Предсказание дельфинов - Вайтбрехт Вольф

Одновременно с письмом ему и Хельге пришли почётные билеты на пресс-конференцию. Они получили выездные визы в кратчайшие сроки. Но зачем ему так срочно и сразу же явиться в Вену к министру культуры? До сих пор всё шло по плану?

- В связи с этим, — услышал он голос доктора Шёнхаузера, — Федеральное правительство Австрийской Республики решило удовлетворить просьбу, высказанную на брифинге, о предоставлении вам расширенной учебной стажировки первоначально на два года для продолжения вашей работы в Москве. Мне поручено спросить вас, согласны ли вы принять такое предложение. За вами, конечно же, сохранится профессорская должность в Инсбруке, а также ваши пенсионные права

Бертель Хубер сначала онемел. Два года сотрудничества с Амбрасяном, Шварцем и другими! И на этот раз — сугубо официально, в рамках дипломатического соглашения и в новой должности члена-корреспондента Академии! Не было нужды думать об этом, и Хельга бы набросилась на него, если бы он вернулся домой с этой новостью.

Один Петер был печален. - Неужели вам всем не нужен академически образованный носильщик? Что бы я делал здесь без вас? - Ему было плохо, это было очевидно. Но это не помогало, и даже заверения Хельги, что на этот раз он будет писать чаще, чем прежде, – какое это утешение? - Иди туда, я буду рад за тебя – наконец заявил он, но покинул квартиру Хуберов раньше, чем было нужно.

***

Весь вечер раздавались голоса продавцов газет: - Специальный выпуск! Специальный выпуск! - ИНОПЛАНЕТЯНЕ ПОСЕЩАЛИ ЗЕМЛЮ! ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В МОСКВЕ. СПИРАЛЬ С ЛУНЫ, ПОХОЖАЯ НА ЗЕМНУЮ. ИГРА ПРИРОДЫ ИЛИ ВНЕЗЕМНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ? Заголовки красовались широкими полосами на первых полосах, они мелькали на баннерах газет, освещаемых крышами крупных городов, на фасадах вокзалов, соперничая с ослепительно мерцающей неоновой вывеской всех цветов радуги.

У входов в метро и электрички в Берлине свежеотпечатанные листы вырывались из рук продавцов.

Грузовики с громкоговорителями медленно проезжали по улицам, информируя население о времени телетрансляций и первых репортажах с сенсационной пресс-конференции.

В Праге пришлось привлечь полицию, поскольку любопытная толпа просто заполонила небольшие газетные киоски на Вацлавской площади; перед редакциями выстроились очереди, самая длинная из которых была у - Rudé Pravo В Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Амстердаме и Будапеште газеты раскупались мгновенно. Радиостанции по всему миру прерывали свои передачи для передачи специальных репортажей, и многие руководители радио- и телестанций, узнав новости из Москвы, поначалу, возможно, задавались вопросом, не стали ли они жертвой запоздалой первоапрельской шутки.

И всё же заголовки содержали лишь суровую правду. Обе спирали были изображены со всех сторон, рядом с портретами Амбрасяна, Кириленко и Хубера. Теперь мировая общественность была уверена: в космосе есть и другие мыслящие существа. У них есть технологии, они работают с неизвестными материалами, и они побывали там, на Луне, на Земле. Отчёт был подписан международной комиссией учёных, назначенной ООН, которая тщательно исследовала обе спирали в Москве. Случайность природного характера была исключена; обе спирали, должно быть, были изготовлены с использованием точных технологий, обеспечивающих высочайший уровень точности. Их внеземное происхождение было торжественно подтверждено на пресс-конференции.

Никому из журналистов не удалось проникнуть в институт Амбрасяна. Более того, о существовании такого исследовательского центра мало кто знал. На пресс-конференции не было сказано ни слова о странном поведении двух спиралей под воздействием лазера. Были объективно и подробно представлены лишь вещественные доказательства внеземного происхождения обеих находок.

В Москве Хуберов приняли очень тепло. Такое семейное тепло, и как же приятно! Уже после первых минут Хельга почувствовала, что последние месяцы сжались в мимолетный антракт, словно она лишь ненадолго съездила в Инсбрук, чтобы посмотреть, всё ли там ещё осталось: Мария-Терезиен-штрассе, Хольцапфель и церковь Святого Петра, Золотая крыша, горный хребет Карвендель, её книги

и призрачная неоновая вывеска напротив.

