этой драке на всем земном шаре не найти мудрому пескарику места, чтобы отсидеться! Даже Китаю, думаю, достанется, хотя он, если честно, выбрал себе самую удобную нишу, вы заметили?.. Запад и Восток дерутся, а Китай неспешно набирает левелы, пойнты, собирает бонусы…
– Да-да, – сказал я поспешно, – Китай – это…
Разговор благополучно перетек на Китай, вспомнили с десяток анекдотов, где обыгрывается численность китайцев, поязвили про их менталитет, я подбрасывал дровишки в огонь, время от времени подливал керосинчику, только бы не вернулись к теме Востока и Запада. На самом же деле есть и такой дикий вариант, когда от Запада взять науку и технический прогресс, а от ислама – моральный дух, которого так недостает Западу. Увы, это лишь мечта, она разбивается не только о нежелание Востока и Запада конвергироваться, но и о саму суть фундаментализма… да и о твердолобость западников, не желающих поступаться своими «завоеваниями культуры» в сфере совокупления с животными и швыряния тортами.
А о третьем пути заявлять еще рано. Все, что не уложено в твердые чеканные постулаты, подвергается осмеянию. Правда, даже твердые и чеканные тоже забрасывают какашками, высмеивают, улюлюкают, но все же легче стоять под этим градом, когда есть что сказать, когда не мямлишь, на ходу формулируя новое учение… веру… религию?
И вдруг Шершень сказал совершенно серьезно:
– А вы не предполагаете, что именно в России и появится нечто… нечто, которое изменит это нелепое равновесие? То самое, когда на одной чаше весов – техническая мощь, на другой – духовное превосходство?
Глава 7
Я поперхнулся чаем. Кроме того, что Шершень – спец по насекомым, он еще и человек, которого… не любили. Уважали, ценили, но не любили. Он, обладая живым умом и немалыми знаниями в самых неожиданных областях, не обладал необходимым для уживаемости тактом где-то смолчать, на что-то не указывать пальцем. Так что его ценить ценили, но сторонились. Все предпочитаем жить в обществе милых приятных человеков, пусть не шибко умных, это дело десятое, но обязательно – милых и приятных, какие в массе своей общечеловеки «а ля Юса», как, например, наш милейший Майданов. От Шершня обязательно ждали пакости, выпада, язвительного замечания, именно так и поняли сейчас, ибо Майданов сказал с приятной улыбкой:
– Дорогой Павел Геннадиевич, вы всерьез? В России зародится новое учение, что завоюет мир? И поднимет человечество на новую ступень?
Шершень спросил так же серьезно:
– И почему это вас так удивляет?
Лютовой отмахнулся.
– Меня, к примеру, не удивляет, а возмущает.
– Почему?
– Потому что дурь.
– А почему дурь?
– А потому, – ответил Лютовой сварливо. – Гранаты надо брать, юсовцев мочить!.. Зубами их грызть, глотки рвать!.. А вы – учение…
– Я не сказал, – возразил Шершень, – что именно учение. Я сказал «нечто». Может быть, это обретет форму веры или религии?.. Или чего-то еще, вроде Морального Кодекса Строителя Коммунизма, но привлекающего многих?
Майданов всплеснул руками.
– Как вы можете говорить такие ужасные вещи? Мочить, зубами, глотки… Юсовцы… тьфу, американцы, несмотря на все еще встречающиеся у них отдельные недостатки, люди достаточно культурные, вежливые. Им мы обязаны нынешним взлетом куль… ну, пусть цивилизации. Технической, я имею в виду, с этим спорить не будете?
Лютовой пробасил насмешливо:
– Технической… Это я слышу от духовника! Ну, размышляющего о духовенстве… тоже тьфу, духовности!
– А вы отрицаете роль техники в развитии культуры?
– Ничуть, – ответил Лютовой, и нельзя было по его серьезному виду сказать, шутит он или говорит серьезно, – автоматы Калашникова – прекрасный довод!.. Или граната, заброшенная в окно колабу.
– Фу, как вы можете даже шутить на подобные темы!
Шершень посмотрел на Майданова и молча прихлебывающего чай Лютового очень серьезно, покосился на меня, я молчал и тоже шумно схлебывал горячий чай.
Шершень сказал негромким серьезным голосом:
– А что, вы в самом деле не знаете, где зародилось христианство? Именно в оскорбленной и униженной Иудее, которую тогдашние юсовцы поставили на четыре кости. Были молодые и горячие, что зубами грызли тех юсовцев, глотки рвали, а когда удавалось – поднимали восстания. Алексей Викторович, хочешь быть новым Бар Кохбой?.. Красиво погиб, согласен. Но империю тогдашних юсовцев развалили мыслители, что придумали новое учение. Был ли распят Христос и был ли вообще – мне по фигу. Я вообще считаю, что все это сделал Павел. Главное, что их учение завоевало мир и похоронило тогдашних юсовцев. И в самом деле сделало мир лучше. А Россия сейчас – та же Иудея, которую римляне этого века поставили и со смехом пользуют. И весь мир наблюдает это унижение.
Я склонился над чашкой ниже. Лицо опалило жаром, но по спине помчались крупные мурашки. Он говорит то, что я говорю себе чуть ли не каждый день. Неужели это так назрело?
А Шершень снова коротко взглянул на меня и, словно прочитав мои мысли, продолжил:
– Сейчас вся Россия бьется в судорогах, не зная, как выбраться из этого затяжного кризиса. И масса народу ломает головы в поисках новой национальной идеи, новой теории, новой веры… вообще чего-то, что способно вытащить страну из дерьма.
Мы некоторое время пили чай молча. Лютовой и Майданов хмурились почти одинаково. Майданова устраивает, что Юса нас завоевала, он предпочел бы, чтобы это завоевание было обозначено еще больше, а у Лютового уже есть идея, которой изменять не собирается: Россия превыше всего, и с нами Бог!