Она чувствовала, что общая работа, программа, которую нужно было выполнить, захватили и держали её в плену гораздо сильнее, чем она думала раньше, и что её коллегу Хельгу так тепло приняли не только потому, что она им нравилась и они хотели что-то для неё сделать; нет, они рассчитывали на неё, они нуждались в ней; здесь её знания имели значение, здесь она была не просто женой профессора, как в Инсбруке.

Русская весна близилась к концу, лето было уже не за горами, и Бертель с Хельгой не могли не поразиться, как всего за несколько недель то, что в Австрии набирало силу, пускало почки и цвело целых восемь недель, втиснулось в один сезон цветения. Яблони, вишни, сливы и миндаль зацвели одновременно; сирень в садах и парках с каждым часом всё больше раскрывала свои пурпурно-белые зонтики, а чайки, утки и лебеди резвились на водах Москвы-реки, недавно скованной льдом.

Пресс-конференция со всеми её атрибутами, приёмами, обсуждениями и интервью также утомила Хуберов, поэтому они с радостью приняли приглашение Амбрасяна провести два дня у доктора Шварца на его даче.

Сусанна Амбрасян была энергичной, полной женщиной с густыми чёрными волосами и маленькими, сверкающими искорками в тёмных глазах, когда она смеялась; а она любила смеяться. Она не скрывала, что часто тосковала по горам, по сверкающей белой вершине Арарата, которая издалека смотрела на её землю, по жарким горным долинам, на склонах которых уютно расположились виноградники, наливая сладкий голубой виноград, из которого получалось превосходное вино, в чём Губеры могли убедиться сами.

- Каждое лето мы ездим к моей маме; она живёт недалеко от Еревана, в небольшой горной деревушке — сказала Сусанна.

Амбрасян вставила: - Я пас там коз в детстве. Мне казалось, что я в раю: никаких криков по ночам, всё тихо, умиротворённо

Сусанна продолжила рассказ. - Мой муж, вы, наверное, ещё не знаете, потомок анатолийских армян, бежавших от турецких погромов в Советский Союз после Первой мировой войны и обосновавшихся здесь.

Так он попал в нашу горную деревню, и так мы познакомились в детстве

- А ты учил меня, что нужно мыться каждый день и вовремя ходить в школу, к чему я совершенно не привыкла. Я была как маленький загнанный зверёк, немного развращённая, нет, я знаю, что говорю. Человеком становишься только в человеческом обществе. Если бы не ты, я бы сегодня был кем угодно, но не учёным, а, пожалуй, старым капризным горным пастухом, страдающим ревматизмом

Они чокнулись бокалами крепкого армянского вина. В тот вечер Амбрасян вёл себя иначе. Напряжение последних месяцев действовало ему на нервы. Теперь он казался расслабленным и непринуждённым, напряжение спало.

- Помните, профессор Хубер, — сказал он, поднося бокал к свету, пока тот не засиял, словно рубин, — когда я впервые встретил вас в Москве? Я упомянул, что у меня особые отношения с вашей страной, что я помог освободить её от фашизма. Я был тогда ещё молод, но отчётливо помню то время.

Хубер кивнул, и Амбрасян продолжил: - Тогда вы, должно быть, были ещё ребёнком, возможно, босым пастухом, как и я, только не в горах Армении, а в Австрийских Альпах. Я приехал в Вену молодым младшим лейтенантом. Я участвовал в последних ожесточённых боях на Венгерской равнине и после капитуляции в Вене стал переводчиком при военной администрации. Тогда, конечно, я говорил гораздо лучше, чем сейчас; ещё в школе я питал пристрастие к немецкому.

И знаете, что меня больше всего потрясло в Вене? То, что никто не имел никакого отношения к нацистам. Мне казалось, что каждый, кого я встречал или с кем приходилось вести переговоры, хотел возмущённо воскликнуть: - Гитлер? Никогда о нём не слышал. Австриец? Совершенно невозможно Знаю, это преувеличение, но именно так я себя тогда чувствовал. Все казались мне трусами и подхалимами.